Новая наука о жизни - Шелдрейк Руперт - Страница 63

Заметим, что и ортодоксально мыслящие биологи, для которых оказывается невозможным игнорировать информационную роль ЭМП, уже пытаются учитывать эти эффекты, главным образом в исследованиях биологических процессов на клеточном или мембранном уровне. Хотя при этом неизбежно возникают трудности, связанные прежде всего с тем, что слишком укоренилось в сознании убеждение в чисто энергетической роли ЭМП в биологических процессах. И кроме того, большим препятствием здесь является редукционистский стиль мышления, предполагающий поиск причин явлений «снизу», через взаимодействия элементов вещества. Тогда как принятие ЭМП как средства передачи информации на всех уровнях организации биосферы требует перехода к системному мышлению, к целостному восприятию изучаемых объектов, к осознанию руководящей роли высших уровней в иерархии биологических систем. Но такой переход нам представляется неизбежным; и со временем под давлением соответствующих фактов и все менее ортодоксальных теорий нетепловые биологические эффекты ЭМП, несомненно, будут вписаны в общую картину биологических явлений. Хотя здесь еще многое предстоит исследовать и объяснять, и, вероятно, много времени потребуется для того, чтобы определить законное место этих эффектов в биологической науке.

Концепция Шелдрейка оставляет этот вопрос открытым. Как пишет автор: «Гипотеза формативной причинности есть проверяемая гипотеза об объективно (выделено нами Е. Е.) наблюдаемых закономерностях, существующих в природе. Она не может дать никаких ответов на вопросы, поставленные появлением новых форм и новых моделей поведения или фактом субъективного опыта. На такие вопросы могут ответить лишь теории реальности, идущие далее, нежели теории естественной науки, иными словами — метафизические теории» (с. 268). С этой точки зрения появление любой новой формы является «уникальным событием, которое следует приписать случаю, или творческой силе, присущей материи, или трансцендентному творческому принципу» (с. 157).

По существу это означает, что автор (как это ни удивительно!) в этом вопросе стоит на позиции, характерной для той самой механистической теории, альтернативу которой он предлагает. Поскольку одно из основополагающих утверждений механистической теории и состоит именно в том, что естественно-научное исследование в принципе рассматривает лишь объективно существующие закономерности (по отношению к которым исследователь занимает позицию стороннего наблюдателя) и не касается причин этих закономерностей. Согласно этой теории, основанием для выводов и, соответственно, для гипотез о законах природы являются опытные факты, а не умственные построения. Эти последние служат источником метафизических теорий. Наука же, в отличие от метафизики, стоит на прочном фундаменте объективных закономерностей, установленных опытным путем, которые могут быть проверены в ходе независимых экспериментов.

Такая позиция — построение научного знания путем индукции из объективно наблюдаемых закономерностей — берет начало, как все мы знаем, из трудов основоположников науки Нового времени. Хорошо известно знаменитое изречение Исаака Ньютона: «Гипотез не измышляю». Но известно также, что основы науки Нового времени, составляющие фундамент современной науки, складывались в нелегкой борьбе с невежественными построениями служителей церкви. И тогда такая позиция была необходима и оправдана как антитеза схоластическим нагромождениям Средневековья. Так утверждались мощь разума и достоинство человека, его способность не быть игрушкой стихий, но обрести власть над силами природы, направляя их действие в своих интересах, избавиться от болезней, научиться использовать природные богатства для улучшения своей жизни.

Но сейчас мы стоим перед другой проблемой. Утверждение науки как антитезы метафизики, вывод высших причин явлений за рамки научного исследования фактически привели к тому, что наука в лице большинства своих представителей вообще забыла о существовании высших причин и стала сводить и мир, и природу, и человека к чисто вещественным проявлениям. Соответственно, и само научное исследование стало отождествляться с поиском сугубо материальных причин, причем не выходящих за рамки известных видов физической материи. Поиск этих причин ведется «снизу», от элементов вещества, и сводится в конечном счете к нахождению энергетически выгодных состояний, то есть состояний с минимальной энергией.

Такая, как ее называет Шелдрейк, «энергетическая причинность» в принципе не позволяет увидеть в изучаемых явлениях следствия высших причин, действие духовных сил, тонких состояний материи, обладающих иными свойствами по сравнению с теми, которые приписывает наука известным ей состояниям материи. Соответственно, оказывается невозможным найти научно обоснованное решение многих известных проблем (проблем регуляции, регенерации, инстинкта, проблем теории эволюции и т. д.), не говоря уже о таких «особых», но вполне реальных феноменах, которые относятся к области парапсихологии.

Шелдрейк предложил альтернативу — «формативную причинность», которая представляет как бы сверхфизический уровень, на котором сосредоточен другой класс причин, дополнительный к «энергетическим». При этом действительно можно отчасти разрешить проблемы, возникающие при строгом следовании механистическому подходу. Однако поскольку происхождение новых форм остается вне рамок его гипотезы и считается, что сами М-поля (и следовательно, «формативные причины») имеют неизвестную, но определенно нефизическую природу, то оказывается, что все творческие силы природы и человека, проявления которых очевидны и играют огромную роль в создании новых форм, оторваны от физической реальности. Иначе говоря, возникает разрыв между творческой деятельностью человеческого сознания и превращениями в мире физических форм.

Понимая это, Шелдрейк вводит еще третий вид причинности — «сознательную причинность», однако и она не решает проблемы происхождения новых форм. Как отмечает он сам в последней главе, «хотя сознательное творчество достигает своего высшего развития у человека как биологического вида, возможно, что оно также играет важную роль в развитии новых типов поведения у высших животных… Но сознательная причинность имеет место только в уже установившихся рамках формативной причинности, задаваемой морфическим резонансом от прошлых животных; она не может объяснить главные моторные поля, в области которых она проявляется, и не может также рассматриваться как причина характерной формы вида. Еще менее она может помочь объяснить происхождение новых форм в растительном царстве. Так что проблема эволюционного творчества остается нерешенной» (с. 277).

Таким образом, оказывается, что гипотеза формативной причинности фактически сохраняет разрыв между сознанием и физической реальностью, существующий в рамках принятой механистической теории. И тогда утверждение реальности действия в физическом мире высших, тонкоматериальных сил и состояний сознания, реальности духа как движущей силы всего материального мира становится невозможным. И научное исследование феноменов жизни все равно оказывается замкнутым в мире узкоматериальных, известных физических причин. Между тем всякий, кто признает единство мира и всеобщую взаимосвязь объектов и явлений, понимает, что этот разрыв не соответствует действительности.