Мама на выданье - Даррелл Джеральд - Страница 14

• Предыдущая
• 14/42
• Следующая

— В одном швейцарском зоопарке у носорогов родился детеныш! — с ликованием докладывал я родным.

— В самом деле, милый? Я рада за них,— отзывалась мама, листая каталог семян.

— Тут сказано, что снова входят в моду рукава с буфами и жесткая отделка кисеи,— объявляла Марго.— Давно пора...

— Конечно, дорогая,— говорила мама.— Уверена, цинии хорошо примутся тут у нас. На клумбе сразу за уль-ями; Там хватает тепла.

— Бьюсь об заклад, за мою коллекцию кремневых ружей можно выручить целое состояние в Англии. Там платят безумные деньги за всякую дрянь,— просвещал Лесли глухую к его словам аудиторию, листая свой каталог оружия.— На днях я купил тут одно за двадцать драхм — в Англии за него дали бы не один фунт.

Как ни странно, хотя, казалось бы, каждый был поглощен изучением своей почты, вибрирующие щупики все улавливали, бракуя большую часть из того, что говорилось, и превращая нас в негодующее сборище, если кто-то произносил нечто неподобающее. В это утро всех завел Ларри — точнее, он поджег шнур, ведущий к пороховой бочке.

— Ух ты, здорово! — радостно воскликнул он.— Антуан де Вер собрался погостить у нас.

Мама воззрилась на него поверх очков.

— Послушай, Ларри,— сказала она,— мы только что избавились от пачки твоих друзей. Я не желаю принимать новую ораву, это уже чересчур. Просто сил не хватает, и готовить надо на всех, и тут еще Лугареция со своими ногами, и все такое прочее.

Ларри обиженно уставился на маму.

— Я вовсе не прошу тебя жарить для Антуана ноги Лугареции,— заявил он.— Уверен, они вовсе не съедобны, если все, что она про них говорит, правда.

— Ларри, знай меру,— строго заметила Марго.

— Разве я предлагала жарить ноги Лугареции? — разволновалась мама.— Не говоря уже о том, что у нее варикозные вены.

— Уверен, в Новой Гвинее их посчитали бы деликатесом,— продолжал Ларри.— Там вены, наверно, заменяют спагетти. Но Антуан привык к культурной пище, вряд ли он станет их есть, даже если их обваляют в панировочных сухарях.

— Я говорю не про вены Лугареции,— окончательно возмутилась мама.

— Как же, ты первая про них заговорила,— не унимался Ларри.— Я только предложил обвалять их в сухарях, чтобы выглядели более изысканно.

— Ларри, ты выводишь меня из себя,— сказала мама.— И не вздумай говорить людям про ноги Лугареции так, будто речь идет о продуктах из моей кладовой.

— А кто все-таки этот де Вер? — спросил Лесли.— Небось какой-нибудь из этих женоподобных гомиков?

— Ты не знаешь, кто такой де Вер? — поразилась Марго.— Это же великий киноактер! Он снимался в Голливуде. Один раз чуть не снялся вместе с Джейн Харлоу. Сейчас снимается в Англии. У него смуглая кожа... и... и... он смуглый, и он...

— Смуглый? — подсказал Лесли.

— Красивый,— сказала Марго.— Во всяком случае, кое-кому он кажется красивым. Я так не считаю. По-моему, так он слишком стар. Ему, наверно, все тридцать исполнились. Я бы не увлеклась такой старой кинозвездой, а ты?

— Я бы не увлекся, будь он красив, будь он звезда, будь он стар и будь он мужчина,— твердо произнес Лесли.

— Когда вы двое закончите препарирование качеств моего друга...— начал Ларри.

— Только не ссорьтесь, дорогие,— вмешалась мама.— Право, вы, дети, способны ссориться из-за всяких глупостей. Так вот, насчет этого де Бера или как его там. Ты не мог бы отменить его приезд, Ларри? Такое беспокойное лето выдалось, столько людей к нам приезжают, просто сил нет, и кормить всех надо...

— Ты что — боишься, ноги Лугареции не сгодятся? Мама поглядела на него со всей свирепостью, на какую только была способна, свирепостью, которая могла бы встревожить разве что еще не оперившегося воробьишку.

— Ну хватит, Ларри, оставь в покое вены Лугареции, не то я рассержусь по-настоящему,— сказала она.

Это была ее любимая угроза, и мы никак не могли выяснить для себя, какая разница между просто рассердиться или по-настоящему. Вероятно, в представлении мамы существовало несколько степеней негодования, не меньше, чем цветов в радуге.

— Как бы то ни было, я не могу отменить его приезд, если бы захотел,— отозвался Ларри.— Письмо датировано двенадцатым числом, и он, должно быть, давно в пути. Думаю, он прибудет с афинским пароходом на следующей неделе или еще через неделю. Так что на твоем месте я бросил бы эти вены в котел и поставил вариться на медленном огне. Не сомневаюсь, Джерри сможет добавить еще какие-нибудь ингредиенты вроде дохлой жабы. Мой нос говорит мне, что в эту минуту у него в комнате что-то гниет.

Ну вот... Он учуял ежа, а ведь я в своих исследованиях добрался еще только до легких. Плохо, когда спальня старшего брата находится рядом с вашей.

— Ладно,— сдалась мама,— если он только один, как-нибудь справимся.

— Был только один, когда мы виделись в последний раз,— отозвался мой брат.— Возможно, каким-то чудом на месте одного Антуана возникло двое, близнецы, так сказать, но об этом мы узнаем только по его прибытии. На всякий случай стоит предупредить Лугарецию, чтобы приготовила две постели.

— Ты знаешь, что он предпочитает есть? — спросила мама, явно перебирая в уме разные меню.

— Пищу,— коротко ответил Ларри.

— Нет, ты точно меня рассердишь,— сказала мама. На время наступила тишина, каждый сосредоточился на своей корреспонденции. На время, которое и на Корфу почему-то не стояло на месте.

— Интересно, как стал бы смотреться страстоцвет на восточной стене? — произнесла мама, отрывая взгляд от своего каталога.— Такие красивые цветы... Я так и вижу всю стену, покрытую этими цветками, а вы?

— Страсть — как раз то, чего нам тут не хватает,— отозвался Ларри.— А то за последнее время наш дом стал похож на монастырь.

— Не вижу, какое отношение страстоцвет имеет к монахам,— возразила мама.

Ларри вздохнул и собрал свои письма.

— Почему бы тебе не выйти снова замуж? — спросил он.— А то совсем что-то завяла, точно перетрудившаяся монашка.

— Ничего подобного,— возмутилась мама.

— Ты становишься похожа на сварливую старую деву,— сказал Ларри.— Так выглядит Лугареция, когда она в ударе. Эти твои стенания насчет страстоцвета — типично фрейдистский симптом. Тебе явно не хватает хорошей любовной встряски. Вышла бы ты замуж снова.

— Что за вздор ты несешь, Ларри! — ощетинилась мама.— Снова выйти замуж! Чушь! Твой отец никогда бы этого не допустил.

— Папы уже скоро двадцать лет нет на свете. Думаю, его возражением можно и пренебречь, верно? Выходи-ка ты замуж по всем правилам закона.

— Ларри, сейчас же прекрати говорить такие вещи при Джерри,— все больше расходилась мама.— Это же просто возмутительно! Как будто ты незаконнорожденный!

— А ты поступаешь жестоко и бездушно. Подавляешь естественные инстинкты твоих детей в угоду собственному эгоизму. Откуда у нас, мальчиков, взяться доброму, здоровому эдипову комплексу без отца, которого мы могли бы ненавидеть? Может ли Марго по-настоящему ненавидеть тебя, если нет отца, в которого она могла бы влюбиться? Ты хочешь, чтобы из нас выросли порочные чудовища. Можем ли мы успешно развиваться, становясь похожими на других людей, без ненавистного и презираемого отчима? Выйти снова замуж — твой материнский долг. Брак сделает тебя женщиной. А то ты чахнешь на глазах, превращаешься в старую брюзгливую распустеху. Вспомни про любовь, пока ты еще в состоянии ковылять вдогонку за представителями противоположного пола, внеси немного веселья в жизнь детей и страсти в свою собственную.

— Ларри, я не намерена сидеть здесь и слушать этот бред. Снова выйти замуж, еще чего не хватало! Да и кого бы ты предложил мне в мужья? — спросила мама, поддавшись на розыгрыш Ларри.

— Ну, ты сама тут на днях расхваливала внешность парня, который стоит за рыбным прилавком в Гарице,— ответил Ларри.

— Ты с ума сошел! — воскликнула мама.— Ему еще и восемнадцати нет.

— Возраст не играет роли, была бы страсть. Говорят, у Екатерины Великой были пятнадцатилетние любовники, когда ей самой перевалило за семьдесят.

• Предыдущая
• 14/42
• Следующая