Ох уж, эти детки! - Верещагин Олег Николаевич - Страница 31

• Предыдущая
• 31/36
• Следующая

— А почему вы перестали к людям… выходить? — спросил Федька. Старик затянулся, бросил окурок:

— А разонравились они мне… Жадные стали. Торопятся куда-то, бегут, спешат, все ищут, где урвать…

— Не все же такие. — сказал Федька. Старик кивнул:

— Не все. Многие… Я когда воевал, таких не было почти. В опасности человек настоящий — трус как трус, смелый как смелый… Вот вы смелые. А всё одно. Ты мне говоришь: клад для справедливости хотите найти. А найдёте? Увидите — и хорошо, если друг друга не побьёте. А то просто поделите, да и забудете все разговоры про справедливость… Федька не обиделся. Он серьёзно задумался и ответил неспешно:

— Нет. Я — точно нет. И Саша с Максом… Мы не для себя ищем. У нас всё есть, нам ничего не нужно. Только… правда. Без правды плохо. Даже когда есть деньги, дома… всё есть.

Старик снова замолчал. Потом так же молча встал и ушел дом. Слышно было, как он укладывается в соседней с ребятами комнатке на скрипучей кровати. А Федька остался сидеть.

Он думал сразу о многом. О том, что не смог бы тут жить один — и не из страха, а просто… нехорошо, когда человек один. И о сегодняшнем невероятном случае на пляже (толчком возвращался страх). И о Саше, и о кладе, и о многих вещах. О том, что с удовольствием просто отдыхал бы сейчас где-нибудь… но всё равно будет искать клад Кузьмы "до последнего". Наконец он встал и, потянувшись, сказал в пространство:

— Тяжело в деревне без нагана, — и ушел в дом, не забыв за собой опустить засов на двери.

— Срок хранения — один год, — прочитал охранник на пустой консервной банке. Задумался и, добавив: — это ж какую силу воли надо иметь?! — зашвырнул её в кусты.

— Эта деревня — мёртвая, — мельком презрительно посмотрев на охранника, сказал Шурка, водя пальцем по карте. — За ней — то место, которое вам нужно.

— За ней болото, — заметил Большой Ха. Шурка, как он это хорошо умел, изобразил всем своим видом презрение:

— Болоту лет сто, не больше. Обогнем его по краю, а там все приметы сойдутся. Просто река высохла, но там такой чудной овраг есть. И курган немного сгладился, но тоже узнаваемый. Найдём.

— Мне тоже так кажется, — медленно сказал Большой Ха и сделал знак стоящему за спиной мальчишки охраннику. — Найдём, он приблизил лицо к сделавшемуся лицу мальчишки, задёргавшемуся в могучих лапах:

— Без тебя. А ты — если очень попросишь, то мы просто бросим тебя в лесу.

— Или бросим… в болото! — заржал охранник и отпустил Шурке подзатыльник.

Охранник несколько раз лениво пнул Шурку по ребрам. Лениво, но больно, если честно — мальчишка внутренне сжался и перевел дух, когда лоб, хмыкнув, уселся на уцелевшую лавочку и, раскинув руки по спинке, прикрыл глаза.

Мальчишка тоже прижмурился, чтобы собраться с мыслями. Было, конечно, страшно, но сильнее страха была досада на себя: олух! Пенёк!! Тупьё!!! Ну не мог догадаться, что, едва ЭТИ решат, что могут справиться без него, как тут же постараются его… Понадеялся, что будешь нужен им до последнего, а там улизнёшь?

Шурка открыл глаза. Его связали надёжно — руки за спиной, ноги в щиколотках и коленях. Лежать было неудобно… Часа через три эти скоты доберутся до той стороны болота. Потом будут долго искать "чудной овраг" и «курган». К темноте вернуться и начнут выяснять, куда проводник их завел…

Нет, дожидаться этого определённо не стоит. А что делать?

" — Вы блокированы противником в комнате с единственной дверью. Каковы ваши действия?

— Я выпрыгну в окно.

— А окна нет.

— Будет."

Будет.

Шурка осторожно перекатился на другой бок. Охранник всхрапнул. По лицу спящего разливалось явное довольство при не отпускавшей и во сне мысли, что он сидит на солнышке в спокойной брошенной деревушке, а двое его приятелей — и сам БОСС!!! — сейчас тащатся вокруг болота.

Мальчишка расслабился, превратился в кисель. Осторожно потянул руки. Его связывали умело, очень умело. Взрослый, даже тренированный, пожалуй, не мог бы вывернуться… Но у одиннадцатилетнего пацана и суставы, и мышцы, и сухожилия, даже кости — другие, не такие, как у взрослого… Главное — терпение и умение… ага!

Не сводя глаз со спящего, Шурка освободил левую руку. Кожа на запястье была сорвана, лохмотья её затекали кровью. Плевать… Работая зубами и левой, Шурка содрал остатки верёвок с правого запястья. Сел, в два рывка освободил щиколотки, потом — коленки. Бесшумно встал… и никуда не побежал, а нехорошо усмехнулся…

… Амбал проснулся от того, что какая-то штука больно скользнула в рукав и, рванув спину, проскочила во второй. Он тупо со сна раскрыл глаза и секунду две-три обалдело смотрел, как мальчишка почему-то свободный — быстро и умело приматывает конец какой-то длинной толстой палки к забору лохматой верёвкой. Потом — взревел, рванулся… и не мог встать.

Быстро и умело просунутый через рукава камуфляжа длинный кол не дал этого сделать.

Амбал онемел от ярости и растерянности. И молча наблюдал, как мальчишка, даже не очень торопясь, посвистывая, обошел его с другой стороны и прочно зафиксировал второй конец кола за скамейку.

— Ууууу!!! — лесным демоном взвыл амбал, рванувшись снова.

Тщетно. Прочная фирменная ткань даже не крякнула. Мальчишка отступил на пару шагов, удовлетворённо окинул взглядом свою работу и кивнул:

— Очень плохо.

— Уууу… бью!!! — родил крик души охранник, дёргаясь, как бабочка в коллекции. Мальчишка наблюдал за ним с холодным интересом коллекционера. — Щенок! Я тебе… я тебе ж… в лохмотья порррррвуууу!!! — и он начал лягать воздух ногами в берцах сорок шестого размера.

— Ай-ай, как нехорошо ругаться при детях, — спокойно заметил мальчишка. — Не уходите, дяденька, я сейчас… — и он исчез, но лишь затем, чтобы через полминуты вернулся с двумя длинными кольями и увесистым булыжником.

— А… — охранник сглотнул. — Э… па… пацан, э… а это… оно?.. Это тебе зачем?

Мальчишка приставил один кол к животу охранника острым концом и примерился беспощадным глазом. Амбал закрыл глаза.

Когда он их открыл, оба кола были напрочно вогнаны по самые раздвоенные верхушки в землю у ног охранника — прямо через штанины, аннулировав возможность дергать ногами. Мальчишка молча исчез опять и появился с охапкой хвороста, который любовно и умело разложил «колодцем» между ног амбала. Ловко и деловито наломал растопку, начинив ею импровизированный сруб. Спросил, похлопав себя по карманам и покачав головой:

— У тебя спички есть?

Амбал вырубился…

…Шурка не очень-то спешил. Предварительно он раскидал по округе, загладил (самым примитивным и вызывающим способом) и перепортил почти всё оставленное снаряжение, а продукты стаскал в заброшенный погреб, который и сам-то обнаружил случайно. Охранник помалкивал — не хотел привлекать к себе внимания.

Мальчишка посмеивался про себя. Сейчас он сделает ноги — и дня через два будет у людей. А эти… Ну что ж с этим предстоит выбираться не меньше недели — или зимовать в Лядском Побоище.

— Большой Ха… — пробормотал он. — Большой Ху. Тебе. А не клад…

Он совсем уж собирался припустить к околице — конечно, в противоположном направлении — когда затормозил и принюхался.

Пахло дровами. Костром. И не оттуда, где разогревали завтрак "искатели приключений на свою голову" во главе с "надеждой русского бизнеса".

Шурка осторожным шагом двинулся на запах. Ни за чем, если честно — просто чтобы выяснить непонятное. Обогнул старый погреб, перепрыгнул канаву, вошел в сад, запущенностью больше похожей на лес.

Стоп. За кустами прятались три или четыре улья — старых, но вполне ухоженных. К ним вела довольно заметная тропинка. Дальше — за малиновыми зарослями — виднелся угол дома, тоже не производившего впечатления заброшенного.

Шурке стало не по себе. Он остановился. Перевёл дух и… и пошёл дальше. Любопытство пересилило опасение.

• Предыдущая
• 31/36
• Следующая