Трудное счастье - Спенсер Лавирль - Страница 31

• Предыдущая
• 31/78
• Следующая

— Слушай, ма. — Он направился к двери. — Я должен уйти ненадолго. Мне надо… не знаю… у меня в голове какая-то каша. Я пойду, ладно? Не беспокойся. Мне очень надо.

— Кент! — Она кинулась за ним, но ой тремя прыжками преодолел ступеньки, и входная дверь уже закрывалась, пропустив его. — Кент! — Моника сбежала по ступенькам и распахнула дверь. — Кент, подожди! Пожалуйста, дорогой, не бери машину! Мы можем еще поговорить… мы можем…

— Мама, возвращайся домой!

— Но, Кент…

— У тебя было восемнадцать лет, чтобы смириться с этим! Дай мне хотя бы несколько часов!

Хлопнула дверца автомобиля, взревел двигатель, и сын слишком быстро развернулся, не вписавшись в поворот, и умчался, оставив на асфальте следы от тин.

Для Тома возвращение домой было полно всех мук ада. Как он расскажет Клэр? Как она это воспримет? Как сообщить все детям? Вдруг они станут думать, что их отец — ничтожество, безнравственный тип? Лжец, который обманул их мать в канун свадьбы и скрывал свою ложь все эти годы?

Вначале он скажет Клэр — она заслужила, чтобы узнать все первой, — а потом уже они все четверо, с детьми, будут участвовать в тяжелой сцене, которая наверняка последует. Клэр имеет право услышать обо всем наедине с ним, может быть, ударить его, или обозвать, кричать и плакать, выразить свои чувства любым способом, и чтобы дети не видели и не слышали этого.

Когда Том приехал домой, дети убирали в своих комнатах и где-то наверху гудел пылесос. Клэр он обнаружил, когда она, стоя на четвереньках, протирала нижнюю полку комода. Какой же беззащитной она казалась, и ничего не подозревающей, и считающей, что они уже все выяснили и простили друг друга, занимаясь любовью. Ничего она не знает.

Он присел на корточки позади нее, думая о том, какую боль ему придется сейчас ей причинить.

— Клэр?

Она резко выпрямилась и ударилась головой.

— Ой, черт. — Потирая ушибленное место и скривившись, она опустилась на ковер.

— Прости, я думал, что ты слышала, как я вошел.

— Не-ет, не слышала. Ух, как больно.

Она выглядела двадцатипятилетней в этой бейсболке, джинсах и помятой рубашке. Том почувствовал, как его сердце заполняет безраздельная любовь, и ощутил новый укол совести. Он сжал ее руку.

— Ты в порядке?

— Выживу.

— Клэр, кое-что произошло, и нам надо поговорить… чтобы дети не слышали. Ты не поедешь со мной?

Ее рука медленно сползла со лба.

— Что случилось, Том? Ты ужасно выглядишь. — Не отрывая взгляда от него, она поднялась на колени. — Что произошло?

Он взял ее за руки, поднимая с ковра.

— Давай проедемся. Пошли. Том позвал детей:

— Робби, Челси! Идите сюда на минутку. Когда они пришли, он продолжил:

— Мы с мамой уедем на час или около того. Когда мы вернемся, я хочу, чтобы вы были дома, ладно?

— Конечно, папа. А куда вы едете? — спросила Челси.

— Я вам все расскажу, когда мы вернемся. Заканчивайте уборку. И чтобы из дома ни ногой, понятно? Это очень важно.

— Конечно, папа, — удивленно, но послушно ответили оба.

В машине Клэр сказала:

— Том, ты меня до смерти пугаешь. Скажи, в чем деле.

— Через минуту. Давай доедем до начальной школы. Там во дворе пусто, и мы сможем поговорить.

Она сидела, словно оцепенев, и только смотрела на профиль мужа, пока тот подъезжал к зданию и сворачивал за угол, где была игровая площадка. В этой школе учились когда-то их дети, здесь они играли в «классики», катались на «тарзанках» и устраивали всяческие соревнования. Здание школы и площадка, купающиеся в лучах послеобеденного солнца, пробудили в душе Тома ностальгию по тем временам.

Он выключил двигатель и сказал:

— Давай пройдемся.

Клэр, колеблясь и предчувствуя беду, вышла из машины. Том взял ее за руку. Они пошли по траве через поле для игры в софтбол, и вскоре их подошвы уже поднимали облачка пыли на площадке. Различные игровые приспособления геометрическими фигурами темнели на фоне почти сиреневого неба, приближался час заката. Они подошли к качелям, сделанным в форме подковы, и сели. Качели висели низко над землей, а землю под ними покрывали опилки, в которых детвора протоптала дорожки. Клэр держалась за холодные стальные цепи, Том сидел, сложившись вдвое, как баскетболист на скамейке запасных. Они не раскачивались, просто сидели, вдыхая лесной запах опилок, чувствуя, как сиденье врезается в ноги. Наконец Том, откашлявшись, произнес:

— Клэр, я люблю тебя. Это первое, что я хочу сказать, и самое легкое. Все остальное намного труднее.

— Что бы это ни было, Том, говори скорее, потому что, черт побери, ожидать еще ужаснее!

— Хорошо, хорошо, начинаю. — Он набрал полную грудь воздуха. — За шесть дней до начала занятий ко мне в кабинет пришла женщина, чтобы записать в школу своего сына, который оказался и моим сыном тоже. Я никогда и не подозревал о его существовании. Она не сообщала мне, поэтому я ничего не знал. Его зовут Кент Аренс.

Их взгляды встретились. Том подумал, что до конца жизни будет помнить выражение ее глаз — этот шок, и неверие, и уходящую надежду. Клэр словно окаменела, и только ее глаза жили да руки намертво вцепились в качели.

— Кент Аренс… — прошептала она, — твой сын?

— Да, Клэр. — Он постарался, чтобы это прозвучало как можно мягче.

— Но… это означает… — Она пыталась сопоставить даты.

— Я помогу тебе. Ему семнадцать лет, как и Робби. Он был зачат в июне 1975-го.

На этот раз ей не пришлось подсчитывать.

— В этом месяце, когда мы поженились?

— На той же неделе.

Тихо-тихо, как от боли, она произнесла:

— Ой… — И с расширившимися глазами, полными слез, снова: — Ой…

— Я расскажу тебе, что на самом деле произошло, потому что она никогда ничего для меня не значила, никогда. Ты должна поверить мне, несмотря ни на что.

— Ой, Том, — все, что смогла сказать Клэр, прижимая пальцы к губам.

Он собрался с силами и продолжил, решив объяснить все во что бы то ни стало, ведь только говоря абсолютную правду, он мог выглядеть достойно.

— Сейчас уже трудно вспомнить те события, что происходили перед нашей свадьбой. Но одно мне совершенно ясно: я не был готов к женитьбе, и — прости, что я говорю это, Клэр, — чувствовал себя в западне. Был даже немного в отчаянии. Иногда мне казалось, что… меня направляют. Я только что закончил учебу в колледже, проведя там четыре года, и на последующие годы у меня были свои планы. Я собирался отдохнуть летом, а осенью устроиться учителем, общаться с друзьями и чувствовать себя свободным после всех этих лет, прожитых по расписанию и занятых зубрежкой. Я хотел купить себе новую машину, красивую одежду, провести отпуск в Мексике, может, на выходные иногда ездить в Лас-Вегас. Вместо этого, когда ты забеременела, мне пришлось посещать курсы для будущих отцов, заниматься покупкой колец и фарфора, заказывать свадебный костюм. Все казалось слишком уж… гнетущим, что ли! По правде говоря, я вначале был просто испуган. А потом, когда прошел первый шок, я разозлился. Должно быть, в таком настроении я и пребывал в тот вечер, когда мы устроили мальчишник, а эта девушка — я ее едва знал — принесла нам пиццу. Я уговорил ее переспать со мной, но это был всего-навсего, бунт, и ничего больше. Потом она ушла, и из моей жизни тоже, и мы не встречались до тех пор, пока на прошлой неделе она не появилась в моем кабинете вместе с сыном.

Клэр смотрела на мужа блестящими, словно остекленевшими глазами, затем отвела взгляд, ощущая бурю в душе. Она стала подниматься с качелей.

— Нет, подожди! — Том схватил ее за руку. — Я еще не закончил. Вот почему так трудно это все говорить. Я не хочу ни о чем умалчивать, и мне пришлось открыть тебе не лучшие стороны своей души, чтобы добраться до главного, а главное — то, что сейчас я не такой. Женившись на тебе, я изменился. — И очень мягко добавил: — Я сильно полюбил тебя, Клэр.

• Предыдущая
• 31/78
• Следующая