Закон постоянного невезения [Невезуха] - Хмелевская Иоанна - Страница 2

• Предыдущая
• 2/65
• Следующая

— Так я засвидетельствую, что это я!

— Ещё хуже будет. Она уже давно думает, что я вас клею.

— Я засвидетельствую, что нет!

— Вот тогда мне уж точно не миновать всех радостей с разводом…

Вокруг нас и такси начал собираться народ, Я ведь не в пустыне жила…

— Не хочется мне вас расстраивать, — заметил очаровательный бандит, — но я на работе, и за простой тоже надо платить.

Ив тот момент, когда я уже совсем было решилась упасть в обморок и уехать отсюда на «скорой помощи», появился мой мужчина. Так сказать, наперсник. В то время обожаемый, а позже разоблачённый как дикое чудовище. Доминик.

Он вылез из «вольво».

— Что тут происходит? — поинтересовался он дьявольски спокойным голосом.

В долю секунды я пережила несколько землетрясений, концов света, вхождений в рай, инфарктов и вознесений на небеса. Эпилогом стало посыпание вулканическим пеплом. Последние минуты Помпеи.

— Ничего, — слабым голоском произнесла я. — Мне не хватило денег на такси. Слишком мало взяла из банка.

— Пан из мафии? — деловито обратился Доминик к бандиту.

— Из мафии, — холодно ответил бандит. — Такси зарегистрировано. Налоги плачу. Едем из аэропорта.

Проклятый очаровашка. А впрочем, интересно, чем он занимается сейчас, когда таксомафия исчезла…

У Доминика хватило сообразительности не спорить с мафией, зато он обернулся ко мне.

— Они ведь должны были завтра прилететь?

Я готова была голову на плаху положить, что сообщила ему правильную дату, однако в данной ситуации тоже предпочла не спорить.

— А прилетели сегодня. Возможно, дорогой, что я перепутала день…

Доминик без слов заплатил, добавил за простой, сел в «вольво» и уехал. Моё отчаяние смешалось с облегчением, образовав потрясающий коктейль.

Когда я наконец вошла в квартиру, мои дети уже успели гостеприимно принять австралийскую родню. Кася с энтузиазмом изображала, как мамочка когда-то, в молодые годы, съезжала с дивана на старой гладильной доске, Томек накрыл праздничный обед, состоявший из позавчерашнего картофельного супа, селёдки в масле, мороженого и холодного бигоса. Тётя и дядя сидели на стульях посреди полностью распотрошённых чемоданов с остолбенелым выражением на лицах.

— Яблоко от яблони недалеко падает, — произнесла тётка голосом, напоминавшим перец, опилки и айсберг одновременно.

Неожиданно мои воспоминания совершили прыжок назад, в ещё более ранний приезд.

Тогда приезжала бабушка…

В общем-то, это была даже не моя бабушка, как и не мои дядя с тётей. Бабушка была двоюродной, родная сестра моей бабушки но женской линии, а разделение семейства на континенты произошло много лет назад, сразу же после войны, в сороковых годах.

Двоюродной бабке удалось на заре жизни, ещё во время войны, выйти замуж за настоящего австралийца, они с ним встретились где-то там в лагерях, после чего энергичный коммандос сумел увезти жену в Австралию. Вторая сестра, старшая, моя бабка но прямой линии, осталась одна, как перст, без какой-либо семьи, и, возможно, им удалось бы и её забрать с собой в Австралию, если бы не тот факт, что она была до смерти влюблена в дедушку и решительно отказалась уезжать. Оба они, похоже, оказались с характером, и никакие уговоры не произвели на них никакого впечатления, однако любили они друг друга честно и добросовестно. Уважали точку зрения другого, не уставая друг друга критиковать, и помогали друг другу, как только могли, среди попрёков, упрёков и взаимных напоминаний об ошибках.

В конце концов я тоже осталась одна — единственный потомок своей бабушки, сестры двоюродной бабки, так уж по-дурацки все сложилось.

И ради этой-то холерной заботы обо мне австралийская родня и приезжала регулярно, считая своей основной обязанностью опеку над польским нацменьшинством, тем более что им было не так уж и далеко, ибо часть семейной поросли училась или просто прохлаждалась то в Англии, то во Франции. Моим крёстным отцом стал.., секундочку, нужно подумать… брат жены сына двоюродной бабки. То есть брат невестки. Ну, в общем, какое-то родство всегда можно раскопать. Даже со мной.

Моя родная бабушка уже умерла, а моя мать одиноко болталась в этом сложном мире с непонятным общественным строем, замотанная, усталая, но при этом беззаботная и легкомысленная. Отец мой трудился до упаду безо всякой пользы для семьи, так как не умел никому отказывать, страшно хотел, чтобы все было хорошо, и неизменно верил, что так и будет. Он несколько расходился с идеологией, из-за чего ему кучами совали палки в колёса, пока в конце концов он не умер от обыкновенного инфаркта.

Разумеется, не в момент моего крещения, а пару лет спустя.

Двоюродная бабка приехала сразу же после его смерти, констатировала, что жить в этой стране невозможно, это просто какой-то сумасшедший дом и питомник для преступников, а бытовые условия абсолютно не отвечают элементарным потребностям человеческого организма. Она попыталась уговорить мою мать эмигрировать, но мама тоже не захотела.

Она, видите ли, не могла оставить свою собаку, которая умерла бы с тоски, а дочери, то есть мне, нужно было окончить школу. И я была с ней согласна: на какое-то время — да, но ведь не навсегда же! В результате двоюродная бабка уехала раньше, чем собиралась, утверждая, что в этой тесноте, с собакой на голове и трамваями под окном она не спала спокойно ни одной ночи, но сердце её вроде бы разрывалось на части, так что она решила, что я, единственная внучка её родной сестры, должна стать наследницей половины семейного состояния. Тогда она вполне могла решить нечто подобное, так как я ещё ничем ей не подставилась.

После бабушки приезжал мой крёстный отец с женой, как я вычислила — моей троюродной тёткой.

Он выбрал не самое лучшее время, так как тогда у меня ещё был муж, а я как раз родила второго ребёнка, Касю. Слово «теснота» полностью отвечало нашим жилищным условиям — в двух комнатах размещались моя мать, мой муж, я, двое детей и кошка, так как собака уже померла. Если бы она была ещё жива, ей бы шёл уже двадцать первый год, и к нам постоянно приезжали бы печать, радио и телевидение, в результате чего у нас явно стало бы ещё тесней.

Я отнеслась к приезду родни столь же легкомысленно, как и моя мать, чему, впрочем, трудно удивляться, поскольку только что накануне я стонала от родовых схваток и мне было не до каких-то там поисков квартиры или бронирования гостиниц. Крёстный отец с троюродной тёткой мужественно выдержали одну ночь, живо воображая себе лагерь для беженцев, мой муж целый рабочий день посвятил посторонним заботам, в результате чего оказалось, что все, что им можно было предложить, — это комната в рабочем общежитии на Воле, с туалетом в коридоре и единственным душем на весь этаж. Поэтому они выдержали ещё одни сутки, уже не столь спокойно, после чего все наши деньги пошли на взятку дежурному администратору гостиницы, где они наконец смогли получить более или менее нормальный номер.

А поскольку я некоторым образом была уже взрослым человеком, весь их гнев извергся на меня. Роды родами, но ведь мужа-то я с самого начала могла озадачить! Тот факт, что он работал ответственным секретарём одного из едва выживающих журналов, ничего им не говорил и к делу не относился. Во всяком случае, унаследование мною половины семейного состояния оказалось под знаком вопроса. Оно и понятно, разве можно отдавать богатство в руки такого абсолютно безответственного человека?

Спас меня случай, можно сказать, из области сверхъестественных явлений.

Было такое чудное время — оно продолжалась несколько лет, — когда уважающие себя издательства платили хорошим корректорам целое состояние, а я на самом деле была хорошим корректором.

У меня имелись три крайне необходимых для этого качества: наблюдательность, зрительная память и знание языка. Читала я быстро, и тем не менее всегда замечала ошибки и опечатки. К тому же я отличалась обязательностью и самолюбием, поэтому добровольно перечитывала набор и но второму, и но третьему разу, чтобы проверить, все ли исправления внесены. Одна пропущенная запятая заставляла меня сгорать от стыда, а из-за не правильного написания слова я готова была отравиться, утопиться и повеситься одновременно. В то время я работала днями и ночами, благодаря чему мои дети с большой неохотой и даже неким озлоблением взяли на себя обязанности по дому, а муж развёлся со мной, что я восприняла чуть ли не с облегчением. Ведь он перестал отравлять мне жизнь всякими глупостями вроде обеда, стирки рубашек, ныли на полках и потерявшихся вещей, утверждая при этом, что он и сам достаточно рассеян, поэтому ему нужна надёжная жена. Позднее он женился на судье, которая нас разводила.

• Предыдущая
• 2/65
• Следующая