Отравительница - Холт Виктория - Страница 66
- Предыдущая
- 66/71
- Следующая
Когда он поделился содержанием письма с Жанной и Жаклин, женщины испугались. Жанна вспомнила о давнишнем вызове Антуана ко двору.
— Это ловушка! — заявила она. — Неужели вы не чувствуете неискренность королевы-матери?
— Мой дорогой муж, прошу тебя, будь осторожен, — сказала Жаклин. — Не угоди в западню. Тебя хотят убить. Помни о заговоре, который был вовремя раскрыт… о намерениях отравить тебя в военном лагере.
— Моя дорогая жена, моя дорогая подруга и госпожа, я не могу упустить такой шанс.
— Шанс для ваших врагов убить вас? — спросила Жанна.
— Шанс защитить дело гугенотов перед правителями страны. Шанс осуществить Реформацию во Франции. Это веление Небес. Я должен поехать ко двору.
В конце концов они поняли, что отговаривать его бесполезно; счастье молодой супруги омрачилось недобрыми предчувствиями. У королевы Наваррской опустились руки; похоже никто не понимал так ясно, как она, сколь смертельно опасна королева-мать. За планом отравления Колиньи в лагере явно стояла Катрин. Какие новые беды для Колиньи планируются в этой страшной голове?
В сопровождении двухсотпятидесяти воинов Колиньи подъехал к замку Блуа. Он ощущал напряжение в рядах его людей. Они, как Жаклин, Жанна и граждане Ла Рошели, считали безумной его готовность шагнуть в ловушку, которую, вероятно, подстроили враги. Он старался успокоить своих сторонников. Неразумно везде видеть зло; когда оно проявит себя, они уничтожат его, но до этого момента следует проявить доверие.
Никто не вышел из замка, чтобы поприветствовать гостей; это настораживало. Колиньи обратился к человеку, появившемуся на дворе, и попросил немедленно проводить его к королеве-матери.
Когда адмирала отвели к Катрин, с ней был король Карл. Колиньи преклонил колено у ног короля, но Карл попросил гостя подняться. Он с большой теплотой обнял гостя, посмотрел на его красивое строгое лицо.
— Я рад видеть вас здесь, отец мой. — Он обратился к Колиньи так, как делал это во время их прежней дружбы. — Теперь, когда вы с нами, мы не отпустим вас.
Намерения короля были, несомненно, честными, он всегда любил адмирала.
Катрин пристально наблюдала за мужчинами. Она поздоровалась с адмиралом, полностью спрятав свою ненависть за маской радушия. Ее улыбка казалась такой же искренней, как и улыбка Карла, Колиньи поверил ей.
Они отвели адмирала в покои Генриха, брата короля, герцога Анжуйского.
Генрих лежал в кровати; ему, как пояснила адмиралу Катрин, слегка нездоровилось, и поэтому он не мог встретить гостя должным образом. Генрих был в халате из малинового шелка, на его шее висело ожерелье из драгоценных камней — таких же, что были в его серьгах. Комната напоминала женскую, в ней стоял аромат мускуса. Возле ложа сидела пара очень красивых молодых людей, фаворитов Генриха; их туалеты были изысканными, женственными, лица — накрашенными, волосы — завитыми. Они поклонились королю и королеве-матери, но на Колиньи посмотрели пренебрежительно, высокомерно.
Генрих равнодушно, не пытаясь изобразить искренность, заявил адмиралу, что рад видеть его при дворе. Он просит прощения за то, что не встает с кровати. Он плохо себя чувствует.
Колиньи был полон надежд.
Но вечером, идя из своих покоев в банкетный зал, он столкнулся в тускло освещенном коридоре с герцогом де Монпансье. Колиньи знал Монпансье как убежденного католика и человека чести. Монпансье не скрывал своей ненависти к делу гугенотов, но так же сильно он ненавидел коварство и подлость.
— Месье, — прошептал Монпансье, — вы в своем уме? Ваш приезд сюда — чистое сумасшествие. Разве вы не имеете представления о людях, с которыми нам приходится иметь дело? Вы поступаете легкомысленно, передвигаясь по этим темным коридорам без охраны.
— Я нахожусь под защитой короля, — сказал Колиньи. — Он гарантировал мне безопасность.
Монпансье приблизил свои губы к уху Колиньи.
— Вы не знаете, что король — не хозяин в своем собственном доме? Берегитесь.
Идя к банкетному залу, Колиньи подумал о том, что он получил приказ с небес. Дело гугенотов было ему дороже жизни.
Король радовался появлению Колиньи при дворе.
— Я бы хотел походить на него, — сказал он Мари. — Он не ведает страха. Ему нет дела до того, что его могут подстерегать убийцы. Он без сожаления встретит смерть… если сочтет ее волей Господа. Если бы я был таким, как Колиньи!
— Я люблю тебя таким, какой ты есть, мой дорогой!
Он засмеялся и приласкал ее.
— Гугеноты не могут быть дурными людьми, — сказал король. — Колиньи — один из них, а он — самый благородный человек из всех, кого я знаю. Амбруаз Паре тоже гугенот; он — величайший хирург Франции. Я сказал ему: «Вы лечите католиков так же старательно, как гугенотов, господин Паре? Или, работая скальпелем, вы иногда позволяете себе неверное движение… если ваш пациент католик?» И он ответил мне: «Ваше Величество! Стоя возле больного, я забываю о том, кто мой пациент — католик или гугенот. Я не думаю о вере в такие минуты. Я думаю только о моем профессиональном мастерстве». Это правда, Мари. В таких людях есть милосердие. Я бы хотел походить на них. Неужели я буду вечно испытывать желание походить на кого-то? Я бы хотел сочинять стихи, как Ронсар, быть великим лидером, как мой друг Колиньи, обладать красотой, мужеством и пользоваться успехом у женщин, как Генрих де Гиз. А еще я хотел бы одерживать победы в сражениях и быть любимцем моей матери, как мой брат Генрих.
Он нахмурился, вспомнив о брате. Он ненавидел его сильнее, чем кого-либо, потому что знал, что Генрих тоже ненавидит его; Карл подозревал, что Генрих и королева-мать готовят заговор с целью отнятия у него короны и передачи ее брату Карла.
Генрих ненавидел Колиньи так же сильно, как Карл любил адмирала. Катрин уговорила Генриха принять гостя, но ее сын притворился больным. Генрих явно представлял опасность для короля и Колиньи.
Дружба Карла с адмиралом крепла. Если бы король мог сделать это, он не отпускал бы Колиньи от себя ни на шаг. Колиньи говорил с Карлом о своих планах объединения Франции, он хотел присоединить к ней Нидерланды.
— Тогда там воцарится мир, Ваше Величество. Если мы одержим победу в войне с Испанией, мы сможем поднять французский флаг над испанскими территориями в Индии. Мы создадим империю, в которой люди получат свободу вероисповедания.
Король слушал Колиньи с одобрением. Он начал помогать гугенотам. При дворе ощущалось присутствие Колиньи и его влияние на короля. Некоторые католики, убивавшие протестантов в Руане, были казнены. Колиньи получал аудиенцию короля по первой просьбе. Парижские католики растерялись; де Гизы, временно отсутствовавшие при дворе, готовили низвержение адмирала.
Катрин тоже наблюдала за растущим влиянием Колиньи на короля, но без тревоги. Безумный Карл подчинялся ей; его воспитатели были ее людьми. Она считала, что никто, даже Колиньи, не в силах быстро ликвидировать плод ее многолетней работы. Она хотела оставить Колиньи при дворе. Не желая пока его смерти. Она ненавидела адмирала, относилась к нему с подозрением. Она будет внимательно следить за ним, но сейчас полезнее оставить его в живых. Он и Жанна Наваррская были ее главными врагами; тем не менее время для его убийства еще не пришло. С одной стороны, ей нравилась идея войны с Испанией. Колиньи был великим лидером, человеком, способным возглавить французскую армию в такой войне. Он может стать бесценным, если этот план осуществится. Война с Испанией! Победоносная война! Освобождение от страха перед мрачным грозным тираном-католиком из Мадрида. Он был основным жупелом в жизни Катрин, хоть их и разделяли многие мили. Другой причиной, по которой она не хотела избавиться от Колиньи, было ее желание выдать Марго замуж за Генриха Наваррского. Если она устранит Колиньи, как ей удастся заманить Жанну и ее сына ко двору? Нет! Колиньи будет получать все мыслимые почести, пока не устроит с его помощью бракосочетание ее дочери и сына Жанны Наваррской.
Сын Генрих раздражал Катрин своим отношением к Колиньи. Она понимала своего любимца. Ему было тяжело видеть при дворе своего недавнего военного противника, которого теперь чествовали и которому доверял король. Катрин не обладала ни властью над этим избалованным молодым человеком, ни влиянием на него; этим он отличался от других ее детей. Он хмурился и открыто демонстрировал адмиралу свою враждебность.
- Предыдущая
- 66/71
- Следующая
