Страстная Лилит - Холт Виктория - Страница 40
- Предыдущая
- 40/93
- Следующая
Но однажды Уильям встретил человека, который изменил весь ход его жизни. Это был молодой человек, несколькими годами старше его самого, который выступал в парке перед толпой слушателей. Уильям, восхищенный теориями этого молодого человека, часто слушал его. Он был убежден, что молодой человек обратил на него внимание.
– Я часто видел вас в последнее время, – сказал он однажды.
– Я люблю слушать вас, – ответил Уильям. – Вы говорите именно о том, о чем я думаю.
– Откуда вы приехали?
– Из Корнуолла.
– Издалека. Приехали в Лондон, я уверен, в поисках счастья?
– В надежде заработать на жизнь.
– От зеленых полей в клоаку, а?
– Ну, в Корнуолле было не так уж хорошо.
– Беднякам нигде не живется хорошо! – горячо поддержал его молодой человек; это восхитило Уильяма, потому что этот юноша был в дорогом, почти элегантном костюме.
– Это так.
– А они сами стремятся изменить свою жизнь? – спросил молодой человек с тем жаром, с каким он обращался к слушателям в парке.
– Думается, вы подсказываете им, что бы они могли сделать.
– Разве они меня слушают? Нет! Они ленивы, эти люди. На европейском континенте короны втаптывают в грязь. А что делается здесь? Когда появляется королева, они – эти голодающие – останавливаются и приветствуют ее, надрываясь от крика.
Уильям кивнул в знак согласия.
– Пойдемте, выпьем чего-нибудь и перекусим.
Новый друг привел Уильяма в ресторан, где они съели яичницу с грудинкой и выпили кофе, который показался Уильяму нектаром.
Юноша сказал ему, что его зовут Давид Янг и что он какое-то время работал репортером «Дейли ньюс». Его имя очень ему шло; он был само воплощение молодости с его живостью и энтузиазмом; Давид сказал, что решил изменить к лучшему условия жизни бедняков Лондона. Его родные были против того, что он делал. Они были богаты, забот не знали. Семья Янга жила в графстве Суррей уже сто или двести лет. «Благополучные помещики!» – с презрением говорил Давид Янг. Он больше не работал в «Дейли ньюс»; он хотел все свое время посвятить главному делу, поэтому согласился принять денежную помощь отца, которая позволила ему это сделать.
Он красноречиво рассуждал о современных пороках, которые, как он считал, порождались главным образом новыми видами промышленной деятельности.
– Торговля... торговля... торговля... – восклицал он, и глаза его сверкали. – Англия богатеет... поклоняясь идолу процветания и богатства. Разве они понимают, что у этого идола глиняные ноги? Разве они сознают, что эти состояния и это процветание основаны на страданиях бедняков? Наша задача – разрушить этого огромного идола до основания.
Со своим новым другом Уильям мог делиться собственными желаниями; речь его лилась свободно, и его глаза горели таким же лихорадочным блеском, как глаза Давида Янга.
– Вы должны как-нибудь выступить и рассказать горожанам о страданиях сельских жителей. Встретимся снова. Здесь же... завтра.
Таким вот образом Уильям нашел в Лондоне то, чего ему недоставало в деревне.
Ресторанчик Сэма Марпита только-только начал заполняться. Сэм стоял у дверей в тщательно продуманном вечернем наряде: его белый жилет с голубыми и красными цветочками был более щегольским, чем когда бы то ни было, галстук был больше обычного, а в петлице красовалась огромная гвоздика; держа табакерку в руке, он приветствовал своих клиентов, предлагая наиболее почетным из них щепотку своего доброго табака.
Сэм был доволен собой. Ресторанчик Марпита был процветающим заведением. Многие постоянные посетители приходили сюда из-за отличной еды – Сэм следил за этим, а многие другие хотели посмотреть на невысокую изящную девушку, которая, Сэм должен был это признать, обладала кое-какими танцевальными способностями, кое-каким певческим даром и огромным талантом привлекать людей в его заведение.
Лилит и танец «Семь вуалей»! Вот из-за чего приходило большинство посетителей. Сотни раз в день похлопывал Сэм свою ляжку, поздравляя себя. Он кое в чем разбирался. Он разглядел в ней кое-что, когда она танцевала на улице под музыку итальянского шарманщика.
– Главное то, что она их привлекает! – говорил Сэм.
Лилит! Одно это имя было Божьим даром для владельца ресторанчика, кому бы оно могло прийти в голову так сразу! О ней что-то там говорилось в Библии, размышлял он... но она не так часто упоминается, как Ева или Далила, которые всем известны и которыми не очень разборчивые владельцы ресторанчиков могли бы окрестить разных там Джейн или Салли. Нет! Лилит была единственная в своем роде, что и привлекало разных снобов. Мало кто знал об этой Лилит из Библии, но признавать это они не хотели и принимали таинственный вид. Лилит была таинственной. Именно так. А видеть, как Лилит танцует свой танец «Семь вуалей» в затемненном зале, в этом, по мнению Сэма, и была загадка. Конечно, если бы под седьмой вуалью могло ничего не быть... ну, в этом случае пошли бы разговоры. Но такие вольности допускают в подвале, а тут респектабельное заведение.
– Я сохраняю репутацию приличного и респектабельного заведения, – ответил он старому джентльмену с моноклем, который завел разговор о небольшом дельце в подвальчике. По правде говоря, Сэм был бы не против того, чтобы завести дельце в подвале, потому что оно, несомненно, приносит неплохие деньги.
Сэм любил деньги – не только за то, что на них можно что-что купить или что-то сделать с их помощью. Он просто любил деньги, он испытывал к ним нежное чувство.
– Я их просто люблю, – сказал он Фанни. – Мне приятно держать их в руках. Мне нравится видеть, как они прибывают.
Итак, Сэм стоял у дверей ресторана, тихо приветствуя своих клиентов словами: «Добрый вечер», сперва поправляя уложенный на лоб напомаженный локон, потом гвоздику в петлице, выставляя напоказ золотую табакерку, подсчитывая возможную выручку, принюхиваясь к запаху гренок с анчоусами, которые были фирменным блюдом ресторана, а также к запахам других более питательных блюд. На самом деле он был не так беззаботен, как казалось; он беспокоился, и беспокоился по поводу Лилит.
Только что вошел Дэн Делани; он курил сигару и выглядел очень деловито; по сути, он, конечно, должен быть здесь по делу, потому что ради чего, как не ради дела, должен он оставить свое заведение в такой час и посетить ресторан соперника?
Дэн был человеком ловким, человеком, любящим деньги не меньше Сэма, и возможно, думал добродетельный Сэм, не гнушался никаким способом их зарабатывания. Как он слышал, под рестораном Делани имелся весьма уютный подвальчик, посещаемый состоятельными людьми.
Поэтому Сэм понял, что в ресторан «Марпит» Дэна привел какой-то деловой замысел, и, как сказал себе Сэм, он готов поставить недельную выручку ресторана «Делани» против пенсового пирога, что замысел Дэна касается Лилит.
Сэм не ошибался, Дэн хотел приобрести Лилит для «Делани».
Лилит как раз давала представление; освещение уменьшили, но не настолько, как это будет сделано позднее для танца с вуалями. Она пела одну из своих забавных корнуоллских песенок, песенку о девушке «в сногсшибательной шляпке и полуголом платье»; сама Лилит была в красном платьице с розами по подолу и с красной лентой в темных волосах. Она настояла на таком костюме, и Сэм признал, что он был «то, что надо». Потом она начала другую песенку в ритме танца ее родного края. Она умела придумать слова к танцевальным мелодиям, получались забавные песенки о ресторанчиках и их постоянных клиентах. Присутствующие упивались песенкой, как проголодавшийся котенок молоком. Сэм подумал, что она достойна платы в один фунт в неделю, которую она теперь от него получала.
Девушка закончила петь и ушла в небольшую комнату за баром, где она переодевалась. Он немного подождал, а потом незаметно прошел из зала по проходу, ведущему к другой двери в комнату Лилит.
Сэм постучал, и она ответила: «Давайте входите!» – в свойственной ей необычной манере говорить, как бы иностранной, но и не совсем, и игравшей важную роль в заманивании клиентов.
- Предыдущая
- 40/93
- Следующая
