Чекисты. Книга вторая - Беляев Владимир - Страница 19
- Предыдущая
- 19/91
- Следующая
— Подумаем, — уклончиво ответил Хмара.
Не подозревал Хмара, что в эту минуту под землей, в нескольких шагах от него, тот, кого предлагал взять с собой на операцию курьер Кучма, геолог, он же Щука, занимался странным, ему одному понятным делом.
Оставив на столе, освещенном карбидной лампой, свои мнимые донесения о виденном в экспедициях, Березняк поглядывал на отверстие люка, снимал один за другим диски с автоматов, вылущивал из них боевые патроны, заменял вареными и записывал номера автоматов. Не первый уже день он в любую удобную минуту занимался этим рискованным делом и закапывал потом боевые патроны поодаль, у поточка.
Близкое зарево в Карпатах увидели оперативники, посланные под командой Паначевного на перехват бандитов после получения сигнала по радио от Кучмы.
Два пожилых колхозника, которым удалось убежать во время налета Смока на колхоз, тяжело дыша, шли рядом с чекистами, чувствуя себя спокойнее под их защитой.
— Я уже встречался с ними, в сорок четвертом, — говорил Паначевному колхозник в замасленном кептаре. — Когда прогнали немцев, мы первые тут колхоз организовали, а меня охранником назначили. Иду после работы домой — перехватывают меня бандиты. “Давай, — говорят, — машину!” “Яку тебе машину, — говорю, — я простой охранник. Есть председатель колхоза, есть сельсовет — у них спрашивайте”. Тогда они забрали меня с собою в село, посадили в сельсовете, а сами созвали митинг и призывали население выступать против Советской власти. Потом взяли машину, поставили рядом с ней молотилку, облили все бензином и подожгли. “Что вы делаете! — крикнул я им через окно. — То ж людское добро!” Забежали бандеры в сельсовет, повалили меня на лавку и били меня так, что мясо от костей отстало. Три месяца больной лежал!
— Когда все это кончится? Пятеро детей у меня! А что они есть зимой будут? — сказал другой колхозник.
— Стрелять на месте гадов! — взволнованно заметил колхозник в кептаре.
— А ты стрелять умеешь? — спросил Паначевный.
— Отчего ж, — сказал колхозник. — Когда Ковпак к нам в Карпаты зашел, помогали ему немцев бить.
— Дорогу на Манявский скит знаете? — спросил Паначевный.
— Есть тут стежечка через горы, — сказал пожилой колхозник, — самый короткий путь к тому святому месту.
— Пошли тогда с нами, друзья! — предложил Паначевный.
Бредут горной тропинкой бандиты во главе со Смоком.
Остановились. Смок, как бы желая подбодрить своих сообщников, сказал:
— Веселее, хлопцы! Если Станичный не подведет и доставит сюда все, что заказал ему Хмара для праздника оружия, то будут не только сало и сигареты, но и самогон…
— Самогон… — усомнился Джура. — Где он его возьмет?
— Должен быть! — сказал Смок. — Если не будет, я первый ему шею скручу.
— Конечно, будет! — согласился идущий доселе молча бандит. — Я сам слышал, как, отправляя Стреляного в Волочийск, Хмара сказал ему: “А будешь возвращаться, то заскочи по дороге к Станичному и предупреди его, чтобы он обязательно, к празднику оружия продукты в Маняву доставил и самогона два бочонка”.
— Ну, тогда выпьем! — причмокнул Джура, и, перевесив автомат на другое плечо, зашагал быстрее.
В прекрасном уголке Богородчанской верховины, около проселочного шляха, ведущего из Солотвина в Богородчаны, на горе Вознесенка, что возвышается над речушкой Манявка, и поныне сохранились руины Манявского скита.
В послевоенное время подземные ходы Манявского скита, которыми некогда спускались монахи к поточку Скитец, остатки подземных келий и подвалов были использованы бандеровцами для своих складов, бункеров и попросту для мест встреч.
…Медленно, озираясь по сторонам, пробирались в одно из таких подземелий бандиты Смока.
Бандиты задержались около кучи строительного мусора.
— Здесь, — показал Смок и, вытащив из темноты лопату, протянул ее Джуре.
Тот взялся за работу. Под мусором обнаружилась заплесневевшая крышка люка.
— Открывай-ка, не бойся! — крикнул Смок.
Джура поднял крышку люка и, пустив туда, в темноту, лучик фонарика, сказал:
— Что-то есть, и бочку ясно вижу.
Он присел, чтобы спрыгнуть вниз, но в это самое время на бандитов, заглядывающих в подвал, набросились солдаты и начали вязать их. Но отпрыгнувший в сторону Смок открыл огонь из автомата и наповал убил молодого солдата, ранил в руку Паначевного. Потайным ходом Смок прорывался в сторону Скитеца. Помчался туда за ним один из колхозников, но, спрыгнув в ручеек, Смок оттуда, снизу, дал очередь. Пуля сбила шляпу с колхозника. Он отпрыгнул в сторону.
Поодаль от руин Манявского скита, под валом, на котором выросли одинокие, печальные пихты, лежали хмурые связанные бандиты. В стороне было свалено их оружие. Прикрытый березовыми ветками лежал на полянке убитый солдат. Его товарищи охраняли бандитов. А еще дальше, под тенью старой липы, морщась от боли, прижимая к груди забинтованную руку, лейтенант Паначевный диктовал радисту, присевшему у рации:
— Пиши. Операция закончена. Бандиты Хмары, посланные в Манявский скит, за исключением Смока, захвачены живьем. Смок, отстреливаясь, ушел в сторону Богородчан. Наши потери: убит рядовой Кинаш, я легко ранен. Жду ваших распоряжений. Все.
Паначевный, кусая от боли губы, лег на траву.
Дежурный принес эту шифровку полковнику Прудько. У полковника сидел Загоруйко.
— Весточка от Паначевного! — говорит дежурный:
Прудько пробежал глазами шифровку и вздохнул.
— Скорее санитарный вертолет туда… Бедный Кинаш! И года не прослужил… Ну, теперь этот Смок нам беды наделает.
В ночь накануне операции, которая должна была решить судьбу банды Хмары, Кравчук долго не мог заснуть. Он снова и снова проверял каждый свой сделанный шаг, мысленно контролировал любое слово, сказанное Хмарой. Не попытается ли он выскользнуть из подготовленной ему западни? Не все, что думал и делал скрытный, очень осторожный бандитский вожак, с детства воспитанный украинскими иезуитами-униатами, было понятно Кравчуку. Почему он не приютил его, заграничного курьера Дыра, в своем командирском бункере? О чем шепчутся они там часами под землей с Реброрубом и Смоком, не приглашая туда Кравчука?
Жизнь Кравчука, подростка-рабочего, воспитанного Советской властью, была с самого начала честной и открытой. Школа фабрично-заводского ученичества и работа потом на Первомайском машиностроительном заводе в Бердянске, потом пограничные войска. Всегда он был честным и откровенным парнем. Его бросали с одной границы на другую. Три года провел он на западной границе в селении Исаковцы, где сходился стык тогдашней польской и румынской границ. Ему приходилось присутствовать на первых допросах задержанных нарушителей границы, и вот тогда-то, еще до войны, Кравчук стал изучать зарубежные центры украинских националистов, повадки их агентуры, их демагогические, шумные лозунги, бессмысленные по своей сути, ибо что могли противопоставить эти жалкие отщепенцы воле всего народа?
…Когда в 1938 году Кравчука мобилизовали в органы государственной безопасности, он делал все, чтобы остаться в пограничных войсках: настаивал, упрашивал, пробовал даже заболеть. Работа на границе ему казалась честной, благородной, полной отваги и солдатского риска. Потому-то с гордостью он носил все эти годы свою зеленую фуражку. Он встречал врагов лицом к лицу, видел их оружие, антисоветскую литературу и понимал: тут ошибок при определении опасности того или иного задержанного быть не могло. Раз ты уже решился перейти границу, да еще с оружием в руках, то этим самым подписал себе приговор. Там же, в тылу страны, происходили вещи странные и непонятные. Эти и другие размышления, живая тревожная жизнь на границе мешали Кравчуку с легким сердцем переменить цвет петлиц и переехать в Киев. Но дисциплина была дисциплиной. Немного спокойнее стало, когда ему поручили изучать тактику и состояние зарубежных националистических центров. Жил он в Киеве на бульваре Шевченко, а мысленно все время находился то в Варшаве, то в Праге, то в Берлине, то во Львове и в других городах, где свили себе гнезда националисты. Он знал их вожаков по именам и фамилиям, знал их повадки и привычки, их псевдонимы, наблюдал за их переездами и постоянно меняющимися контактами с представителями иностранных разведок.
- Предыдущая
- 19/91
- Следующая
