Роковой опал - Холт Виктория - Страница 16
- Предыдущая
- 16/57
- Следующая
— Он украл его! — орал Бен. — И сбежал с Зеленым Огнем! Я его прикончу! Присутствовали три человека, когда я вечером вынимал камень из сейфа. Ваш молодой дьявол сидел справа… Я его пристрелю и верну сокровище!
— Десмонд не мог сделать этого, — плакала я. — Поверьте мне.
Он прекратил орать и принялся внимательно разглядывать меня.
— Похоже, он и вас обманул.. Симпатяга с отличными манерами. Но за его внешним лоском кроется другое…
Больше говорить было не о чем. Мистер Хенникер собрался уезжать и не терял времени даром. Он решил следовать за Десмондом на месторождение, рассчитывая разыскать его там. Бен считал, что мистер Дерехэм — фанатик опалов и не смог справиться с желанием обладать великолепным и бесценным Зеленым Огнем. Хенникер ругал себя за то, что не сразу распознал негодяя. Он называл себя слепцом и корил за то, что не смог предвидеть случившегося.
Разговоры с Беном стали невыносимы, и я перестала бывать в Оуклэнде, полностью отдавшись своему горю. Родители думали, что дочь заболела, — столь бледной и безучастной ко всему я выглядела. Какое-то время мне было вообще плевать на происходившее вокруг. Потом Ханна сказала, что Бен уезжает в Австралию.
Мы встретились перед его отъездом, но дружба дала трещину. Между нами стоял Десмонд. Хенникер не сомневался в его вине, я же отстаивала честь любимого.
Тяжко писать о моем тогдашнем состоянии. Бен уехал, я потеряла Десмонда. Это была настоящая трагедия. Я все еще бывала в Оуклэнде. Прислуга развлекала меня на кухне, говорила о возвращении мистера Хенникера, который непременно вернется в любимый замок. Никто не упоминал о Десмонде, но я не сомневалась, что в мое отсутствие его персона постоянно обсуждалась.
Мириам знала обо всем, ибо я рассказывала ей о своих любовных похождениях. Она ждала момента, когда я, возвращаясь со свиданий, открывала душу. Теперь все пошло прахом, и сестра боялась маминой реакции.
В конце ноября мои подозрения подтвердились. Сначала я просто гнала страх и уверяла себя, что этого не могло случиться. Однако во время встреч в парке мы не только разговаривали и мечтали, но и страстно занимались любовью. Десмонд все время повторял:
— Считай, что мы женаты. Я никогда не посмотрю ни на кого другого.
Я сама видела себя его женой, представляла, как мы приедем в Австралию, как я стану помогать ему, как в семье появятся дети. Перед Рождеством я уже не сомневалась, что жду ребенка, и не зная, что предпринять, рассказала обо всем Ханне, которой доверяла.
Но наши разговоры ни к какому решению не привели. Если бы мистер Хенникер остался в Оуклэнде, он помог бы мне, а больше обратиться было не к кому.
Пришлось рассказать Мириам. Я помню ту ночь на Рождество, ужасно несчастливую. Мы пошли сначала на ночную службу и утром тоже посетили церковь. В такие моменты маме казалось, что она вернулась в Оуклэнд Холл. Во время обеда она не переставала вспоминать Рождество в имении, украшенный замок и множество гостей. Внезапно у меня вырвалось:
— Сделай папе рождественский подарок — помолчи о прекрасном прошлом.
Мне трудно было сдержаться, ибо по сравнению с моей собственной трагедией и исчезновением Десмонда все остальное меркло.
Все пришли в ужас. Никто не смел разговаривать с мамой подобным образом. Папа печально сказал:
— Нужно уважительнее относиться к матери, Джессика.
— Пора ей подумать о нас! — воскликнула я — Пусть мы потеряли Оуклэнд, но у нас есть уютный дом. В жизни бывают большие несчастья, нежели существование в Дауэре.
Потом я разрыдалась и выбежала из комнаты. А вслед летели слова матери:
— Джессика становится невозможной!
Я сослалась на головную боль и провела весь день в спальне. Но вечером пришлось выйти. День прошел ужасно, а ночью я призналась Мириам, которая немедленно пришла в ужас. Она не очень понимала, что случилось, но отлично помнила, как одна из служанок попала в интересное положение, была немедленно уволена и отправлена домой, навсегда покрытая позором. Последние слова она повторяла несколько раз, пока я не закричала.
Стоял один вопрос: что делать? Я пыталась объяснить Мириам, как все произошло, но отлично понимала, что ее сочувствие моментально рассеется, как только мама будет в курсе.
Признание стало неминуемым, и я решила сделать его сама, открывшись Ксавьеру. Несмотря на свою отстраненность, он мог понять меня лучше других. Я явилась в его комнату мрачным январским днем. Брат смотрел так, словно я сошла с ума, хотя потом повел себя мягко. Я ничего не скрывала: ни знакомства с Беном Хенникером, ни встреч с Десмондом, ни наших планов на брак, ни трагических событий, связанных с его исчезновением.
— Ты уверена, что ждешь ребенка? — спросил Ксавьер. Я кивнула.
— Нужно точно убедиться. Обратись к доктору Клинтону.
— Только не к нему! — в ужасе воскликнула я.
Врач лечил нашу семью многие годы, и эта новость станет для него шоком. Брат пообещал отвести меня к доктору, который не знал Клейверингов, и сдержал свое обещание.
Когда мы оба убедились, что я беременна, оставалось только рассказать родителям. Такого долго не скроешь, и они должны были спланировать будущее.
Женщина, ожидающая ребенка, обретает какую-то странную силу. Во всяком случае, так было со мной. Побег Десмонда разбил сердце. Но теперь зародилась новая надежда. Даже сцены родительского гнева не волновали меня. Ксавьер держался спокойно и оказался отличным братом. Именно он позвал родителей, и мы вчетвером отправились в гостиную. Там брат закрыл дверь и тихо произнес:
— У Джессики будет ребенок.
Наступила напряженная тишина. Наверное, такая же, как перед гибелью Помпеи. Папа непонимающе мигал, а мать застыла на месте.
— Боюсь, что это так, — продолжил он. — Нужно решить, что делать.
И тут матушка завопила:
— Ребенок! У Джессики! Не верю!
— Это правда, — подтвердила я. — Я должна была выйти замуж, но случилось несчастье.
— Несчастье?! — выкрикнула матушка, уже оправившись от первого шока. — Что ты хочешь сказать? Это невозможно!
— Мама, чему быть, того не миновать. Давайте лучше обдумаем, как поступить, — старался утихомирить ее Ксавьер.
— Я хочу знать все, — не унималась родительница. — Не могу поверить, что моя дочь…
— Доктор подтвердил беременность, — сказала я.
— Мистер Клинтон?! — в ужасе воскликнула она.
— Нет, — утешил ее брат. — Этот врач нас не знает.
Мать набросилась на меня, будто разъяренная тигрица, и оскорбляла как попало. Но я не помню горьких слов. Я ее просто не слушала, а думала о ребенке, которого очень хотела, и это помогало мне в трудные моменты. Затем мать набросилась на отца, обвинив его в случившемся. Если бы он не оказался транжирой, мы бы жили в Оуклэнде, и тогда бы этот подлец шахтер не привез своих порочных друзей, чтобы соблазнить глупых девчонок. Только из-за его соседства, не унималась мама, и произошло подобное. Я ждала незаконнорожденного ребенка. Такого позора семья Клейверингов никогда не знала.
— Неправда, мама! — возразила я. — Ричард Клейверинг делил любовницу с Чарльзом Вторым…
— Это не одно и то же! — возмутилась мама. — Речь идет о короле. Большинство аристократов делили с ним любовниц.
— Но его незаконнорожденный сын женился на своей кузине и так приобрел семейное имя.
— Замолчи, падшая женщина! Ты принесла в семью позор, какого она никогда не знала, и все из-за твоего отца.
Матушка бушевала долго. Я знала, что она не успокоится до моей смерти. Но тогда я уговаривала себя, что Десмонд обязательно вернется. Видимо, что-то помешало ему, но жизнь наладится. Я старалась не слушать ее упреков.
Ксавьер сам принял решение. Нельзя, чтобы кто-нибудь узнал о рождении незаконнорожденного младенца. Мою беременность нужно скрыть. Во всяком случае, до шести месяцев никто ничего не заметит. В моде были широкие юбки. Ребенок появится в июне. В апреле мы с родителями уедем в Италию, сославшись на слабое здоровье мамы. Придется продать серебряную утварь, подаренную нашим предкам королем Георгом Четвертым. На эти деньги можно прожить два месяца в Италии, и ребенок родится там. Вернувшись, мы заявим, что мамино нездоровье было связано с беременностью, о которой она не подозревала, так как в ее возрасте трудно распознать такое состояние. И скандала не будет.
- Предыдущая
- 16/57
- Следующая
