Кирклендские услады - Холт Виктория - Страница 26

• Предыдущая
• 26/64
• Следующая

Она повеселела и рассмеялась.

– Я обычно сидела здесь, Мэтью – там, Агарь – в конце стола, а гувернантка – напротив нее. Агарь говорила, что должна сидеть во главе стола, как самая старшая. У нее все получалось, кроме рисования и вышивки. У меня это выходило лучше. А она была сорванцом. Видела бы ты ее верхом на лошади! Она ездила с отцом на охоту. Он любил ее больше нас всех. А однажды она забралась чуть не на самый верх главной башни аббатства и не могла слезть, пришлось послать туда двух садовников с лестницами. После этого ей пришлось до вечера просидеть в своей комнате на хлебе и воде, но она не расстроилась. Сказала, что удовольствие того стоило. – Тетя Сара приблизилась ко мне и прошептала: – Она сказала: «Если хочешь что-то сделать – делай, не думай о последствиях, расплачиваться будешь потом. И никогда ни о чем не жалей».

– У вашей сестры был сильный характер.

– Отец всегда брал ее с собой осматривать поместье. Он был недоволен, когда она вышла за Джона Редверза. А потом начались неприятности с Мэтью: его выгнали из Оксфорда из-за какой-то женщины. Я помню тот день. Она приехала сюда поговорить с нашим отцом. Я подглядывала за ними и все слышала.

– С галереи менестрелей, – догадалась я. Тетя Сара хихикнула.

– Им не пришло в голову туда посмотреть.

Она села за стол, на то место, где в детстве зубрила уроки. Мне стало ясно, почему в этой части дома она становилась похожей на девочку: здесь она снова переживала свою юность. Должно быть, ее воспоминания о прошлом свежи и отчетливы, только в настоящем она путается и не знает, с кем говорит, – с Кэтрин или Клэр, с женой Габриеля или женой Мэтью.

– Неприятности... – задумчиво произнесла она. – У него вечно были неприятности с женщинами. Женился он, когда ему уже было далеко за тридцать, и больше десяти лет у них не было детей. Потом появилась Рут. Все это время Агарь надеялась, что хозяином Забав станет ее сын Питер. Но родились Марк и Габриель. Бедный маленький Марк! Но остался еще Габриель. А с рождением Люка надежды Агари и вовсе рухнули. Конечно, ей это было не по душе.

Старушка встала из-за стола, подвела меня к шкафу и показала зарубки на его стенке – три черточки, помеченные буквами А. М и С.

– Видишь? – серьезно сказала она. – Агарь, Мэтью и Сара. Здесь отмечали наш рост. Правда, потом Мэтью перерос Агарь и она больше не соглашалась меряться. А теперь я покажу тебе спальню и детскую.

Мы вышли из классной комнаты, и она провела меня по той части дома, которая веками была детским царством. Я с удовлетворением отметила, что все окна защищены решетками. В детской стоял большой дубовый комод, и тетя Сара открыла его. Здесь хранились крестильные рубашечки Роквеллов, которые она вынула и торжественно представила на мое обозрение. Белые шелковые рубашечки были отделаны старинным кружевом, которому, как я догадалась, не было цены.

– Надо их осмотреть, – заметила тетя Сара. – Наверное, придется кое-где починить кружево. Последний раз ими пользовались, когда крестили Люка, восемнадцать лет назад. Он не был хорошим ребенком. В нашей семье вообще не бывает хороших детей. Возьму их в свою комнату. Я никому не позволяю их трогать. Приведу в порядок к тому дню, когда они тебе понадобятся.

– Спасибо, тетя Сара.

Взглянув на часы, приколотые к платью, я обнаружила, что уже четыре.

– Пора пить чай, – заметила я. – Удивительно, как быстро бежит время, когда занимаешься чем-нибудь интересным.

Но старушка меня не слышала; она прижимала к груди крестильную рубашечку, словно качая будущего ребенка – а может, бывшего – Рут, Марка, Габриеля или Люка.

– Я иду вниз, – сказала я, но она ничего не ответила. Через несколько дней Рут вошла ко мне в комнату с письмом в руке.

– Это принес слуга из Келли Грейндж, – сказала она.

– Мне? – изумилась я.

– Несомненно. На конверте ясно написано: «Миссис Габриель Роквелл».

Рут с улыбкой протянула мне конверт, и, так как она явно не собиралась уходить, я пробормотала: «Извини», – и стала читать письмо.

Оно было сухим и формальным, как приказ.

«Если миссис Габриель Роквелл посетит Келли Грейндж в пятницу в 3.30 пополудни, миссис Агарь Роквелл-Редверз будет рада принять ее»

Мне уже не раз довелось скрестить оружие с внуком миссис Агари Редверз, и я была готова к схватке с ней самой. Мое лицо залила краска гнева.

– Королевский приказ? – насмешливо осведомилась Рут. Я протянула ей приглашение.

– Вполне в духе тети Агари, – заметила она. – По всей видимости, она всерьез считает себя главой семьи. Хочет изучить тебя поближе.

– У меня нет ни малейшего намерения подвергаться изучению, – резко отозвалась я. – К тому же мне кажется, что сейчас в этом уже нет большого смысла.

– Она очень стара, – извиняющимся тоном объяснила Рут, – старше моего отца. Ей, должно быть, под девяносто. Так что отнесись к ней снисходительно.

Я быстро проговорила:

– В пятницу я к ней не поеду. Рут пожала плечами.

– Слуга ждет, – напомнила она. – Тетя рассчитывает на твой ответ.

– Она его получит. Присев к столу, я написала:

«Миссис Габриель Роквелл сожалеет, что не сможет нанести визит миссис Агари Роквелл-Редверз в Келли Грейндж в пятницу в 3.30 пополудни».

Рут взяла у меня записку и усмехнулась – происходящее ее явно забавляло.

Стоя у окна и глядя на удаляющегося гонца из Келли Грейндж, я думала: так значит, свое высокомерие Саймон унаследовал от бабушки.

В начале следующей недели я прогуливалась на лужайке перед парадным входом, когда к дому подъехал Саймон Редверз. Спрыгнув в лошади, он приветственно приподнял шляпу, после чего подозвал одного из конюхов таким тоном, словно все здесь принадлежало ему.

– Миссис Кэтрин, – обратился он затем ко мне, – я рад, что застал вас дома, ибо приехал сюда из Келли Грейндж именно ради встречи с вами.

Я еще не видела его после возвращения, и он показался мне более энергичным и самоуверенным, чем когда-либо. Приняв высокомерный вид, я процедила:

– Какова же цель вашего визита?

Он передал конюху поводья и подошел ко мне, широко улыбаясь.

– Разрешено ли мне будет сказать, что видеть вас здесь опять – большое удовольствие?

– Вы можете говорить все, что считаете нужным.

– Все еще злитесь на меня?

– Я не забыла нашего последнего разговора.

– Значит, вы помните обиды?

– Да, если они незаслуженны.

– Я горько раскаиваюсь и приехал, чтобы принести вам свои извинения.

– В самом деле?

– Миссис Кэтрин, я прямой и бесхитростный йоркширец, вы тоже уроженка Йоркшира, а стало быть, тоже прямы и бесхитростны. Мы не какие-нибудь утонченные южане и не станем облекать свои мысли в красивые фразы. К чему мне изображать из себя светского лондонского джентльмена?

– Тем более что вам это не удалось бы. Он расхохотался.

– У вас острый язычок, миссис Кэтрин.

Я ничего не имела против такого обращения: «миссис Роквелл» звучало бы чересчур официально, а «Кэтрин» – фамильярно.

– Надеюсь, он не уступит вашему в тех редких случаях, когда нам придется встречаться.

– А я надеюсь, что таких случаев будет много и, оттачивая свои языки, мы будем иметь возможность отточить и мозги.

– Так что же вы хотели мне сказать?

– Я хотел попросить у вас прощения за те невежливые замечания, которые позволил себе во время нашего последнего свидания. А также поздравить вас и пожелать доброго здоровья и процветания.

– Вы что же, изменили свое мнение относительно меня?

– Ни в коем случае – ведь я всегда вами восхищался. Однако я искренне прошу вас меня извинить. Как мне объяснить свои чувства? Я был потрясен смертью человека, которого считал своим братом. Когда я расстроен или рассержен, я часто бываю несдержан на язык, миссис Кэтрин. Боюсь, это лишь один из моих многочисленных недостатков.

– Давайте не будем больше возвращаться к этому.

• Предыдущая
• 26/64
• Следующая