Выбери любимый жанр

Garaf - Верещагин Олег Николаевич - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

…Но как ты там, где ты там, малыш,

Быть может, тоже ночей не спишь,

А за окном, как и здесь, могильный август, дождик косой,

А впереди двадцать первый век,

Текучий камень пангейских рек,

Потом осенняя слякоть, потом зима, потом кайнозой…

Сперва он просто слушал. А потом Олег Николаевич как–то раз расшифровал эти строки. Оказалось, что в них есть смысл, а не просто ритм и печаль…

Пашка снова открыл глаза. Улыбнулся. Оказывается, некоторые хорошие современные песни надо воспринимать, как стихи древних скальдов, где смысл прятался за та–а–акенными словесными оградами, что ух. Правда — там смысл был воинственный. А тут — горький.

Там в самом начале: «Каменных рек Пангеи не взять рукой…» Каменные реки — это города. Пангея — древний пра–континент… и так же называется проект будущего, который проталкивают американцы: единый мир под их властью. Текучий камень — бетон; текучий камень пангейских рек — городские улицы, дома из серого одинакового бетона, мир двадцать первого века… Потом — осенняя слякоть; грязь в жизни, грязь везде, тусклое существование… а потом — зима. Уж не ядерная ли зима? Или просто холод человеческих душ? А потом — кайнозой. Время беспощадных хищников, мир динозавров, где прав тот, у кого длинней клыки и меньше совести… Вот и смысл песни. Печальный и страшный.

Как ты там, где ты там, малыш? Быть может, тоже ночей не спишь?

Не сплю, хотя и не малыш, подумал Пашка. Или малыш? Мечтаю о сказке. Да ещё и красивой.

Он потянулся, прислушался, как сопят спящие братья. Да, вот уж у кого никаких проблем со сном. У Сёмки — в силу мелкости возраста. У Димки — в силу черт характера;

он и на сковородке уснёт.

Снаружи опять, но уже дальше, взревел пьяный. Собаки отозвались радостной кантатой. А вот интересно, о чём думают пьяные? Уж точно их не беспокоят мировые проблемы…

Он уставился на полную луну, как раз появившуюся в окне. А что, если в нём есть что–то от оборотней? Недаром ему так нравятся волки, ночь и луна… Пашка попытался высмеять себя за уж совсем детскую попытку найти в окружающем хотя бы кусочек сказки — но почему–то не получилось. Высмеиваться не было желания абсолютно. Было желание протянуть руку и коснуться луны. Интересно, она зазвенит, если щёлкнуть по краю пальцем?

Засыпаю, подумал он. И почему–то встряхнулся, испуганно отгоняя сон, хотя ещё минуту назад именно заснуть и хотел больше всего. Наверное, всё–таки успел уснуть по–настоящему, потому что рывком сел в постели, пытаясь отделить сон от яви. Луна ломилась в окно; несколько мучительных секунд Пашка не понимал, спит или нет, что ему приснилось, а что было на самом деле.

Он толкнул локтем подушку и опять лёг. Почему–то вспомнилось, как обиделся Олег Николаевич, когда он вернул недочитанную первую часть «Властелина Колец». Старая книжка, неинтересная. В конце концов, он так и сказал. Ну, конечно, Олег Николаевич прав — из неё, можно сказать, выросло всё фэнтэзи. Но из наскальных рисунков выросла вся живопись — что же теперь, обвешать всё вокруг наскальными рисунками и ничего больше не признавать?

Сравнение ему понравилось. Он решил, что непременно так и скажет Олегу Николаевичу при следующей встрече. А пока… какая луна… Не отрывая от неё взгляда, он зашептал — еле слышно, но самому слова казались невероятно громкими…

— Я видел рай и видел ад,

Я видел Ла–Манш и Париж

И тень моя, пол года назад,

Московских касалась крыш.

Сорок крестов на моём боку.

Сорок побед и смертей.

Сорок раз навстречу врагу

Слал я свинцовых чертей.

Но сердце моё (ты веришь, нет?!)

Не радо в смертельном бою.

Врезался в душу лунный свет.

Ему, ледяному, пою.

Луна, ты слышишь? Луна, постой!

Зачем ты одна паришь?!

Зачем же ты смотришь с такою тоской.

Услышь же меня! Услышь…

Но нет ответа. Надменна она.

Ты для неё — каприз!

И встал мотор… Прощай — Луна!

И камнем ринулся вниз.

Стихи А.Наумова.

Снаружи начинался ветерок, ветви покачивались… Значит, скоро рассвет. Да что ж в самом деле такое?! Пашка за собой знал, что он — «сова». Но уж так–то… Хотел уснуть — чем–то сам себя напугал, не поймёшь теперь, чем…

А что если… Он хмыкнул и привстал. Можно сейчас одеться и пойти погулять. А днём забраться в какое–нибудь укромное местечко и выдрыхнуться разом за всю ночь. Ну лето же, каникулы, и не так уж их много осталось… Пойти и сделать какую–нибудь глупость… например, изрисовать рунами всю автобусную остановку. Или логотипами «Арии»… А то «Fesh, Fesh» — куда не пойдёшь, везде взглядом натыкаешься… Или ещё лучше — перебраться через заболоченную низину за огородами, подняться на склон и усесться где–нибудь в роще на поваленное дерево. И сидеть, пока не встанет солнце, отмахиваясь от комаров…

Мысль о комарах слегка охладила романтические желания. Вспомнилось: «А ежли рядом, скажем, хоббита нет, из кого же они, гады, кровь пьют?!» — надо же, врезалось в память…

Пашка сел на постели, прислушался. Тихо, спят все… Даже собаки замолчали. Ну и пусть спят, решительно подумал он, укрепляясь в желании отправиться на прогулку. Плавки одеть? Не надо, не купаться идём… Сидя, он дотянулся до джинсов, стал натягивать их и хихикнул невольно, вспомнив, как три дня назад ночью прятал (а потом днём тишком отстирывал) трусы. Тогда ему уснуть вполне удалось (луна была ещё не полная) - и даже сон приснился…

Он опять хихикнул, влезая в рубашку с длинным рукавом. От комаров всё–таки поостережёмся, иначе всё удовольствие испортят. Встав, он тихонько пошёл к двери, но увидел лежащую на столе раскрытую книгу — Торссен, «Источник судьбы». Вот откуда пришла мысль о рунах, он её читал вечером и забыл.

Ступая на цыпочках, Пашка подошёл к столу, закрыл и вновь — наугад — открыл книгу. Просто чтобы позабавиться — что там? Он так часто делал.

Книга открылась на руне «Райдо». Странствие… Надо же. Иногда ему казалось чудным, как руны и правда совпадают с событиями. Правда, он тут же говорил себе, что на этом и основано всё гадание — под расплывчатое предсказание можно подогнать любые последующие дела. Но всё–таки, что ни говори, а он и правда сейчас отправляется в небольшое странствие.

Закрыв книжку, Пашка выбрался из комнаты, зацепил в коридоре кроссовки и вышел, не скрипнув дверью, на крыльцо.

Снаружи и правда начало светать. Где–то близко, за окраиной, скрипел коростель. Пашка постоял, поёживаясь. Как всегда в такие минуты, ему на миг захотелось вернуться обратно и улечься в постель. И как всегда он переломил секундную слабость и, держа в руках кроссовки (всё равно перед низинкой разуваться), спустился по ступенькам.

Деревня спала. Повально, беспробудно, самым сладким утренним сном. В низине — сколько хватало глаз — колыхалось белёсое в полутьме туманное море. Ветерок улёгся, коростель умолк, и стояла такая тишь, что Пашка сбил шаг и замер, изо всех сил прислушиваясь, стараясь уловить хотя бы звук.

И, когда он остановился, тишина стала окончательной, всеобъемлющей и всеобщей.

Не надо идти, вдруг подумал мальчишка. Надо скорее вернуться домой. Мысль была отчётливой и ясной.

Пашка упрямо стиснул зубы. Вот ещё. Не хватало испугаться невесть чего, стоя у родной ограды. Нет уж. Он пойдёт в рощу и будет сидеть там, пока не рассветёт совсем!

А всё–таки как–то что–то не так.

Это был последний писк разума.

Вздрагивая от холода, Пашка пересёк росную полоску травы и оказался на деревенской улице. Влево она уходила в поля, вправо — собственно в деревню. Прямо шла небольшая тропинка, протоптанная в основном мальчишками, не склонными искать обходных путей, чтобы добраться до лесков и рощ на другой стороне заболоченного распадка. На середине тропинка ныряла в туман. И за низиной — выныривала из него на склон, уходила в рощу. Всё это было уже видно совсем хорошо.

2
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело