Наслаждение Маккензи - Ховард Линда - Страница 40
- Предыдущая
- 40/50
- Следующая
– Черт тебя побери, я хочу видеть тебя живым и здоровым! У нашего ребенка должен быть отец! Я хочу от тебя еще детей, а значит, ты должен оставаться живым. Слышишь меня?
– Слышу! – успокаивающе ответил Зейн, хватая ее кулак и крепко прижимая к своей груди. – Я и сам хочу того же, поэтому должен сделать все необходимое для твоей безопасности и безопасности маленького.
Бэрри расслабилась, но губы продолжали дрожать и в глазах стояли слезы, хотя раньше такой слабости она за собой не замечала. Видимо, гормональные сдвиги, связанные с беременностью, сделали ее слезливой, но она не собиралась распускать нюни перед мужем. Ему хватало забот и без рыдающей по пустякам жены.
Когда Бэрри смогла взять себя в руки, она спросила тихим, но ровным голосом:
– Маленький? Ты имеешь в виду мальчика?
Бэрри заметила вспыхнувшую на миг улыбку.
– Боюсь, что так, – ответил Зейн и понес ее к кровати. – В семье Маккензи появилась на свет только одна девочка. С тех пор прошло двадцать девять лет и родилось десять парней. Он наклонился, бережно положил Бэрри на кровать и сел рядом. На лице читалось чистое желание, когда Зейн расстегивал молнию платья.
– Теперь давай проверим, смогу ли я вернуть тебя туда, где ты была до того, как испугалась. Заодно познакомим маленького с папочкой.
Смешанное чувство застенчивости и беспокойства все больше охватывало Бэрри по мере того, как он стягивал с нее платье – сначала на бедра, затем вдоль ног и, наконец, отбросил его совсем. После похищения, когда ее раздели донага в попытке запугать и сломить дух, без одежды Бэрри чувствовала себя неуютно. За исключением нескольких часов, когда в руинах дома в Бенгази Зейн уговорил ее расстаться с рубашкой, и она потерялась в чувственном забытьи. И с тех пор в спешке принимала душ, как можно скорее одевалась или хотя бы накидывала халат. Раньше она любила полежать в ванной, наслаждалась ощущением теплого воздуха на коже, баловала себя ароматными маслами и лосьонами, но за последние пару месяцев желание поскорее прикрыть обнаженное тело пересиливало это удовольствие.
А Зейн хотел видеть ее обнаженной.
Верхняя одежда уже исчезла, а шелковые лифчик и трусики в тон почти не защищали ее тело. Он ловко расстегнул переднюю застежку и чашечки начали медленно расходиться, открывая округлости ее груди. Бэрри не смогла себя побороть и защитным движением скрестила руки, удерживая лифчик на месте.
Зейн остановился. Светлые пристальные глаза изучали беспомощное, смущенное выражение лица Бэрри. Объяснения не требовались. Он был там и все понимал.
– Все еще испытываешь проблемы с той рубашкой? – мягко спросил он, имея в виду ее отчаянные попытки в Бенгази прикрыться единственным предметом одежды.
Включилась единственная лампа. Бэрри лежала в небольшом круге света, в то время как его лицо оставалось в тени. Она облизнула губы и кивнула. Другого подтверждения ему не требовалось.
– Мы не можем изменить прошлое, – произнес он серьезным голосом и с таким же выражением лица. Одним пальцем Зейн легко прошелся по верхней половине ее груди, которая округлилась над скрещенными в защитном жесте руками. – Мы можем оставить прошлое позади и двигаться вперед, но изменить его не удастся. Воспоминания стали частью нас, изменили нас изнутри, но когда случиться что-нибудь в следующий раз, мы изменимся снова. Я помню лицо первого убитого мной человека. Нет, я не сожалею, потому что он был куском дерьма, нагло оставившим визитную карточку на круизном судне после того, как убил девятерых стариков, вся вина которых состояла в том, что они отмечали уход на пенсию. Тогда он изо всех сил старался прикончить меня… его лицо навсегда останется в моей памяти, где-то глубоко внутри.
Зейн замолчал, погрузившись в воспоминания.
– Теперь он – часть моей жизни. Убийство этого человека изменило меня. Сделало сильнее. Заставило осознать, что могу сделать то, что необходимо, и двинуться вперед. Я убивал и после него, – продолжал Зейн ровным голосом, словно обсуждал погоду, – но не запомнил их лиц. Только того, первого. И я рад, что тогда смог победить.
Бэрри, не отрываясь, смотрела на Зейна. Темнота подчеркивала угловатые черты его лица, много повидавшие глаза. Она понимала, что осмысление произошедших событий приходит не сразу, позже, и остается в глубине души человека. Похищение ее изменило. Бэрри знала это до того, как появился Зейн и спас ее. Она стала сильнее, решительнее, действовала с большей готовностью. Когда он появился у порога ее дома, она уже была готова предпринять чрезвычайные меры для спасения себя и ребенка, отказавшись от привычной и комфортной жизни.
Раньше ей уже приходилось раздеваться перед Зейном и получать от этого наслаждение. Она сможет сделать это снова.
Очень медленно Бэрри подняла одну руку и погладила тонкую линию небольшого шрама на левой скуле Зейна. Он немного повернул голову и потерся щекой о ее пальцы.
– Сними с себя одежду, – мягко попросила она. Равновесие. Если уравновесить свою наготу его наготой, то получится намного проще.
Его брови немного приподнялись.
– Хорошо.
Бэрри не хотела ничего объяснять, и вдруг поняла, что ей и не придется. Она просто лежала на кровати и наблюдала, как он скидывает пиджак, затем снимает кобуру со смертельно опасным грузом и кладет на прикроватную тумбочку, чтобы оружие оставалось на расстоянии вытянутой руки. Потом на пол, вслед за пиджаком и ее платьем, полетела мужская рубашка.
Свежий шрам в верхней части живота Зейна оставался красным и сморщенным, отмечая место, где скальпель корабельного хирурга вошел в тело, чтобы остановить кровотечение и спасти пациенту жизнь. Бэрри уже видела этот шрам, когда Зейн раздевался, чтобы перед церемонией бракосочетания принять душ. В то время ее остановила настойчивая просьба не прикасаться к его телу, не мешать следовать к главной цели. Теперь такого ограничения не существовало.
Бэрри провела пальцами по всей длине шрама, чувствуя теплоту и жизненную силу мужчины, и подумала о том, как близок он был к пределу. Как она была близка к тому, чтобы его потерять…
– Не думай об этом, – прошептал он, перехватывая ее руку и поднося к губам. – Этого не произошло.
– Но могло.
– Нет, – поставил точку в разговоре Зейн и наклонился, чтобы снять ботинки, которые упали на пол с двойным глухим ударом, а он поднялся на ноги и расстегнул брюки.
Он был прав. Этого не произошло. Соберись, возьми с собой новые знания и отправляйся вперед. Что было, то прошло. Их свадьба и ребенок означали будущее. Настала пора подумать о настоящем, и так как Зейн стремительно избавлялся от оставшейся одежды, думать немедленно.
Он снова сел рядом с женой, прекрасно себя чувствуя без одежды. С мечтательным выражением лица Бэрри протянула руку и погладила широкие плечи, пушистый островок волос на груди, поскребла крохотные спрятавшиеся в волосах соски, пока они не поднялись напряженными бусинками. Бэрри понимала, что приглашает Зейна. У нее перехватило дыхание в ожидании ответа.
Зейн не заставил себя ждать. Его руки потянулись к чашечкам лифчика, в то время как глаза пристально смотрели в ее лицо.
– Готова? – спросил он с легкой улыбкой.
Бэрри не ответила, только дернула одним плечом так, чтобы чашечка соскочила с груди. Это и стало ответом.
Зейн перевел глаза на ее тело и освободил вторую грудь. Его глаза полыхнули жаром возбуждения, а дыхание с шумом вырвалось через приоткрытые губы.
– Я вижу здесь нашего ребенка, – прошептал он, нежно дотрагиваясь кончиком пальца до одного соска. – Ты совсем не пополнела, живот остался таким же плоским, но здесь малыш тебя изменил. Соски потемнели и увеличились в размере.
Даже такое легкое движение пальца по ореолу соска, заставило его напрячься и отвердеть. Бэрри застонала от желания, а знакомая молния полыхнула от груди до лона. Подушечкой большого пальца Зейн потер сосок, а затем осторожно обхватил грудь и приподнял ее, наполняя ладонь мягкой плотью.
- Предыдущая
- 40/50
- Следующая