Королева-распутница - Холт Виктория - Страница 77

• Предыдущая
• 77/86
• Следующая

К собственному удивлению, он помолчал секунду-другую и лишь после этого вновь овладел собой.

— Мадам, — сказал Гиз, — ваше предложение превосходно.

Они улыбнулись друг другу; но она знала — он не допустит, чтобы после смерти Генриха Третьего на трон Франции взошел не Генрих де Гиз, а кто-то другой. И герцог звал, что она знает это.

События развивались быстро для трех французских Генрихов — для Генриха Третьего, Генриха де Гиза и Генриха Наваррского.

С каждым днем могущество Гиза возрастало. За жуанвилльским договором, заключенным Гизом и ведущими католиками Франции с Филиппом Испанским, последовало обещание испанца поддержать деньгами и войсками дело, которому посвятил себя Гиз, — защиту веры, уничтожение еретиков, лишение Наваррца наследственных прав. Лига была повсюду; ее щупальца протянулись по всей Франции, она боролась не только против гугенотов, но и против трона. Гиз располагал большой армией, одной частью которой руководил он сам, а другой — его брат, герцог Майенн. Однако папа заподозрил, что Лига образована не столько в интересах католицизма, сколько ради возвышения дома Лорренов и Гизов. Он предвидел, что самоуверенный человек, рвавшийся к власти, не будет покорным вассалом Рима и Испании; Гиз уже заявил, что высших церковных иерархов должна назначать Лига, а не Рим. Папа проявлял бдительность; возможно, легче управлять королем-гедонистом, нежели воинственным Гизом.

Катрин, наблюдая за событиями, подыгрывала Гизу. Лига выдвигала требования, которые король мог принять или отвергнуть. В последнем случае ему пришлось бы иметь дело с могущественной армией Лиги. Король сердился — его отвлекали посреди восхитительного карнавала. Он хотел мира и возможности наслаждаться жизнью. Поэтому он позволил Катрин договориться с Гизом. Король должен был заставить всех своих подданных принять католическую веру; города, переданные гугенотам, отойдут к Католической лиге.

Катрин поигралась с идеей столкнуть Наваррца с Гизом в соответствии с ее испытанной политикой, но затем решила остаться союзницей де Гиза. Католики набирали силу; если Филипп Испанский пришлет Гизу обещанную помощь, у Наваррца не останется шансов на победу.

Она польстила герцогу и попыталась убедить его в том, что является его союзником; они обманывали друг друга, говоря о том, что королем Франции в случае смерти Генриха Третьего должен стать внук Катрин.

— Я стара, — сказала она Гизу. — Я устала. Я трудилась всю мою жизнь и теперь нуждаюсь в покое. К вам, дорогой герцог, я отношусь как к сыну. Вы — мой помощник, советчик.

Ее часто видели гуляющей под руку с Гизом; она с нежностью называла его в разговорах с другими людьми «своей старушечьей тростью».

Наваррец издалека наблюдал за происходящим, собирал своих сторонников, ждал момента, когда он попросит их доказать свою преданность ему. Над страной сгущались знакомые тучи гражданской войны.

Марго некоторое время находилась вдали от мужа, что вполне устраивало Наваррца. В Агене она действовала со своей обычной легкомысленной импульсивностью. Она расположилась в замке и объявила, что прибыла сюда для того, чтобы сохранить город для Лиги. Сначала горожане отнеслись к ней с симпатией; их очаровали ее жизнелюбие и красота; они видели в ней романтическую принцессу, убежавшую от мужа, за которого ее выдали замуж почти насильно, поскольку он исповедовал другую вер). Но очень скоро скандальные слухи о происходящем в замке вырвались за его пределы. Говорили, что Марго предается невообразимому разврату с джентльменами, обитавшими в замке, что ее фрейлины не уступают в аморальности своей госпоже. Народ Агена не хотел, чтобы его, как говорила Марго, «защищала» столь безнравственная женщина. Люди начали верить в правдивость истории, давно ходившей о ней. В конце концов под давлением угроз Марго пришлось покинуть Аген в столь же излишне театральной манере, в какой ее брат бежал из Польши. Она ускакала, сидя на лошади за спиной своего последнего любовника, господина де Лигнерака; фрейлины Марго ехали таким же образом с ее приближенными. Лигнерак отвез Марго в свой замок, расположенный в горах Оверна, и сделал своей пленницей; безумно влюбившись в Марго, он не верил в ее постоянство. Беспокойной узнице пришлось остаться там, хотя говорили, что она пыталась убежать от прежнего любовника с помощью нескольких новых.

Наваррец улыбался, слыша о проделках Марго; однако его собственная весьма бурная и насыщенная жизнь не позволяла ему слишком много думать о жене. Он знал, что в гражданской войне, казавшейся неизбежной, Гиз и король Франции станут настороженными союзниками, а он, король Наварры, окажется противником их обоих. Он знал, что столкнется с огромной мощью; поэтому, прежде чем ввергнуть страну в новую войну, он предложил Гизу сразиться с ним один на один или, по желанию герцога, во главе отрядов из десяти — двадцати воинов.

«Я испытаю огромное счастье, — писал Наваррец, — если ценой моей крови избавлю нашего великого короля от тягот и испытаний, Францию — от бед и несчастий, народ — от нищеты и страданий».

Герцог де Гиз ответил, что он отклоняет эту честь, хотя и ценит ее; если бы речь шла о их личной ссоре, он охотно принял бы предложение Наваррца. Но тут имеет место борьба истиной религии с ложной. Эта проблема не может быть разрешена схваткой двух мужчин или сражением, в котором примут участие десять или двадцать человек.

Наваррец понял, что война неизбежна; вскоре после сделанного им предложения и ответа Гиза началась война трех Генрихов.

Ее называли именно так, хотя один из трех Генрихов, король Франции, не хотел принимать в ней участие. Успехи Гиза злили его еще сильнее, чем победы Наваррца; он испытывал ревность к герцогу. Он был странным созданием, этот король Франции; в юности он проявлял ум, но увлечение милашками и другими молодыми людьми отняло у него некогда несомненный интеллект. Он иногда демонстрировал его, выступая на заседаниях совета; там Генрих мог доказать своей проницательностью, что он многое почерпнул из лучших книг своего времени; но всепоглощающее стремление испытывать наслаждения, чего бы они ни стоили, огромное тщеславие в отношении своей внешности, влияние глупых фаворитов, покоривших короля элегантностью, красотой и обаянием, — все эти факторы практически подавили умственные достоинства короля. Но у него оставалось достаточно разума, чтобы понять, что в войне трех Генрихов ему следует остерегаться своего союзника де Гиза в большей степени, чем их противника, Генриха Наваррского.

Гиз сражался на севере с немцами и швейцарцами, пришедшими на помощь гугенотам; Париж узнал о сокрушительной победе, одержанной герцогом над армиями иностранцев. Он неожиданно обрушился на спящих немцев, поймав их врасплох и так деморализовав, что германская армия прекратила свое существование, прежде чем они успели прийти в себя. Испуганные этим событием швейцарцы позволили подкупить себя и убрались восвояси. Королю сообщили об этой новой победе. Но это была победа Гиза; никто даже не приписывал ее королю.

На юге события развивались не столь успешно для Генриха Валуа. Вопреки советам Гиза и матери, король доверил командование южной армией Жуаезу; счастливый фаворит и молодожен мечтал о воинской славе. Он плакал и умолял короля поставить его во главе армии; при этом он был так обаятелен и нежен, что король не смог отказать ему. Получив в свое распоряжение шесть тысяч пехотинцев, две тысячи всадников и шесть пушек, Жуаез отправился в Жиронду навстречу маленькой армии, возглавляемой королем Наварры.

Кое-кто из гугенотов, входивших в состав этого крошечного войска, затрепетал при мысли о могучей армии, собравшейся напасть на них. Но, когда Генрих Наваррский узнал, кто командует вражескими силами, он громко рассмеялся.

Перед сражением он обратился к войскам в своей грубоватой беарнской манере, которая могла оскорбить слух воспитанных дам, но вселяла мужество в солдат, идущих в бой.

• Предыдущая
• 77/86
• Следующая