Фаворитки - Холт Виктория - Страница 74
- Предыдущая
- 74/77
- Следующая
Гортензия выразила ужас характерным для нее спокойным образом. Но Гортензия совершенно не заботилась о будущем и даже не задумалась о том, что с ней станется, если умрет ее благодетель.
Карл держал в руках письмо от Джемми.
«Какая польза будет вам, государь, оттого, что вы лишите жизни собственного ребенка, который лишь ошибся и рисковал своей жизнью во имя спасения вашей?»
Это заставило Карла улыбнуться. Джемми был уверен, что принял участие в заговоре только лишь для того, чтобы удержать заговорщиков от жестокости. Он никогда не согласился бы убить отца, которому обязан всем.
«А теперь я вам клянусь, что с этого времени я никогда и ничем больше не огорчу вас, но всей своей жизнью постараюсь вам доказать, что раскаиваюсь в содеянном. Я переживаю муки страшнее тех, которые могло бы определить для меня ваше всепрощающее сердце».
Когда он сидел с этим письмом в руке, навестить его пришел герцог Йоркский.
— Иаков, — сказал Карл, — вот у меня письмо от Джемми.
Лицо Иакова посуровело.
— О, я понимаю, вам трудно простить его, — продолжал Карл. — Но он совсем мальчишка!.. Его вовлекли в дурное дело сообщники.
— Вот уж, действительно, дурное, коль замышлялось убийство!..
— Он не собирался убивать. Он вошел в заговор, чтобы удержать от жестокости других.
— Стало быть, — мрачно проговорил Иаков, — он не знал, для чего организовали заговор? — и испытующе взглянул на Карла.
— Мне не нравится эта враждебность между вами двумя, Иаков. Я думаю о том времени, когда меня не станет. Ах, брат, если вы будете продолжать упорствовать в своих религиозных взглядах, думаю, вы пробудете королем не больше четырех лет, но, возможно, я слишком щедро отмериваю вам срок. Мир между вами и Джемми мог бы быть началом лучшего положения дел.
— Вы собираетесь позвать его обратно? — спросил Иаков, не веря своим ушам. — У вас хватает душевных сил простить его, когда он был вместе с теми, кто покушался на вашу жизнь?!
— Он мой сын, — ответил Карл. — Я не могу поверить, что он конченый человек. Его увлекли. И я не верю, что он собирался убить своего отца.
— А я верю, что он собирался убить своего дядю!
— Нет, Иаков. Давайте жить в мире… мир… мир. Пойдите мальчишке навстречу. Если он нижайше просит простить его, если он убедит нас в том, что у него не было намерения убивать…
Иаков с трудом улыбнулся. Карл все равно настоит на своем. И Иаков его понимал. Он сам был отцом.
Карл обнял сына. Молодого герцога тайно провели во дворец, а Карл приготовил письмо, которое должен был подписать Монмут по его требованию.
— Отец! — сказал молодой человек со слезами на глазах.
— Полно, Джемми, — прервал его Карл. — Давайте забудем прошлое.
— Я бы никогда не позволил им убить вас, — рыдал Джемми.
— Я это знаю. Я этому верю. Вот! Подпишите это, и я позабочусь, чтобы вы были прощены. Монмут упал на колени и поцеловал руку отца.
— Джемми, — продолжал Карл, — вы уже не помните, но когда вы были маленьким мальчиком, вы пытались ухватить горящее полено. Я вовремя вас остановил и постарался, чтобы вы поняли, что, если вы будете пытаться трогать огонь, то сильно обожжетесь. Вы это поняли. Я повторяю вам то же самое и теперь.
— Да, отец… Я благодарю вас от всего сердца!..
— Теперь вы должны меня оставить, — сказал Карл. — Нехорошо, если вас увидят здесь. Люди не простят вас так легко, как это сделает отец.
После этого Монмут покинул отца, но, хотя он и постарался быстро уйти от дворца, он все-таки встретил некоторых из своих прежних друзей. Они поняли, где он был и что он сделал, и сказали ему, что он покинул тех, кто его поддерживал и старался возвести на трон, и что, если подписанное им признание станет достоянием гласности, никто из прежних его приверженцев никогда больше не будет для него стараться. Его будут считать другом до первой беды. Подписав письмо, подготовленное для него отцом, он, по сути, переметнулся к врагам.
В разгоряченном и запальчивом состоянии Монмут вернулся в Уайтхоллский дворец.
Он предстал перед отцом.
— Я должен получить обратно свое признание, — сказал он.
— Почему? — холодно спросил Карл.
— Потому что мне очень повредит, если станет известно, что я его подписал.
— Вам повредит, если станет известно, что вы не покушались на жизнь своего отца?
— Верните мне его! — настаивал Монмут. Карл вручил ему документ. Монмут схватил его, но, подняв глаза на отца, он не узнал его — настолько изменилось это некогда родное лицо. Он понял, что Карл стал другим человеком, — он отбросил иллюзии. Он заставил себя увидеть сына таким, каким он был, — сыном, который мог убить отца, поднявшего его до нынешнего его положения и делавшего ему одно добро, сыном, готовым убить такого отца из-за короны.
— Убирайтесь отсюда, — проговорил Карл.
— Отец… — начал заикаться Монмут. — Куда мне идти?
— Вон отсюда… К черту! — ответил Карл.
Он отвернулся, а герцог выбрался из дворца. Свое признание герцог сжимал в руке.
На улицах стояли толпы людей. Разговоры шли вокруг заговорщиков Рай-хауса. Он прислушался. Он взглянул на дворец отца и понял, что отныне для него нет места в Англии.
Той же ночью он отплыл в Голландию.
Карл больше не думал о Монмуте. Рай-хаусский заговор отнял у него сына, но дал ему еще большую власть и вместе с властью мир. Он правил так, как, по его мнению, должен править король, имеющий на то священное право. Его брат, герцог Йоркский, был восстановлен в должности первого лорда адмиралтейства и, поскольку Иаков не соглашался давать присягу в соответствии с обрядами англиканской церкви. Карл просто подписал приказ, что, будучи братом короля, он должен быть избавлен от дачи присяги в соответствии с тест-актом.
После этого настали месяцы счастья. Его личная жизнь текла так же спокойно, как и его государственная деятельность. Все его дети, за исключением единственного, которого он любил больше других, доставляли ему много радости.
Он заботился об их благополучии, радовался их победам, давал советы в случае неприятностей. Он взял на себя ответственность за будущее детей своего брата и выдал Анну замуж за протестанта Георга Датского — это был не очень привлекательный молодой человек, не слишком воспитанный и остроумный, неважно образованный; но так как его в жизни, казалось, больше всего интересовала еда. Карл не сомневался, что Анна будет им довольна. Он был чрезмерно толстым, но Карл дал ему шутливый совет: «Если вы будете со мной гулять, охотиться со мной и отдавать должное моей очаровательной племяннице, то полнота вскоре перестанет вам досаждать».
Совершенно неожиданно повод для небольшой ревности подала Луиза — он не взволновался, но признал, что немного ревновал. В Англию прибыл внук Генриха IV и Прекрасной Габриэллы, одной из его любовниц, пользовавшейся самой что ни на есть дурной славой. Это был Филип де Вандом, великий приор Франции. Было похоже, что Луиза впервые в жизни испытала настоящую страсть, так как, казалось, не замечала опасности, которой подвергала себя. Карл, охладевший к ней, счастливый с Гортензией и Нелл, по сути, не имел ничего против того, чтобы Луиза поразвлекалась на стороне; в Луизе его больше всего привлекали ее способности разбираться в высокой политике, а не ее женские достоинства, и поэтому он устранился. Но скрытые враги Луизы проявили себя и старались изо всех сил поссорить с ней короля. В конце концов Карл позаботился, чтобы великого приора выслали из Англии.
Больше всего из-за этой истории досталось Луизе. Она жила в страхе, что великий приор, вернувшись во Францию, предаст гласности ее письмо и она испытает на себе если не неудовольствие Карла, то язвительность насмешек своих соотечественников. Однако Людовик, признавая заслуги Луизы в осуществлении своих планов и будучи благодарен за ту, как он считал, прекрасно проделанную для Франции работу, запретил великому приору рассказывать о своей любовной интриге в Англии, и со временем она забылась.
- Предыдущая
- 74/77
- Следующая
