ОЧЕНЬ Петербургские сказки - Зинчук Андрей Михайлович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/41
• Следующая

– …но, пожалуй, я сделаю иначе: я… отдам вам ваше стеклышко. Легко! Надеюсь, вы используете его по назначению? – Некоторое время дядя Костя любуется произведенным эффектом и снова странно и рассеянно улыбается, отчего Машу в очередной, в четвертый, кажется, раз, пробивает крупной дрожью.

– Дядя Костя, вы нас обманете! Потому что я догадалась, кто вы… Мне бабуля про вас книжку рассказывала! – кричит она.

Дядя Костя, фамилия и отчество не выяснены. Возраста неопределенного, роста среднего. Социальное положение – неизвестно. Профессия – истопник.

(Против этого наблюдения двое других мечтателей возразили следующее: именованный "Дядей Костей" является хорошо известным персонажем русских народных сказок.)

– Небось, "Кащей Бессмертный и Василиса Прекрасная"? – веселится дядя Костя – Ну что ж, Кащеи не люди, по-вашему, что ли? Мне ведь почти миллион лет, я стар и мудр. А тебе, если не ошибаюсь, еще нет и двенадцати? Стыдно мне обманывать малолетних. Да еще в юбилей! – с этими словами он достает из кармана ватника Зеленое стеклышко Машиной бабушки и смотрит через него на свет. – Как красиво!… Если взглянуть в полночь через него на улицу, год начнется заново: клонируется, – говоря техническим языком!

– Вот оно что! – вырывается у Фрявы.

– Зеленое стеклышко! Моя мимолетная молодость! – не своим голосом взвывает на одной ноте, как циркульная пила, Алибаба Викторовна и заламывает руки, и тянет их к дяде Косте.

– Мое непрожитое детство! Верните мне его! – вторит ей Воркис и так же тянет к Зеленому стеклышку свои руки с пухлыми, как булки, ладонями.

– К чему вам детство, Воркис? – строго спрашивает Алибаба Викторовна и сама себе отвечает: – А! Я поняла! Вы хотите сбежать туда от меня? Потому что вы не способны к вечной любви, да? У вас это не получится! Я вам запрещаю!

– Готов держать пари: вы первыми не выдержите в мире, который хотите навязать другим! – добавляет к сказанному дядя Костя.

– Он просто не мог его не украсть! – вворачивает Помогай. – И еще, наверное, календарь накрутил!… Как же я сразу не догадался?!

Не обращая внимания на Воркиса, Алибабу Викторовну и Помогая, дядя Костя обращается к Маше и Фряве:

– Знаете его историю? Она проста! Ведь только в детстве мир полон скрытых значений и тайн. Потом – циничными, взрослыми – люди смиряются с ними или перестают обращать на них внимание. Но ведь тайны от этого не исчезают, да и меньше их не становится. Не так ли? Вот и с этими стеклышками та же беда: люди со временем забывают о них или выбрасывают. А Машина бабушка – единственная из всех – сберегла! Позаимствовать его у нее было делом техническим. И, выражаясь техническим же языком, – "триальную версию довести до релиза". Конечно, пришлось помучиться! – С этими словами дядя Костя протягивает Зеленое стеклышко Маше. – Но только я хотел бы спросить тебя, Маша… Что ты с ним собираешься делать? Ведь это все… – Он кивает на окно подвала, за которым кружится и светится карнавал. – И праздник, и все остальное… Благодаря одному Зеленому стеклышку!

Маша изо всех сил сжимает в кулачке бабушкино маленькое сокровище и молчит. В наступившей тишине становится слышно, как шепчутся Воркис с Алибабой Викторовной:

– Что же нам делать, Воркис? Думайте быстрее! Закончится этот диспут, и он нас накажет за то, что мы!… Думайте! Думайте!

– Думаю, Алибаб Викторовна, думаю!

– Сокращайте, Воркис! – шепотом же визжит Алибаба Викторовна. – Вы что, ненормальный?

– Сокращаю. Алиба… Викторов… Алиб… Викто…

– Еще сокращайте! Отрывайте к черту все лишнее! – продолжает негромко визжать Алибаба Викторовна.

– Алиб… Викт… Али… Вик… Ал… А… В… В… – Воркис издает губами пустой звук и разводит руки в стороны. – Извините, но пустой звук получается!

– Ты спрашивала, о чем я думаю, сидя за баком? – Фрява решает вернуть Машу к действительности.

И Маша вдруг отвечает Фряве так:

– О том, что жизнь не может быть бесконечным праздником! Да? И еще о том, что жизнь не должна быть жирной и сытой! О том, что жизнь должна быть свободной! Я же ведь не безнадежно, не бесконечно, не повсеместно… глу! – С этими словами она поднимает высоко в руке Зеленое стеклышко, намереваясь разбить его вдребезги о бетонный подвальный пол.

Помогай кидается к Маше на помощь:

– Счастье – это в самом деле свобода! Это путешествия! Это погоня! Это ветер в лицо! – Повертевшись на месте, он исправляется: – В крайнем случае, – в хвост! Счастье это лишения! Это ночь в палатке под снегом и дождем, озябшие ноги и промокший свитер! Это насморк! Больные гланды! Это гитара и песни у костра под звездным небом!…

От Помогая дядя Костя отмахивается даже небрежнее, чем до этого от Воркиса и Алибаба Викторовны:

– Подумай хорошенько, Маша, ведь ты лишишься торжества!

– Плевать! – Маша не отрывает от Фрявы сверкающих глаз.

– Но может статься, у тебя не будет сытой жизни! – продолжает гнуть свое дядя Костя.

– Подумаешь! Я ее никогда не любила!

– А как же карнавал? Танцы? Блестящий паркет? – говоря это, Дядя Костя тонко улыбается.

– Танцы? Ах, танцы!… Самые мои с бабулей любимые! – Маша чуть не до крови закусывает хорошенькую нижнюю свою губку: – Ну что ж, обойдусь как-нибудь и без них! Зато я вырасту и выйду замуж за любимого человека. Да? – Глаза Маши при этом начинают подозрительно блестеть. – Не все же мне оставаться малолетней!… Я ведь… – Она понижает голос до свистящего шепота: – Я ведь любить хочу! А если повезет, то и быть любимой! Мне бабуля про это рассказывала!…

– Бабуля? – подхватывает дядя Костя. – Но ведь ты забыла о ней! Или нет?

На мгновение Маша замирает:

– В самом деле!… – она смотрит на дядю Костю и чувствует, чувствует, как он высверливает ей душу своим холодным электрическим взглядом. Помогай (на то ведь он, в конечном счете, и Помогай) вновь кидается Маше на помощь:

– Бабуля выйдет из дома под весеннее солнце и тут же поправится. Ведь стыдно болеть в самое прекрасное время года – весной! Зато вернутся, наконец, из бесконечной командировки твои родители, Маша. Ты хоть немного помнишь о них? – Борьба в подвале за Машу разгоралась не на шутку.

– Откуда тебе это известно? – сквозь слезы спрашивает Маша.

И тут Помогая прорывает:

– Страшное несчастье постигло нас всех поздней осенью, боюсь ошибиться – лет пять назад – в тот момент, когда он задумал создать этот отмороженный мир, живущий одним днем. В застывшем времени мы все увязли как мухи в сиропе!… – кричит он.

– Отмороженный да замороженный! – смеется дядя Костя и незло грозит Маше и Фряве: – Насекомые, меду прочим, тоже вернуться!

– Решено, – заключает Маша и вновь поднимает руку со сверкающим Зеленым стеклышком к подвальному потолку. – В интересах истины!… И… И…

– Постой Маша! – устало просит дядя Костя и как-то чересчур внимательно смотрит на Фряву. – Иногда истина бывает очень неожиданной! – Он еще немного ждет: не изменит ли Маша своего решения? – Не передумала? Что ж… Но на твоем месте я бы вначале постарался исполнить сокровенные желания своих друзей. – И вновь как-то странно смотрит на Фряву.

– Да, конечно. Я об этом не подумала, – соглашается Маша. – Что тебе больше всего хочется, Помогай?

– Ну, это все очень обыкновенно: новые ноги, голову, хвост… И всякое такое прочее! – от волнения Помогая даже зашатало на месте и поволокло по подвалу.

Маша смотрит на Помогая через Зеленое стеклышко, и Помогай преображается: у него появляются новые ноги, голова, длинный волнистый хвост… – все то, о чем он так давно и так страстно мечтал.

– Ты… что, уходишь? Помогай! Куда? – изумлению Маши, кажется, нет предела. – "Помогай обыкновенный, из племени простых Помогаев"… И сноска!

– И очень маленькая сноска, – ворчит дядя Костя. – Фольклорный герой. Фольклорный, – то есть вымышленный. Не натуральный!

– Но все-таки герой! – легко парирует Помогай и отвечает Маше: – Туда, где живут настоящие Помогаи – где ветер в лицо, свобода, промокшие ноги, гитара и песни у костра под звездным небом! Спасибо, Маша. Прощай. – С этими словами Помогай и исчезает из подвала.

• Предыдущая
• 26/41
• Следующая