Римский карнавал - Холт Виктория - Страница 46

• Предыдущая
• 46/71
• Следующая

Она не слышала шепота позади них.

— Мадонна Лукреция не хочет иметь рядом с собой соперницу.

— Да еще какую!

Александру не терпелось вместе с кардиналами поприветствовать процессию, как того требовал обычай. Из комнаты, окнами выходящей на площадь, которую молва называла первой красавицей Италии и которая так же свободно отдавала свою любовь мужчинам, как любая куртизанка.

И когда он увидел ее во главе процессии, а рядом с ней заметил золотую головку своей дочери — одна с иссиня-черными волосами, другая с золотыми, — он глаз не мог отвести от них, совершенно очарованный. Как прекрасны они обе! Какой контраст, чудесный контраст! Просто восхитительно!

Он должен спешить вниз, чтобы приветствовать их, когда они подъедут ко дворцу. Он дрожал от нетерпения, желая скорее обнять прелестное создание.

Стоя в окружении кардиналов, он испытывал чувство удовлетворения. Он получал удовольствие от всех церемоний, празднеств, которые постоянно видел в своей жизни; он любил жизнь; она могла предложить ему все, к чему он стремился и чего хотел, он был одним из малочисленных представителей рода человеческого, чьи желания мгновенно сбывались. Он был счастливым человеком, но никогда еще не чувствовал себя счастливее, чем в этот момент.

Она приближалась — прекрасная, черноволосая и такая смелая; глаза были опущены, но ей не удавалось скрыть свою смелость. У нее был высокомерный вид женщины, сознающей, что она желанна; она обладала очарованием, свойственным представительницам слабого пола, и сразу пленила Александра.

Он чувствовал себя крайне возбужденным, когда они вместе с маленьким Гоффредо опустились перед ним на колени и поцеловали ему руку. После чего она отступила назад, и все остальные оказались впереди — ее женщины прекрасно выглядели и были вполне достойны находиться у нее в услужении, подумал Александр. Он внимательно оглядел их и еще раз пережил радость оттого, что теперь они с ним.

Они заняли свои места — Гоффредо встал рядом с Чезаре, который задумчиво разглядывал жену брата; на ступенях папского трона, преклонив колени, на двух красных бархатных подушечках стояли Лукреция и Санчия.

Какой счастливый момент, подумал Александр; ему хотелось скорее покончить с торжественной церемонией, чтобы он мог поговорить со своей невесткой, заставить ее рассмеяться, дать ей понять, что хоть он ее свекор и глава церкви, он тем не менее остается веселым мужчиной и умеет любезно обходиться с дамами.

Один из кардиналов, наблюдавший за папой, повернулся к соседу и заметил:

— Брат и отец — оба неравнодушны к жене Гоффредо.

— Все неравнодушны к жене Гоффредо.

— Запомни мои слова: мадонна Санчия посеет в Ватикане вражду, — последовал ответ.

Санчия появилась в комнате Лукреции вместе со своими тремя служанками. Был троицын день, прошли два дня с момента возвращения Гоффредо в Рим. Лукреция одевалась на службу в собор Святого Петра.

Девушка немного испугалась вторжения. Санчия начинала с пренебрежения к этикету, и Лукреция поняла, что та решила вести себя здесь, в Риме, так, словно находится при неаполитанском дворе, где не обращали внимания на правила поведения.

На Санчии было черное платье, но она не производила впечатления скромницы — в ее ярко-голубых глазах светился почти цинизм, думала Лукреция; казалось, что она вынашивает какие-то планы, тайные и еще смутные.

— Как чувствует себя моя дорогая сестра сегодня? — поинтересовалась Санчия. — Готова к церемонии? Говорят, мы услышим испанского прелата. — Она состроила гримасу. — Испанские прелаты бывают чересчур набожны и поэтому читают слишком длинные проповеди.

— Но нам все равно придется идти, — объяснила Лукреция. — Будет присутствовать мой отец и вся знать. Это торжественный случай и…

— О да, да, мы должны пойти. Санчия, обхватив Лукрецию, за талию, потянула ее к зеркалу и посмотрела на отражения.

— Не скажешь, что у меня такой вид, будто я собираюсь посетить торжественную службу, правда? И когда я смотрю внимательнее на тебя, то мне кажется, у тебя тоже. О Лукреция, какой у тебя невинный вид с твоими светлыми голубыми глазами и золотыми волосами! А ты невинна, Лукреция, скажи?

— Невинна в чем? — спросила девушка.

— О жизнь!.. Да в чем угодно. О Лукреция, мысль работает в этой маленькой золотоволосой головке, но ты помалкиваешь. Ты кажешься испуганной. Но я права, не так ли? Такая красавица, как ты, не может оставаться в стороне от… от того, что делает жизнь такой интересной.

— Боюсь, что я не понимаю.

— Значит, ты еще совсем ребенок? А что Чезаре? Он будет присутствовать на этой торжественной мессе? Ты знаешь, сестрица, я очень хочу познакомиться с каждым из вас, но ты — единственная, с кем я впервые осталась один на один.

— Было столько церемоний, — негромко проговорила Лукреция, испытывая неопределенное чувство к девушке, которая так откровенно высказывалась и говорила такие вещи, что Лукреция испытывала смущение и предпочла бы совсем их не касаться.

— О да. Позже я познакомлюсь с вами получше, не сомневаюсь. Чезаре не совсем такой, каким я себе его представляла. Он так же красив, как о нем рассказывают. Но есть в нем какое-то странное чувство горечи.

— Мой брат мечтал стать великим полководцем.

— Понятно, понятно. Он не может безропотно нести свой крест.

Лукреция с тревогой посмотрела вокруг.

— Хватит. Оставьте нас, — велела она служанкам.

Она посмотрела на Санчию, ожидая, что та отпустит своих женщин.

— Они мои друзья, — сказала Санчия. — Надеюсь, станут и твоими. Они восхищаются тобой. Правда? — обратилась она к своему трио.

— Мы все согласны, что мадонна Лукреция очень красива, — ответила за всех Лойселла.

— Теперь расскажи мне о Чезаре, — стала настаивать Санчия. — Он очень сердитый… очень мрачный человек. Я вижу.

— В конце концов Чезаре всегда добивается своего. Он непременно выполняет все задуманное.

— Ты очень любишь своего брата?

— Просто нельзя не восхищаться им, ведь он самый лучший в мире, ему нет равных.

Санчия улыбнулась. Теперь она поняла. В слухах, которые доходили до нее, была доля истины — семейство Борджиа связывали несколько странные отношения, уж слишком страстно любили они друг друга.

Она почувствовала, что Лукреция относится к ней с подозрением и ревностью, потому что Санчия может привлечь внимание папы и Чезаре настолько, что те не будут больше искать общества Лукреции. Ситуация, как в романе, что очень импонировало Санчии.

Более того, ей доставляло удовольствие думать о том, что Чезаре не всегда действовал согласно собственной воле. Он ненавидел кардинальские одежды, как и любое церковное облачение, а его заставили носить его, вот почему она видела в его глазах тлеющий огонь ярости. Она, незаконная дочь короля неаполитанского, вынужденная занимать второе место после ее сводной сестры, понимала его чувства. Это делало ее ближе Чезаре, а его уязвимость интриговала ее.

Когда они отправились в собор Святого Петра, она чувствовала себя бесконечно веселой; она взяла Лукрецию под руку, когда они вошли в церковь. Как же долго тянулась церемония! На ней присутствовал папа римский, который сейчас казался совершенно другим человеком, ничуть не похожим на того общительного отца Лукреции, который проявлял любезность и гостеприимство накануне вечером во время торжественного ужина. Санчия правильно сказала об испанском прелате — его проповедь все продолжалась и продолжалась.

— Я устала, — шепнула она Лукреции. Бледное лицо Лукреции слегка порозовело. Принцесса неаполитанская и понятия не имела о том, как следует вести себя во время торжественной церемонии.

Лукреция промолчала.

— Кончит он когда-нибудь?

Лойселла подавила смешок, а Бернандина прошептала:

— Ради Бога, мадонна, тихо!

— Но ведь так утомительно долго стоять! — пожаловалась Санчия. — Почему мы не можем сесть? Посмотрите, вон свободные скамьи.

• Предыдущая
• 46/71
• Следующая