Храм Фортуны II - Ходжер Эндрю - Страница 13

• Предыдущая
• 13/108
• Следующая

— Ко-лумб! Ко-лумб! — скандировали зрители.

— Пусть дерутся один на один! — раздавались голоса.

Как правило, в таких случаях воля публики была законом, поэтому прочие бойцы — шестеро фракийцев и двое еще стоявших на ногах представителей Кампании — отошли в сторону. Начался поединок.

Оба гладиатора были сильными, опытными — настоящие мастера своего дела. Долгое время слышался только лязг мечей и хриплые выдохи сражавшихся, но вдруг Колумб — видимо, сказывались последствия удара щитом по голове — немного замешкался. Гилас резко отвел руку и нанес удар. Однако в последнюю долю секунды фракиец успел присесть и лезвие лишь срубило пучок страусовых перьев с его шлема. Зато сам Колумб не упустил момент — его клинок вонзился в грудь противника, попав в открывшуюся на миг щель между доспехами. Гилас тяжело рухнул на песок, уже мертвый.

В амфитеатре поднялся невообразимый шум. Остальные фракийцы бросились на двух уцелевших самнитов и быстро разоружили их и сбили с ног. Те не очень-то и сопротивлялись, понимая, что бой проигран, и надеясь на милосердие зрителей.

Но с милосердием дело обстояло туго. Публика решительно требовала добить побежденных. Все взоры обратились к цезарской ложе.

Друз пожал плечами.

— Что ж, сражались они достойно, — сказал он задумчиво. — Но какова наглость — бросить вызов Риму.

И он указал большим пальцем правой руки вниз — знак добить поверженных. Толпа одобрительно заревела.

— Pollice verso! Добей его! — в унисон вопили зрители.

Фракийцы быстро подошли к лежавшим на песке еще живым самнитам и короткими точными ударами мечей перерубили им шеи.

А за «кулисами» ланиста из капуанской школы рвал на себе остатки рыжих волос.

— Я разорен... разорен, — причитал он.

И из его бесцветных глаз текли самые настоящие слезы.

А из перерезанных глоток побежденных гладиаторов текла самая настоящая кровь...

Друз с улыбкой на лице принял от Вителлия чек на тысячу ауреев. Но радовался он не столько деньгам, сколько победе своих любимых фракийцев. Флакк хотел расплатиться с Сабином, но тот удержал его.

— Подожди, — сказал он. — Может, еще сыграем.

— Как хочешь, — пожал плечами патриций. — Я готов. Должна же Фортуна и ко мне повернуться.

Между тем служители амфитеатра убирали с арены трупы, африканские мальчики опять бороздили своими граблями песок, устраняя следы крови. Все ждали следующего номера.

Распорядитель вновь выбежал на средину и громко объявил, в восторге всплескивая руками:

— А сейчас, уважаемая публика, перед вами выступят знаменитый и непревзойденный мирмиллон Кронос из школы Эмилия и непобедимый ретиарий Гермес, краса и гордость Фессалии!

Имена эти много чего говорили знатокам — а таковых в амфитеатре было большинство, поэтому толпа отчаянно завопила, предвкушая первоклассное зрелище.

Под рев труб на арене появились оба гладиатора.

Мирмиллон — тяжеловооруженный воин, в панцире, со щитом и мечом, в высоком шлеме с изображением рыбы на забрале, и ретиарий — голый, в одной только набедренной повязке, с трезубцем и сетью в руках. Высокий, стройный, мускулистый, с блестящей смуглой кожей он вызвал вздох восторга на трибунах, хотя, конечно, Кронос — это свой, а тот — гастролер из Греции. Но его слава успела уже дойти и до Рима, а потому обоих встретили громкими криками, поровну разделив симпатии.

— Ну, друзья, на кого ставите? — спросил Друз, нервно подергиваясь. — Я бы предпочел мирмиллона.

— Приму, пожалуй, — сказал Пизон. — Тысяча, один к одному.

— Мелко играешь, — улыбнулся Друз. — Ладно, идет.

Флакк повернулся к Сабину.

— А ты, трибун?

Тот пожал плечами.

— Выбирай ты, достойный Флакк.

— Ну, пусть будет мирмиллон. Друзу сегодня везет, надо следовать его примеру. Тысяча, идет?

— Хорошо, — согласился Сабин без особого интереса.

Между тем представление противников закончилось, они взмахами своего оружия приветствовали публику и изготовились к бою.

По сигналу труб поединок начался.

Мирмиллон сразу устремился в атаку, выставив меч вперед; фессалиец отступал. Кроносу тяжело было преследовать подвижного противника, и он остановился, переводя дыхание. Гермес качнул сетью, широко улыбнулся и запел:

Nonte peto, piscem peto,

Quid me fugis, galle?

He убегай так быстро, ибо

Не ты мне нужен, друг, а рыба!

Эта песенка-дразнилка уже несколько веков постоянно звучала в римских амфитеатрах, когда схватиться один на один предстояло ретиарию — вооруженному сетью и трезубцем, на манер рыбака, и мирмиллону, на шлеме которого была изображена рыба. И — непонятно почему — она всегда приводила в ярость «рыбу» и привлекала Симпатии публики к «рыболову».

Так случилось и на этот раз. Трибуны одобрительно захохотали, а мирмиллон, покраснев от злости, снова бросился в атаку.

Теперь уже ретиарию пришлось туго. Он с трудом уворачивался от ударов и забыл даже о своей сетке. Кронос, громко сопя, упорно наступал, немилосердно потея под своими тяжелыми доспехами.

Вот он чуть не вышиб трезубец из руки противника, но тот в последний момент сумел удержать оружие. Устав от напряжения, Гермес бросился бежать вокруг арены. Разочарованный топот зрителей показал, что они не в восторге от такого маневра. Мирмиллон продолжал преследование, но ему было очень неудобно передвигаться по песку.

— Давай! Давай! — выкрикнул Друз. — Сейчас ты его достанешь! Он уже твой! Вперед!

— Да Гермес просто заманивает его, — ответил Пизон, чувствуя, как тысяча ауреев медленно, но неотвратимо уплывает от него. — Сейчас вымотает, а потом ударит. Уж я знаю этого парня, видел его в Антиохии.

— Может, в Антиохии он и герой, — заметил Помпоний Флакк, — но здесь Рим, а это совсем другое дело.

Вителлий с шумом втянул огромный глоток вина и потянулся за финиками. Он был в прескверном расположении духа из-за потерянных в предыдущем бою денег.

Ретиарий, приплясывая, уходил все дальше, зрители топали все громче, Друз кипятился все больше.

— Да что это за комедия? — крикнул он. — Я же их предупреждал! А ну, давай, дерись, трус!

— Irrumator! — грязно выругался Пизон и тут же прикусил язык, бросив испуганный взгляд на Ливию.

Но императрица, похоже, ничего не услышала, погруженная в собственные мысли.

Вдруг ретиарий, продолжая свой бег, неловко споткнулся и полетел на песок. Яростно взвыв, Кронос бросился на него, занеся меч. Но это был лишь обманный маневр. Ловкий фессалиец молниеносно вскочил и метнул свою сеть в потерявшего бдительность противника. Бросок не достиг цели, сеть не опутала мирмиллона, но один из свинцовых шариков, прикрепленных к ее краям, угодил в глаз Кроносу.

Тот зажмурился, неловко взмахнув мечом, и отступил на шаг. И тут же трезубец ретиария обрушился на его запястье. Меч вырвался из руки и, сверкнув серебряной рыбкой в лучах солнца, подлетел вверх и упал на песок. Кронос остался безоружным.

Теперь тяжелые доспехи, предназначенные для защиты тела, лишь мешали ему. Он неловко топтался на месте, а Гермес бегал вокруг, не давая противнику возможности подобрать клинок и раз за разом взмахивая сетью.

Мирмиллону приходилось постоянно быть начеку, но вот он наконец не уберегся. Под оглушительный рев трибун ретиарий набросил на него сеть и с силой дернул. Кронос рухнул на песок и в тот же миг трезубец ретиария уперся ему в горло. Бой был закончен.

— Позор! — крикнул Друз. — Он же дал себя свалить, как мальчик. И это называется гладиатор!

Он решительно указал большим пальцем вниз, требуя добить побежденного. Но симпатии зрителей разделились, а с толпой в амфитеатре, как известно, не спорят.

— Прости его, — сказал Флакк. — Я ведь тоже проиграл. Но, обещаю тебе, Кронос еще не раз наполнит наши кошельки.

— Сопляк несчастный, — фыркнул Друз. — Так опозориться перед этой поганой Грецией.

Но видя, что большинство людей на трибунах просят пощадить гладиатора, медленно повернул большой палец вверх. Жизнь Кроноса была спасена. Радуйся, римский народ! Друз Цезарь — твой лучший друг и благодетель. Не забывайте этого!

• Предыдущая
• 13/108
• Следующая