Дочь обмана - Холт Виктория - Страница 50

• Предыдущая
• 50/87
• Следующая

На воротах, от которых начиналась дорожка, ведущая к дому, виднелась надпись: «Мулен Карефур».

— Твоя тетя ждет нас? — спросила я.

— О, нет. Мы просто заедем ее проведать.

— Но, может быть, она не захочет меня видеть.

— Не волнуйся, захочет. А меня она всегда рада видеть. Нуну — тоже.

Мы спешились, привязали лошадей к столбу у ворот и пошли по заросшей травой дорожке.

Мари-Кристин взялась за дверной молоток и с громким стуком опустила его. В доме было тихо. Я почувствовала некоторое смущение. Нас не ждали. И почему это Мари-Кристин вдруг взбрело в голову поехать навещать свою тетю?

Я уже с облегчением подумала, что в доме никого нет, когда дверь приоткрылась, из-за нее выглянуло чье-то лицо. Это была седовласая женщина лет семидесяти.

— О, Нуну! — воскликнула Мари-Кристин. — Я заехала навестить вас. А это мадемуазель Тримастон, она приехала из Англии.

— Из Англии? — старуха бросила на меня подозрительный взгляд, а Мари-Кристин продолжала:

— Дедушка Робер был другом ее мамы. Она была знаменитой актрисой.

Дверь широко распахнулась, и мы с Мари-Кристин вошли в темную прихожую.

— Тетя Кандис дома? — спросила Мари-Кристин.

— Нет, она уехала.

— А когда вернется?

— Вот уж не могу тебе сказать.

— Ну, тогда мы поболтаем с тобой, Нуну. Как ты живешь?

— Ревматизм замучил. Давайте-ка поднимемся в мою комнату.

— Давайте. Может быть, тетя Кандис скоро придет.

Мы поднялись по лестнице, прошли по коридору и оказались перед дверью, которую открыла Нуну. Мы вошли, и Нуну жестом предложила нам сесть.

— Давненько ты не была у нас, Мари-Кристин, — сказала она. — Ты должна навещать нас почаще. Ты ведь знаешь, твоя тетя Кандис не любит ездить в Мезон Гриз.

— Если бы она хотела меня видеть, она бы приехала.

— Но она знает, что ты приедешь сюда, если захочешь видеть ее. Вам удобно, мадемуазель?

— Тримастон, — подсказала Мари-Кристин. Поблагодарив, я сказала, что мне очень удобно.

— Я показываю мадемуазель Тримастон наши места достопримечательности, знакомлю с людьми и все такое. Так что ты и тетя Кандис — часть нашей программы.

— Как вам здесь нравится, мадемуазель Тримастон?

— Я нахожу здесь все очень интересным.

— Да, издалека вы приехали, из Англии. А вот я не выезжала из этих мест с тех пор, как родились Марианн и Кандис. А это немалый срок.

— Нуну приехала сюда, когда они родились. Так ведь Нуну?

— Их мама умерла от родов и кому-то надо было заботиться о детях.

— Они тебе были как родные, правда, Нуну?

— Да, как родные.

Она сидела, глядя в пространство и, как представлялось мне, вспоминала то время, когда много лет назад она приехала сюда ухаживать за осиротевшими двойняшками.

Она заметила мой взгляд и почти извиняющимся тоном сказала:

— Когда нянчишь детей, к ним привязываешься. А я еще их отца нянчила. Он был смышленым, да… Он был мне как сын. Родная мать его так не любила. Он был толковый парень, умел зарабатывать хорошие деньги, такому, ясно, не на мельнице сидеть. И всегда заботился обо мне. Говорил, бывало, «Пока я жив, ты ни в чем не будешь нуждаться». А потом женился на этой цыганке. Подумать только, чтобы он, умный парень… и сотворил такое! Ну, а потом остался с двумя малышками на руках. Она была не создана, чтобы рожать детей. У одних это получается, у других — нет. И он сказал мне: «Нуну, приезжай». Я и приехала.

Я сказала:

— Думаю, вы и сами этого хотели.

Мари-Кристин довольно улыбалась. Я заметила, ей нравилось, какое направление приняла наша беседа. Она с гордостью поглядывала на меня, вероятно, потому, что Нуну нашла в моем лице сочувствующего слушателя.

— И вот, все осталось на мне, — продолжала та. — Они стали моими девочками. Марианна, та с малолетства была красавицей. Такая уж уродилась. Я себе говорила: «Хлебнем мы с ней лиха». Как чуть подросла, парни косяками стали за ней ходить. Если бы вы ее увидели, сами бы поняли, почему. Мадемуазель Кандис тоже неплоха, но Марианне и в подметки не годится. А потом, вот… такая смерть.

Она замолчала, и я увидела как слезы текут по ее щекам.

— И как это вы меня так разговорили? Не хотите ли стаканчик вина? — спросила она. — Мари-Кристин, ты знаешь, где я его держу. Налей мадемуазель стаканчик. Не знаю, тебе стоит ли давать. Разве что разбавить водой.

— Я не хочу разбавленного, Нуну. Я буду пить его так, как есть, — с достоинством сказала Мари-Кристин.

Она налила вина в стаканы и раздала нам, не забыв себя.

Нуну, торжественно подняв свой стакан, сказала:

— Добро пожаловать во Францию, мадемуазель!

— Благодарю вас.

— Надеюсь, вы еще зайдете к нам, — она вытерла платком глаза, в которых все еще стояли слезы. — Уж простите старуху, — продолжала она. — Со мной иногда бывает. Это так тяжко, терять тех, кто тебе дорог.

— Я знаю, — сказала я.

— И забываешь, что это только твое горе. Я ведь в ней души не чаяла. Такая была красавица. И чтобы вот так ее не стало. Иногда думаю, это выше моих сил.

— Я понимаю вас, — сказала я.

— А теперь расскажите мне о себе.

— Сейчас я гощу здесь, в Мезон Гриз.

— Мари-Кристин говорит, мсье Бушер был в большой дружбе с вашей мамой.

— Да, — вмешалась в разговор Мари-Кристин, — и когда ее мама умерла, мадемуазель Тримастон приехала к нам. Чтобы не оставаться там, где это случилось. Она еще не решила, что будет дальше делать.

— Надеюсь, у вас все будет хорошо, дорогая моя. Нравится вам это вино? У нас во Франции лучшие в мире вина.

Нуну явно жалела, что дала волю своим чувствам, и теперь старалась перевести разговор в более привычное русло. Мы еще немного поговорили о местных традициях и об отличиях французского образа жизни от английского. В разгар этой беседы вернулась Кандис.

Мы услышали, как она вошла, и Мари-Кристин встала со своего места.

— Тетя Кандис, тетя Кандис! Я здесь с Нуну. Я приехала с мадемуазель Тримастон.

Кандис вошла в комнату. Она была высока, стройна и довольно привлекательна. Отдаленно она напоминала виденный мною портрет ее сестры Марианны. Цвет ее волос и глаз был таким же, что и у девушки на портрете, но несколько приглушенным, глаза смотрели серьезно и, главное, совершенно отсутствовало выражение дерзкого вызова, делавшее столь неотразимой ее сестру. Она казалась бледной копией Марианны.

Будучи, как видно, очень сдержанной в проявлении чувств, она почти не выразила удивления по поводу приезда Мари-Кристин с неожиданным гостем.

Меня представили.

— Я слышала, что вы живете в Мезон Гриз. В деревне не бывает тайн, все на глазах. Вижу, Мари-Кристин взяла над вами шефство.

— Мы большие друзья, — объявила Мари-Кристин. — Я учу мадемуазель Тримастон французскому языку, а она меня — английскому.

— По-моему, вы это прекрасно придумали. Полагаю, вы познакомились с мсье Бушером еще в Лондоне?

— Да, он был другом моей мамы.

— Ее мама была знаменитая актриса, — пояснила Мари-Кристин.

— Я слышала об этом, — сказала Кандис. — Ну, как вам нравится Франция? Наверное, здесь многое по-другому.

— Да, пожалуй. Но как раз это и привлекает.

— И сам Мезон Гриз очень интересен, не правда ли?

— Исключительно.

— Вы уже успели побывать в Париже?

— Пока нет.

— Вы, конечно, съездите туда.

— Надеюсь, вскоре… Мы уже об этом говорили. Сделаем некоторые покупки… И еще, мне бы хотелось увидеть студию отца Мари-Кристин.

Ее лицо на мгновение как бы окаменело. У меня сразу же промелькнула догадка: «Она испытывает к нему сильное чувство и даже при одном упоминании о нем не может этого скрыть».

— Париж — очень интересный город, — сказала она.

— Я с нетерпением жду этой поездки.

— Вы собираетесь долго пробыть во Франции?

— Она еще долго поживет у нас, — ответила за меня Мари-Кристин. — Дедушка Робер говорит, она должна считать Мезон Гриз своим домом.

• Предыдущая
• 50/87
• Следующая