Новая наука о жизни - Шелдрейк Руперт - Страница 51

Хотя творческая сила, способная создавать в ходе эволюции новые формы и новые модели поведения, непременно должна выходить за пределы индивидуальных организмов, она не должна выходить за пределы всей природы. Например, она может быть имманентна жизни в целом; в этом случае она соответствует тому, что Бергсон называл elan vital /жизненный порыв. — Прим. пер.).[257] Или она может быть имманентна планете в целом, или Солнечной системе, или всей Вселенной. Фактически может существовать иерархия имманентных творческих сил на всех этих уровнях.

Такие творческие силы могут создавать новые морфогенетические и моторные поля путем своего рода причинности, очень напоминающей сознательную причинность, рассмотренную выше. На самом деле, если такие творческие силы вообще признаются, тогда трудно избежать заключения, что они должны быть в некотором смысле сознательными сущностями.

Если такая иерархия сознательных сущностей существует, тогда те из них, кто стоит на высших уровнях, вполне могут выражать свою способность к творчеству с помощью тех, кто стоит на более низких уровнях. А если такая творческая сила высшего уровня действует через человеческое сознание, то мысли и действия, которые ею вызываются, фактически могут переживаться так, как если бы они происходили из внешнего источника. Такое переживание, называемое вдохновением, действительно хорошо известно.

Более того, если такие «высшие сущности» имманентны природе, тогда можно представить, что при некоторых условиях человеческие существа могут прямо осознать, что они заключены внутри этих сущностей или охватываются ими. И переживание внутреннего единства с жизнью, или с планетой, или со Вселенной на самом деле часто описывалось людьми до той степени, в какой его вообще можно выразить словами.

Но несмотря на то что иерархия сознательных сущностей вполне может объяснить эволюционное творчество Вселенной, она, вероятно, не могла положить начало самому существованию Вселенной. Также эта имманентная творческая сила не могла иметь какую-либо цель, если нет ничего за пределами Вселенной, к чему эта сила могла бы стремиться. Так что в этом случае вся природа развивалась бы непрерывно, но слепо и не имея направления.

Метафизическая позиция признает причинную действенность сознательного «я», а также существование творческих сил, выходящих за пределы индивидуальных организмов (трансцендентных по отношению к ним), но имманентных природе. Однако она отрицает существование какой-либо конечной творческой силы, трансцендентной по отношению к Вселенной в целом.

Вселенная в целом может иметь причину и цель, только если она сама была создана превосходящей ее (трансцендентной ей) сознательной силой. В отличие от Вселенной, это трансцендентное сознание не могло бы развиваться в направлении к определенной цели; оно само было бы своей собственной целью. Оно не могло бы также стремиться к конечной форме, а имело бы завершение в самом себе.

Если бы это трансцендентное сознательное существо являлось источником Вселенной и всего, что в ней есть, то все сотворенные вещи были бы в каком-то смысле составляющими его природы. Тогда более или менее ограниченная «целостность» организмов на всех уровнях сложности могла бы рассматриваться как отражение трансцендентного единства, от которого они зависят и от которого в конечном счете произошли.

Таким образом, эта четвертая метафизическая позиция утверждает причинную действенность сознательного «я», а также существование иерархии творческих сил, имманентных природе, а также реальность трансцендентного источника Вселенной.

Ко времени выхода первого издания «Новой науки о жизни» в 1981 году журнал «Нью Сайентист» опубликовал мою статью, в которой была кратко изложена гипотеза формативной причинности. К этой статье Колин Тадж написал следующее предисловие.

Руперт Шелдрейк в ближайшее время напечатает книгу. в которой на языке опровержимых аргументов утверждается, что западная наука, к сожалению, создала неверное представление о мире и населяющих его существах. Шелдрейк полагает, что формы вещей — кристаллов или организмов — и способ их поведения не определяются лишь физически «законами» и принципами, установленными наукой к настоящему времени. По его скромному мнению, представления, согласно которым все, что делает каждое существо, в конечном счете может быть объяснено свойствами составляющих его молекул — что биология в конечном счете есть химия, а химия (если бы знали достаточно) была бы физикой, — все это есть лишь ненужный хлам.

Вместо этого он выдвигает (или, скорее, повторяет, поскольку сам термин заимствован из эмбриологии) идею «морфогенетических полей», согласно которой, когда что-то (скажем, кристалл) образует форму или какое-либо животное обучается новой форме поведения, это влияет в дальнейшем на рост других кристаллов или на последующее обучение животных того же вида. Фактически он предполагает, что мир держится не потому, что «законы» предписывают, что должно случиться, но потому, что из всех вещей, которые могли бы произойти, реализуется лишь одна и эта одна затем влияет на все вещи того же рода, которые осуществляются впоследствии

Конечно, в контексте современной науки такая идея выглядит совершенно несостоятельной. Блонд и Бриггс, которые на будущей неделе выпускают в свет «Новую науку о жизни» Шелдрейка, и мы, публикующие его краткое эссе, очевидно, завершили соответствующие дела и должны вернуться к нашим пробиркам лишь по трем причинам.

Первая состоит в том, что Шелдрейк — прекрасный, истинный ученый, к тому же одаренный богатым воображением, из тех, кто в давние века открывал новые континенты и отражал мир в сонетах. Он физиолог растений, когда-то сотрудник, затем член Совета Клэр-Колледжа в Кембридже и стипендиат Королевского Общества. К началу 1970-х годов он имел все возможности достичь предела мечтаний наиболее честолюбивых ученых — получить должность профессора в университете по своему выбору, но он предпочел наблюдать растения, которые растут на полях, а не фрагменты растений в лаборатории. В 1974 году он отправился в Индию, в Хайдерабад, и там написал первый вариант «Новой науки о жизни».

Вторая причина, заставляющая принимать Шелдрейка всерьез, состоит в том, что в его идеях есть хорошая наука. Чтобы проглотить то, что он говорит, необходимо произвести, по определению Томаса Куна, сдвиг парадигмы, это значит отставить наши принятые допущения о том, как устроен мир. Это неприятная работа. Однако представление современной механистической науки, что мы действительно знаем все главные силы и поля, которые действуют в мире, является поразительно самонадеянным. Кроме того, оно не проверяемо и потому, согласно критерию Карла Поппера, ненаучно. Как полагают механицисты, если что-либо не объяснено (а к таким явлениям относится заметное число биологических феноменов), ответ может быть найден, если будет получено немного больше знания, проведено немного больше исследований по тем же направлениям. Это основано на утверждении, что будущее разрешит все проблемы, а такое утверждение не проверяемо и, следовательно, ненаучно.

То, что предлагает Шелдрейк, напротив, несомненно, научно. Это не значит, что он прав, но что его гипотеза проверяема, например, путем выяснения того, будет ли крыса легче обучаться некоему приему в Лондоне после того, как Другая крыса той же линии обучалась ему в Нью-Йорке. (Шелдрейк хотел бы сам проделать такой эксперимент, но для физиолога растений трудно добыть соответствующую лицензию для работы с крысами на дому, особенно если такая работа предполагает «сдвиг парадигмы».)