Трудное счастье - Спенсер Лавирль - Страница 7

• Предыдущая
• 7/78
• Следующая

Оглянувшись, Моника посмотрела на него.

— Но ты никогда не рассказывал ей?

Том помолчал, борясь с чувством вины, прежде чем хрипло ответить:

— Н-нет.

Их взгляды встретились, ее — спокойный, его — взволнованный.

— А семейная жизнь оказалась прочной?

Гарднер медленно кивнул.

— Восемнадцать лет, и каждый год лучше предыдущего. Я очень люблю ее.

— А ребенок, которого она ожидала?

— Робби. В выпускном классе моей школы.

Вся гамма чувств отразилась на лице Моники, прежде чем она прошептала:

— Мальчик.

— Да. Мальчик. — Том поднялся с коробки и перешел в другой угол комнаты. — Они сейчас оба на футбольном поле. И Клэр… Клэр преподает английский для поступающих в университет, а твой сын — то есть наш сын — собирается у нее учиться.

— Боже мой! — Впервые за время разговора Моника словно ослабела.

— У нас с Клэр есть еще дочка, Челси. Она на два года младше. У нас очень счастливая семья. — Остановившись на секунду, он продолжал: — В ваших документах не значится имя твоего мужа, значит, ты не замужем?

— Нет.

— И никогда не была?

— Нет.

— А что Кент думает о своем отце?

— Я рассказала ему правду, что познакомилась с одним парнем на вечеринке, и у нас была связь, но я никогда не собиралась замуж. Том, я сделала для сына все. Я получила квалификацию и обеспечила его всем, что только может потребоваться ребенку.

— Я вижу.

— Мне не нужен был муж. Я не хотела иметь мужа.

— Извини, что я так поступил с тобой, обидел тебя.

— Я не обижена.

— Ты говоришь с обидой. И действуешь, как обиженная.

— Оставь все эти измышления при себе! — взорвалась она. — Ты ничего обо мне не знаешь, и меня не знаешь. Я добиваюсь всего собственными силами, и мне ничего больше не нужно. Только Кент. Я очень много работаю и занимаюсь своими материнскими обязанностями, и нам прекрасно живется вдвоем.

— Извини. Я вовсе не собирался тебя критиковать, и поверь, при моей профессии я ни за что не стал бы укорять того, кто в одиночестве воспитывает ребенка и кто сам выбрал для себя такую жизнь. Тем более что тебе удалось вырастить прекрасного парня. Я так часто сталкиваюсь с бессмысленным семейным существованием, когда родители живут вместе только ради детей. Эти ребята каждый день бывают в моем кабинете, их кураторы, и полиция, и я — мы все пытаемся перевоспитать их, чаще всего безуспешно. Если тебе показалось, что я недоволен тем, как ты вырастила сына, то извини. Он… — Том потер шею, припоминая то немногое, что знал о Кенте Аренсе, потом посмотрел на Монику и взмахнул рукой. — Он — мечта каждого учителя. Хорошие отметки, цель в жизни, планы получить высшее образование, широкий круг интересов, думаю, что любые родители мечтали бы о таком сыне.

— Да, это так.

Том все еще стоял у одной груды коробок, а Моника — у другой. По мере продолжения беседы ее антипатия к нему постепенно исчезала, но они оба все еще ощущали скованность.

— Он ходил в католическую начальную школу.

— Католическую, — повторил Гарднер, касаясь груди, как будто хотел поправить галстук.

— Это дало ему крепкую базу с самого начала.

— Да… да, конечно.

— Занятия спортом тоже помогли… а школа в Остине — она на очень хорошем счету.

Том посмотрел на Монику, понимая, что та словно бы защищается, не имея для этого никаких причин. И хотя возникший в его голосе вопрос напрямую относился к делу, он поколебался немного, прежде чем спросил:

— У Кента есть дедушка с бабушкой?

— Был только дед, мой отец, но он умер девять лет назад, а поскольку жил он здесь, в Миннесоте, Кент не очень хорошо его знал. Почему ты спрашиваешь?

— Мой отец еще жив. Он живет менее чем в десяти милях отсюда.

Секундное молчание, потом:

— А, понятно… — Не сводя с него глаз, она спросила: — А дяди и тети?

— Есть и дядя, и тетя, и трое их детей. А с твоей стороны?

— У меня здесь сестра, но Кент едва ее знает. Моя семья не очень обрадовались известию, что у меня будет внебрачный ребенок, которого я намерена сама воспитать.

Напряжение все еще витало в воздухе. Том чувствовал боль, охватившую его спину и плечи. Он вернулся в гостиную, устало опустился на стул, положив руку на полированную поверхность стола. Моника осталась на месте. Они оба молчали, замкнувшись каждый в своем одиноком раздумье. Через некоторое время она тоже, вздохнув, подошла к столу и села.

— Я не знаю, как теперь поступить, — сказала она.

— Я тоже.

Со стороны соседнего строящегося дома доносились звуки плотницких молотков, жужжание пилы, а двое за столом молчали, ища хоть какой-нибудь разумный выход из создавшейся ситуации.

— Я бы предпочла, — сказала Моника, — чтобы все осталось как раньше. Ты ему не нужен… правда, не нужен.

— Я бы тоже не хотел ничего менять, но я все время спрашиваю себя, будет ли это справедливо по отношению к мальчику.

— Да, я знаю.

Снова тишина, а потом вдруг неожиданный всплеск эмоций со стороны Моники, которая, поставив локти на стол, закрыла лицо руками.

— Если бы я только позвонила сначала в вашу школу и все узнала? Но откуда, скажи, откуда я могла знать, что ты здесь работаешь? Я даже не подозревала, что ты собираешься преподавать, не говоря уже о том, что будешь когда-нибудь директором! То есть за те несколько часов, что мы провели вместе, мы ведь не делились фактами своей биографии, верно?

Том со вздохом закрыл глаза и откинулся назад на стуле. Затем он выпрямился, приняв решение.

— Пусть все идет своим чередом. У него сейчас будет много забот, пока он привыкнет к новой школе, заведет новых друзей. Если возникнет такая ситуация, при которой придется все ему рассказать, мы расскажем. А пока я буду делать для него все, что смогу. Добьюсь, чтобы его приняли в футбольную команду, хотя, полагаю, этого и добиваться не придется. Когда придет время поступать в Станфорд, я напишу ему рекомендацию, а что касается стипендии, то она не понадобится. Я намереваюсь заплатить за его высшее образование.

— Ты его не знаешь, Том. Я бы тоже смогла оплатить его обучение, но он не хочет. Ему нужна стипендия, чтобы доказать себе, что он в состоянии ее добиться. Так что пусть пробует.

— Ну, еще есть время обсудить это позже. Но послушай… Если что-нибудь возникнет, какая-нибудь проблема, у тебя, или у него… что бы это ни было, обратись ко мне, ладно? Просто приходи ко мне в кабинет. Родители все время ко мне заходят, так что никто ничего не заподозрит.

— Спасибо, но я не представляю, что бы это могло быть.

— Ну, тогда… — Том положил ладони на стол, словно собираясь рывком подняться, но передумал. Самые различные чувства будоражили его душу. — Я ощущаю такое…

— Что?

— Не знаю.

— Вину?

— Да, и это тоже, но еще — трудно описать — растерянность, что ли. Как будто есть что-то, что я должен сделать, а я не знаю, что. Я сейчас уйду, а потом буду каждый день видеть его в школе и никому не скажу, что он — мой сын? Так я должен поступить? Черт побери, Моника, это наказание! Я понимаю, что заслужил его, но все равно.

— Я не хочу, чтобы он знал. Правда, не хочу.

— Просто чудо, как он до сих пор не догадался. Когда он вошел в мой кабинет и я вблизи рассмотрел его, то наше сходство… Я чуть не свалился со стула!

— У него нет никаких причин подозревать, как бы он догадался?

— Будем надеяться, что ты окажешься права.

Том поднялся, и Моника встала, чтобы проводить его до дверей. Там они остановились в неловком молчании, словно были обязаны обменяться несколькими дружескими словами и сократить дистанцию между собой. Чувство отчужденности казалось им обоим очень странным теперь, когда выяснилось, что их связывает семнадцатилетний сын.

— Значит, ты работаешь инженером.

— Да, в отделе исследований и развития. Сейчас я занята совершенствованием электронной связи для телефонной системы Белл. Пробный экземпляр уже выпускается, и мы будем проводить испытание здесь, на местном заводе. Я доведу проект до конца, до запуска в производство и выхода на рынок.

• Предыдущая
• 7/78
• Следующая