Волшебство Маккензи - Ховард Линда - Страница 6

• Предыдущая
• 6/24
• Следующая

Он колебался перед ответом.

– Мой первоначальный план состоял в том, чтобы выяснить, что ты знаешь, а потом спрятать тебя в каком-нибудь безопасном месте, пока все не закончится.

– И куда ты собирался спрятать меня? В фургон к Фурору? – в ее голосе слышалась едкая ирония. – Плохо, совсем плохо. Я ничего не могу вспомнить, и тебе придется держать меня поблизости на тот случай, если все-таки память вернется. Мы в одной упряжке, Макнил, и тебе следует отказаться от мысли спрятать меня.

– Есть только одно место, куда бы я хотел тебя спрятать, – медленно протянул он. – И ты уже там.

Это заявление не стало для нее сюрпризом – все доказательства были налицо.

В действиях Алекса Макнила по отношению к ней отчетливо проявлялось присущее мужчинам собственническое чувство: оно сквозило в каждой линии его тела, в пристальном взгляде синих глаз, смотревших на нее сверху вниз.

Марис не могла ошибаться насчет этого взгляда. Она росла, видя точно такой же в глазах отца, обращенных к матери, когда он стоял к ней очень близко, почти касаясь, и каждая мышца его тела будто звенела от едва уловимого напряжения. Бессчетное количество раз Марис видела этот взгляд и у пяти своих братьев, обращенный сначала к их подругами, а затем – у четверых из них – к женам. Жаркий, обжигающий взгляд желания.

Чувства к Алексу повергали Марис в смятение, пугали и волновали. С первого взгляда между ними что-то возникло, и она точно знала, что скоро придется с этим "что-то" иметь дело.

Именно поэтому Марис так отчаянно старалась избегать его, не желая запутываться в более близких отношениях и терпеть сплетни коллег по работе. Конечно, у нее и раньше были свидания, но нечасто. Всякий раз, когда мужчина начинал проявлять излишнюю привязанность или настойчивость, она инстинктивно отстранялась. Марис никогда не хватало времени и терпения на то, что отвлекало ее внимание от лошадей или работы, да она, собственно, и не хотела, чтобы кто-то вторгался в ее жизнь.

Марис ревностно оберегала свой внутренний мир, не позволяя никому, кроме ее семьи, проникнуть в него. Похоже, это являлось общей чертой всех Маккензи – комфортно чувствовать себя в одиночестве и даже предпочитать его, хотя все ее братья, за исключением Ченса, в конечном счете женились и безумно любили своих жен. Они сделали это именно потому, что по-настоящему полюбили. Вот и Марис предпочла дожидаться единственную в жизни любовь, а не тратить напрасно время на краткие интрижки с мужчинами, с которыми у нее случайно возникало взаимное физическое влечение.

С влечением у них с Макнилом все было в порядке. И доказательством служила та выпирающая часть его тела, что сейчас давила на нежную впадинку между ее ног, призывая раздвинуть бедра и насладиться ощущением твердости и мощи, когда он заполнит ее до конца. И тот факт, что ей самой этого хотелось, еще раз доказывало, что влечение Макнила определенно будило в ней ответную реакцию. Следовало бы отодвинуться, но она не могла. Ни одна клеточка ее тела не желала отдаляться от Макнила, и стремилась только к нему, в его объятья.

Марис смотрела на покрытый щетиной подбородок, в синие глаза, потемневшие от острого желания, которое он беспощадно сдерживал. Ее собственные глаза превратились в темные бездонные омуты.

– Вопрос в том, – медленно произнесла Марис, – что ты со всем этим собираешься делать?

– Чертовски немного, – пробормотал он, продолжая осторожно тереться об нее. Движения были настолько чувствительны, что Алекс резко выдохнул сквозь сжатые зубы, его челюсть напряглась. – У тебя сотрясение мозга. И адская головная боль. Бог знает, сколько людей пытаются нас найти. Поэтому мне следует сосредоточиться на наших проблемах вместо того, чтобы думать, как забраться в твои маленькие трусики. И, черт побери, даже если ты сейчас согласишься, я все равно должен буду сказать «нет», потому что сотрясение мозга – это дьявольски серьезно и могут быть осложнения.

В последнем предложении сквозило такое разочарование, что казалось, каждое слово вызывало у Алекса резкую боль.

Марис лежала под ним без единого движения, хотя инстинкты требовали развести бедра, обхватить его ногами и притянуть еще ближе к полыхающей огнем плоти. Ее глаза потемнели до цвета ночного неба, что-то загадочное и древнее отражалось в них.

– Голова уже почти не болит, – низким голосом произнесла Марис, завлекая его взглядом. – И у меня нет никаких осложнений.

– О, Господи… – простонал он, прижимаясь к ней лбом и закрывая глаза. – Это только две причины из четырех.

Стоило Марис шевельнуть руками, как он тут же освободил их. Она положила ладони на его плечи, и Алекс напрягся, ожидая, что сейчас она его оттолкнет и разрушит их близость, чего ему страшно не хотелось. Марис не оттолкнула. Наоборот. Она нежно прочертила линию по выпирающим буграм мышц на его плечах, провела пальцами по ключице, и, наконец, положила руки на твердую широкую грудь. Черные волоски щекотали ладони Марис. Маленькие мужские соски затвердели и стали острыми, притягивая взгляд. Под ее ладонями сердце Алекса билось тяжелыми сильными ударами.

Она была потрясена и немного озадачена силой охватившего ее желания. Нет, не желания, жажды. Горячей и всепоглощающей жажды. В своей жизни Марис часто наблюдала за сексуальным влечением на примитивном уровне у лошадей и других животных на ранчо и, на более высоком, среди членов ее семьи, как за чем-то одновременно сильным и нежным, простым и сложным. Она не сбрасывала со счетов силу сексуального влечения. Видела ее, но сама никогда не испытывала ни этот жар, ни болезненную пустоту, которую может заполнить только он, ни странное ощущение, как будто все тает и плавится глубоко внутри. Она всегда считала, что почувствует такое, только если полюбит. Но о какой любви можно говорить, если она толком не знает Алекса? Да, ей известно его имя и род занятий, но не человеческие качества, не черты его характера. Невозможно влюбиться в незнакомца. Чувствовать притяжение – да. Но любовь?

Однако ее невестка, Бэрри, однажды сказала, что уже через пять минут после знакомства с Зейном поняла, каким он был человеком, и влюбилась. Да, они были совершенно чужими друг другу, но чрезвычайные обстоятельства, которые вынудили их поспешно вступить в интимные отношения, проявили те грани их характеров, на изучение которых в обычной жизни ушли бы месяцы.

Марис задумалась о сложившейся ситуации и об Алексе, так интимно разделившим с ней неприятности. Что она сумела узнать о нем с того момента, как проснулась, или как вышла из бессознательного состояния?

Он ее ни к чему не подталкивал. Хотел – да. Но не подталкивал. Обстоятельства не были благоприятными, и он выжидал. Он был терпеливым мужчиной или, по крайней мере, терпеливым тогда, когда это требовалось. Умен, она увидела бы это еще тогда, недели назад, если бы позволила себе внимательнее изучить его. Марис не была уверена, но ей казалось, что специальный агент ФБР обязан иметь юридическое образование. У него имелись кое-какие медицинские знания. По крайней мере, о сотрясении мозга. Очевидно, он был весьма решительным, раз заставил делать ее что-то против воли, хотя с сотрясением мозга не слишком-то посопротивляешься. Позаботился о ней. И, что самое главное, несмотря на тот факт, что она спала практически обнаженной, он ни в коей мере не воспользовался этим.

Это был основательный список. Умный, образованный, терпеливый, решительный, заботливый и честный. И что-то еще, постоянно ощутимое и исходящее от него, – некоторая опасность и сдерживаемая внутри сила. Марис помнила тихий, но властный тон его голоса, в нем слышалась абсолютная уверенность в себе и своей способности справиться с любой ситуацией. В этом он походил на ее братьев, особенно на Зейна и Ченса, а они были двумя самыми опасными мужчинами, которых она могла себе представить.

• Предыдущая
• 6/24
• Следующая