Зеленая западня - Стась Анатолий - Страница 10
- Предыдущая
- 10/35
- Следующая
Мы с Ержи путешествовали как туристы, их теперь немало блуждает всюду в поисках экзотики. Ержи помогала мне, девочка хорошо владеет португальской, знает несколько здешних диалектов. Моя двоюродная сестра родилась в этой стране. Ее отец, ученый-социолог, почти полжизни отдал джунглям. Он исследовал причины вымирания давно исчезнувших индейсуих племен, собрал множество фактов, которые свидетельствовали, что пресловутая “Охрана индейцев”, созданная в начале двадцатого столетия, по сути была инструментом колонизаторов для уничтожения тех же индейцев. Три года назад ученый с женой и дочуркой возвратился домой, в Венгрию. Ержи охотно согласилась вместе со мной посетить места, где минуло ее детство…
“Вот оно что! Она родилась в сельве. Теперь все поняло”, — подумал я, и услышал голос отца:
— Девочка знает о настоящей цели вашего путешествия?
— Наше путешествие для нее — странствие в мир ее первых детских впечатлений. Прежде всего мы побывали в Чили. Там я выяснил, что общество “Друзья дельфинов” в самом деле существует, состоит из нескольких небольших групп, преимущественно из молодежи, студентов. Конечно, это общество не имело никаких связей с китами промышленного капитала Западной Европы. Люди, которые велели дела с концерном “Крон” от лица общества, были подставными агентами, кто-то стоял за их спиной.
С того времени как была провозглашена независимость Сени-Моро, загадочный поток грузов в порт Хармю прекратился. Исчезли также все портовые документы, из которых можно было бы узнать, для кого поступали грузы.
Я уже было склонялся к тому, что мы натолкнулись на грязную аферу каких-то торгашей, которые грели руки, перепродавая сырье и ценное оборудование. Но батискаф… Вот что не давало покоя. Я готовился к продолжительной работе, решил разведать побережье океана, заглянуть в порты нескольких южноамериканских стран. И именно в то время получил депешу. Служба расследования в конце концов натолкнулась на один подставного заказчика. Его заприметили в Бельгии, когда он договаривался об изготовлении физической аппаратур. Какой-либо клерк из администрации концерна “Крон” удостоверил, что именно этот человек два года назад оформляла срочный заказ на батискаф специальной конструкции из сверхтвердой патентованной стали.
За подозрительным заказчиком начали следить. Вскоре он оставил Европу, пересек несколько границ и оказался в Сени-Моро. Мне передали приказ прибыть в Пэри и взять на себя обязанности радиста вашей экспедиции, чтобы вблизи присмотреться к нашему “подопечному”. В Хармю я случайно узнал, что там заправляется горючим яхта “Зигфрид” и что судно должно дальше плыть по Вачуайо. Я познакомился с капитаном и попросил взять нас на борт и высадить в Пэри. Вот мы дошли и к суденышку, доктор.
— Как вам путешествовалось на яхте? — спросил отец.
— Все было хорошо. Яхта устаревшего образца, но в замечательном состоянии. Немного непривычная для этих мест у нее название “Зигфрид”, и никому не запрещается давать судам имени на свой вкус. Согласно документам, яхта принадлежит панамскому институту ихтиологии.
— А кто на судне тот седой мужчина с усами?
— Это капитан яхты, Рохас Верейра. Кроме него, на судне есть моторист и двое матросов. И еще плавают два ихтиологи, панамцы, исследуют рыбное хозяйство Вачуайо по контракту с частной рыболовецкой фирмой Сени-Моро. Единственное, что я заметил: капитан суденышка не только с матросами, даже с ихтиологами вел себя как-то пренебрежительно, и все они будто бы опасались его.
— Какова ваша мысль об убийстве в джунглях, инспектор?
— Пока что ничего определенного сказать не могу. А, газета… Не надо, доктор, сообщение в газете я уже прочитал.
— Хорошо. Так кто же, когда не секрет, тот ваш “подопечный”, ради которого вы были вынуждены завернуть в Пэри? Вы его имели в виду, сказав, что должны принять меры?
— Не догадываетесь, доктор, о ком речь? — Чанади помолчал. Затем сказал: — Я имею полномочие местной власти арестовать человека, который вы знаете как сеньора Аугустино…
Рядом за стеной послышался звон, будто наступили ногой на стекло. Транслятор замолк.
Шагов за стеной я не услышал, меня вывело из оцепенение клацанья замка. Я стремглав выскочил из своего тайника…
Где-то близко гудят тысячи шмелей, от однообразного скучного жужжания раскалывается голова. Я силюсь расплющить глаза и не могу пошевелить тяжелыми веками. Щека прислонилась к чему-то теплому, гладкому, пахнет нагретой искусственной кожей. И шмели гудят, гудят…
Через силу расплющиваю одно глаз. Вместе со светом в мозг стреляет невыносимой болью. И я принуждаю себя смотреть, вижу, как мерцают зеленые пятнышки; постепенно они расплываются, свет гаснет, потом снова вспыхивает прозрачным сиянием, которое разливается передо мною. Моя голова отброшена на спинку кресла. Перед глазами — худощавая спина, чьи-то расставленные локти.
Взгляд вонзается в затылок… сеньора Аугустино. Он изредка скользит пальцами по зеленовато-прозрачному листу, который висит на уровне его груди. Немного в стороне, в кресле по правую сторону, съежилась Ержи.
Я ощущаю легкое покачивание, иногда тело проваливается куда-то вниз, будто наступает невесомость. Гудит мотор. Лист перед сеньором Аугустино — это доска с приборами, подсвеченная невидимыми лампами. Я полулежу в кресле в просторном салоне вертолета.
Мы летим.
Перед моим лицом — круглое темное окошко. На черном небе блестят большие звезды. Значит, ливень прекратился, на дворе распогодилось. Куда же летим среди ночи?
Стиснув зубы, сдерживаю стон. Пилот озирается, внимательно, будто впервые, рассматривает меня. Бросает через плечо:
— Очнулся?
Я молчу. Перевожу взгляд на Ержи. Мне не видно ее лица. Ощупываю глазами пол. Если бы что-нибудь тяжелое, увесистое, гаечный ключ или молоток. Голова пилота — на расстоянии моей вытянутой руки. А потом… Но на полу, который слегка вибрирует, не видно ничего, у сеньора Аугустино в машине всегда порядок.
Меня душит злость.
— Очнулся, дурак? — пилот оглядывается снова. Лицо у него уже совсем не такое, которое я привык видеть. На него будто напялили личину, или, может, то его предыдущее лицо было лишь личиной добродушия, а сейчас возвратилось к собственному естественному выражению?
Покачиваясь, вертолет летит в тьме ночи.
Как же все произошло? Здесь я припоминаю…
…Бегу через комнату, где еще минуту тому назад кто-то втайне сидел возле транслятора. Тереблю дверь. Они растворяются настежь. В коридоре отдаляется фигура. Сеньор Аугустино…
— Стой! — взываю на весь дом. — Стой!
Пилот уже возле ступенек.
— Стой!
Из холла выбегает Ержи, за ней — испуганная сеньора Росита, и появляется Катультесе. Рыжий Заяц бросается ко мне, не понимая, почему я кричу. А Катультесе делает несколько шагов пилоту навстречу. Не останавливаясь, тот замахивается кулаком. Схватившись за грудь, старик оседает на пол.
На ступеньках — стук пилотских сапог. Я ложусь животом на бронзовые перила, скольжу вниз, и уже внизу, не удержавшись, падаю на сторону. Ержи едва не сваливается на меня, также на перилах съехав в коридор. А сеньор Аугустино уже возле входной двери. Ержи догоняет его. Я слышу, как с громыханием растворяется тяжелая дверь отцовского кабинета. Пилот вдруг резко поворачивается боком, что-то бросает — маленький шарик котится по полу, мимо меня. Слышу требовательный, как приказ, окрик Чанади:
— Игорь, не останавливайся! Беги!..
Растерянно озираюсь. Черный шарик скачет под стеной, приближаясь к двери, где стоят отец и Чанади. Кулька роняет синеватые искры, они разлетаются на все стороны и гаснут, оставляя десятки сизых тучек. Что-то шершавое царапает легкие, свербит в носу, я инстинктивно закрываю лицо руками. И Чанади закрывается. Пятясь перед сизыми клубками, которые заполнили коридор, он оттесняет отца в комнату. У Чанади от натуги лицо краснеет, он качается, махает рукой, будто хочет отогнать от себя зловещую мглу…
У меня подгибаются ноги. Стараясь не вдыхать воздуха, делаю усилие и, одолевая вялость в теле, не выбегаю — вываливаюсь из двери наружу. Почему-то болят мышцы и кончики пальцев. Я обнимаю ствол пальмы и конвульсивно хватаю ртом влажную густую прохладу. В голове проясняет, притупляется боль.
- Предыдущая
- 10/35
- Следующая
