Чекисты. Книга вторая - Беляев Владимир - Страница 6

• Предыдущая
• 6/91
• Следующая

— Ай-ай-ай! Такая неприятность приключилась с вашим сыном. А я — то думал, застану его дома, раздавим пол-литра, друзей фронтовых вспомним… те трудные годы…

— Если вы хотите выпить, у меня есть настоечка на листьях черной смородины, — предложила старушка неожиданному гостю. Ведь он очень желанный для нее, фронтовой друг сына. И не чуяло еще материнское сердце, кто заполз к ней в дом.

— Не, это к слову пришлось, — отказывается Стреляный. — Но я убежден, что тут какое-то недоразумение. Объявится ваш Гнат… А может, его в командировку послали какую дальнюю?

— И матери не написать об этом? — с грустью сказала старушка.

— Он же геолог, — заметил Стреляный. — У геологов иной раз бывают тайные командировки, о которых никто не должен знать. Он до этого бывал, небось, в таких?

— Даже из самой тайной можно весточку прислать, — сказала Анна Матвеевна. — Вот, когда они руду искали эту, как его… уродановую… ну, когда Гену орденом наградили, и то открыточку прислал — так мол и так, жив, здоров, не волнуйся, задерживаюсь…

— И нашли эту… самую руду? — сдерживая волнение, спросил осторожно Стреляный.

— А если бы не нашли, то и орден бы Геня не получил! — сказала старушка.

— И адрес обратный на той открыточке был?

— Почтовый ящик какой-то. Забыла уже.

— А орден какой получил?

— Знак почета! — не без гордости сказала старушка.

— Был бы здесь сынок ваш, обмыли бы его мирный орден, как в войну обмывали боевые! — протянул Стреляный.

В комнату, запыхавшись, вбежала Тоня Маштакова и, не замечая постороннего, показывая квитанцию, сказала:

— Ну, Анна Матвеевна, отправила. С обратным уведомлением.

— Познакомься, Тонечка, это приятель Генки по фронту. В Вене они вместе служили.

— Очень приятно, — сказала Тоня. — А я — невеста Генки.

Стреляный, видимо, опешил и протянул:

— Невеста? А он мне не говорил, что у него есть невеста… Вот скрытный!..

— Как же мог он вам сказать? — думая о другом, что мучает ее каждую минуту, сказала Тоня. — Вы когда с ним в Вене служили?

— В сорок шестом… Осенью. Тогда…

— В сорок шестом? — скрывая недоумение и меняясь в лице, переспросила Тоня. — Простите, а вы тоже… танкист?

— Ну да, но только я был радистом при ихних танках.

С большим трудом пересиливая подступающее волнение, стараясь не выдать своих подозрений, Тоня на ходу придумывает ответ:

— Да-да, как же, я помню… Генка рассказывал мне, что у него был большой приятель радист. Может, это вы были?

— То, наверное, был Нечипорук, — теряясь, роняет Стреляный и прихлебывает чай.

— Вы посидите, мамо, с гостем, а я до аптеки сбегаю.

— А я тоже пойду, — поспешно вставая, сказал Стреляный.

— Да вы сидите, — бросает Тоня, порываясь уйти одна. — Ближайший поезд около полуночи.

— Но у меня еще дела… до поезда.

— Ну, я на минутку… Подождите. Еще поговорим.

— Не, я з вами, — говорит бандит. — Простите. Думал, Гнат дома. — И гость быстро схватил свой чемоданчик.

Они шли улицами Корца к его женскому монастырю, и у каждого своя дума. Заподозрив неладное, Тоня мучительно ждала, не попадется ли им навстречу кто-либо из знакомых, а еще лучше — милиционер. Но пустынны были улицы Корца.

Вот показался грузовичок. Место рядом с шофером в кабине пустое. Стреляный поднял руку. Застопорил грузовичок.

— Опаздываю, подбрось, друже! — крикнул Стреляный, и, махнув Тоне рукой, с силой захлопнул дверцу кабины. Бросилась к машине Тоня, но шофер уже дал газ, и облако пыли, будто маленький смерч, закружилось позади машины…

Ошеломленная и растерянная, Тоня долго смотрела вслед уходящей машине, позабыв запомнить ее номер. Как она потом ругала себя за это!

Майор Загоруйко быстрыми шагами вошел в кабинет полковника Прудько с расшифрованной телеграммой в руках.

— Быстро ответили, — сказал он.

— Что именно? — спросил Прудько.

— На наш запрос относительно Дыра. Вот, послушайте: “Фигурант Дыр”, запасные организационные клички “Покрака” и “Кудыяр”, тысяча девятьсот восемнадцатого года рождения, сын владельца колбасной в Саноке, Григорий Ломага, служил в немецкой полиции в Балигроде, после изгнания немцев ушел в банду и, являясь старым членом Организации украинских националистов, принимал участие в курьерской службе, связывающей зарубежных бандитов с районами Советской Украины. Служил в сотне бандитского вожака Гриня. С остатками сотни Гриня и вместе со “Свентокшижской бригадой” польских фашистов прорывался через Еленю Гуру на запад к американцам…”

— Веселенькая биография! — сказал полковник Прудько и, обращаясь к сидящему на диванчике Кравчуку, спросил шутливо: — Ну как, Николай Романович, не передумали?

— Товарищ полковник, кем я уже не был на своем веку! — сказал Кравчук.

Полковник нажал кнопочку звонка и вызвал дежурного.

— Немедленно свяжитесь с областной библиотекой. Все, что у них есть по городу Санок, — сюда. И план его. И путеводители. — Обращаясь к Кравчуку, сказал: — И это очень хорошо, что Дыр из Санока! Было бы беспокойнее, если бы он родился в наших краях.

Спустя два дня уже в следственной камере Кравчук и полковник Прудько продолжали допрос Выдры. Окно камеры было взято в решетки, и оттого солнечные лучи разделяли сосновый стол на клетки.

— Что же на словах велел передать Профессор Хмаре? — спросил полковник.

— Пусть не зарывается, — сказал Дмитро. — Вот Резун даже на районные центры нападал, ну и что с того? Советская власть как стояла, так и стоит, а того Резуна убили.

Полковник Прудько и Кравчук переглянулись. Кому, как не им, принимавшим участие в ликвидации одной из самых опасных шаек, бродивших по Черному лесу, банды Резуна, знать об этом.

— Хорошо, — согласился полковник. — Значит, нападения прекратить, а чем же заниматься?

— Создать затишье между вами и националистами. Пусть люди думают, что украинские националисты вдребезги разбиты.

— Сидеть тихо и ничего не делать? — уточняет Кравчук.

— Нет, зачем? — возразил Дмитро. — Любыми способами пробиваться на восток.

— Для чего? — спросил полковник.

— А вы думаете, нашим проводникам там, на эмиграции, американцы даром деньги платят? — рассуждает Дмитро. — Они с них за эти доллары разные сведения о Советском Союзе вымогают. Кто платит — тот и требует! Помню, слышал разговор между хлопцами, что, кроме важных документов, Хмара в своих руках большую казну держит. Ему одному известна тайна, где та казна закопана. За этой казной кто-то из закордонного провода сюда выбирается.

Полковник Прудько спросил:

— С чего же образовали эту “казну”?

— Ну, деньги бумажные есть… доллары, также монетами, бриллианты… золото… Еще со времен оккупации. Наши ж хлопцы принимали участие в разных акциях, когда гитлеровцы евреев тут повсюду уничтожали. Ну, им и перепало того золота тоже.

— Награбленного, кровью облитого? — сказал полковник.

— Ну, так, — неохотно признал Дмитро. — Я при том не был…

Полковник Прудько посмотрел на Кучму испытующим взглядом и, осторожно доставая из папки папиросную бумагу, спросил:

— Это нашли в кармане вашей куртки. Что это такое?

Дмитро Кучма взял записку.

— Это же время и место встречи с тем самым Ивасютой около села Пасечное, где вы нас взяли. Вот, смотрите: “И-а, 5–5, 7–5, 10-5”. “И-а” — значит Ивасюта, “5–5” — пятого мая и так далее.

— А приписка “почта поздно”? — поинтересовался Кравчук.

— Это значит, что за почтой они придут на пункт встречи после полуночи.

— Если бы встреча в мае под тем крестом не состоялась, куда бы вы тогда пошли? — спросил полковник.

— Недалеко, в дупле старого бука, есть мертвый пункт. Я могу показать.

— Тот мертвый пункт мы знаем, — улыбнулся Кравчук. — Ну, а если бы он не сработал? Если бы молния еще раз тот бук разбила?

— Тогда Паранька, — сказал Дмитро.

• Предыдущая
• 6/91
• Следующая