Храм Согласия - Михальский Вацлав Вацлавович - Страница 1

• 1/55
• Следующая

Третий год искал мсье Пиккар на земле древнего Карфагена Храм Согласия и пока не находил никакой зацепки. Его помощники Али и Махмуд из мальчиков превратились в закаленных работой юношей и сильно поднаторели в практической археологии. Мсье Пиккар обещал своим подручным: если они все-таки найдут заветный храм, он оплатит расходы Али и Махмуда по их будущей женитьбе. Ребята старались, было за что, но удача пока не улыбалась им. В последние годы, как и в прежние времена, тонны камня, кирпича, расколотых мраморных и гранитных плит перенянчил в своих могучих руках мсье Пиккар.

Сразу после известия о замужестве Марии мсье уехал на месяц во Францию, а когда вернулся, был, как и прежде, целеустремлен, бодр духом и крепок телом, только черты лица его стали жестче, а в светлых глазах чуть поубавилось света. Мсье Пиккар cтоически перенес ошеломившее его скоропалительное замужество Марии, нашел в себе силы не встать в позу обиженного. При невольных встречах со своей желанной несостоявшейся женой мсье всякий раз подчеркнуто вежливо раскланивался и без видимого напряжения поддерживал общеспасительные в таких случаях разговоры о погоде и мировых новостях, которых, к сожалению, было предостаточно – Вторая мировая война день ото дня набирала силу.

Третий год жили Мария и Антуан вместе и не спали в одной постели лишь тогда, когда Антуан улетал в командировки. В такие ночи Мария бережно обнимала его подушку и иногда нашептывала в нее что-нибудь нежное. В отсутствие Антуана она никогда не меняла постельное белье, даже если мужа не было дома целую неделю, а то и две – на больший срок они пока еще не расставались. То чувство свободы и радости обладания жизнью, которое она испытывала каждодневно рядом с Антуаном, могло сравниться только с ощущениями ее детских лет.

У него было тонкое чувство юмора, а душевная щедрость позволяла ему радоваться чужим шуткам гораздо больше, чем своим. Ни один день не обходился без смеха, делавшего их жизнь легкой, окрыленной. Они никогда не обнимались на людях, но любили как бы нечаянно соприкасаться, потому что были всегда желанны друг другу.

– Как хорошо, что мы с тобой не встретились лет двадцать назад, а то бы так и не вылезали из постели, – смеясь, часто говорил Антуан, – и ты бы не окончила никакие университеты, и я бы не летал в небе, а сидел на земле приклеенный к твоей юбке. И шатались бы мы, как тени, или нас давно бы унесло ветром. Мы слишком подходим друг другу…

Мария вставала за час до мужа, и его всегда ждал отличный завтрак и ухоженная, улыбающаяся жена. Это давало обоим заряд бодрости на весь день, чувство уверенности в себе, прочного тыла и своей необходимости в подлунном мире.

Сама себе удивляясь, Мария ухитрялась быть покладистой и даже покорной, чем обезоруживала малейшее недовольство Антуана и влюбляла его в себя все больше. Сначала он говорил: “Мари, я люблю тебя, как небо в полете”, а как-то недавно сказал: “Мари, я старею, кажется, я люблю тебя больше неба”.

Он горько переживал позорный разгром Франции, считал, что это противоречит подлинному положению вещей и могло случиться лишь в силу особого рода куриной слепоты французских стратегов той поры.² Он не понимал также маршала Петена, взявшего власть после разгрома и пошедшего на переговоры с Германией, организацию правительства Виши и на раздел Франции на оккупированную и демилитаризованную зоны.

– В восемьдесят шесть лет он не имел права брать всю полноту власти. Я раньше уважал старика, я помню его еще по Вердену, когда он спас Францию от тех же немцев. Увидишь, Мари, несмотря на все его былые заслуги из него сделают козла отпущения, и поделом.

Антуан все еще служил личным вольнонаемным пилотом у губернатора Шарля, но в душе, конечно же, был на стороне де Голля, хотя и недолюбливал последнего, вернее, опасался его злопамятности. К сожалению, пути их однажды пересеклись. Сложность его положения была в том, что однажды он невольно ударил по самолюбию де Голля. В 1925 году, когда будущий генерал де Голль был адъютантом маршала Петена, во время показательных выступлений лучших пилотов французской армии в небе над закрытым военным аэродромом Антуан сделал мертвую петлю³ так лихо, что вышел из пике чуть ли не над трибуной руководства и почетных гостей. Его тут же призвали к ответу.

– Ты что, хотел нас угробить?! – грозно надвинулся на него маршал. – Да тебя разжаловать мало! – Тут он увидел на груди Антуана офицерский крест Почетного легиона и крест с пальмами. Его голубые глаза потемнели. – Фокусник! – добавил он почти миролюбиво. – За что награды?

– За Верден.

– А-а…

– Безобразие! Не то что разжаловать, а немедленно отдать под трибунал! – гневно вступил в разговор адъютант де Голль. – Разрешите оформить документы? – обратился он к маршалу Петену.

– Ладно, отстань от парня, – сухо ответил своему помощнику Петен, и на этом была поставлена жирная точка. К героям Вердена маршал питал особую слабость.

Позже Антуан узнал, что де Голль не успокоился и все-таки подготовил документы на его разжалование, но Петен тоже был памятлив и не утвердил их.

С тех пор как эмигрировавший в Англию бригадный генерал де Голль стал обращаться из Лондона по радио к гражданам Франции и призывать их к сопротивлению немецким захватчикам, Мария и Антуан нередко говорили о новом герое дня. Антуан признавал, что выступления мятежного генерала блестящи по форме и абсолютно верны по сути, но пока не спешил изменить свое неприязненное отношение к нему.

– Де Голль не любит тех, кто не поддакивает ему, не вытягивается перед ним в струнку. Но, кажется, война вынесет его на гребень. Его “Свободная Франция” – пока кучка эмигрантов. Чепуха! Но, если немцы начнут проигрывать, а так и будет, союзники вознесут его на пьедестал, а из твоего Петена сделают изменника Родины или кого-нибудь в этом духе, – говорил Антуан весной 1941 года, когда Германия праздновала победу за победой.

Как это часто бывало в последние месяцы, Антуан улетел с генералом Шарлем во Францию к маршалу Петену, обосновавшемуся со своим правительством в курортном городке Виши. В день отлета Антуана Мария не выезжала из дома. Во-первых, все еще дул изнуряющий тело и душу хамсин,⁴ во-вторых, работы в портах были приостановлены, в-третьих, ее деловой партнер господин Хаджибек также уехал во Францию искать счастья в коридорах новой французской власти. Мария пыталась объяснить господину Хаджибеку, что надежды его эфемерны, но он почему-то ей не поверил.

Дул хамсин, красный ветер безумия. И весь мир пребывал в кровавом безумии одна тысяча девятьсот сорок первого года от Рождества Христова.

Вечером приехали нежданные гости. Без какого бы то ни было предупреждения доктор Франсуа привез на виллу графини молодого капитана британской разведки Джорджа Майкла Александра Уэрнера. Хотя гости и приехали в закрытом военном грузовичке, вся их одежда, лицо, шея, руки были покрыты плотным налетом красноватой пыли – от хамсина нет спасения ни человеку, ни автомобилю, ни танку.

Еще до того как молодой англичанин протянул Марии Александровне письмо в узком лиловом конверте, она узнала его, правильнее сказать, угадала, кто перед ней.

– Как поживает ваша матушка? – спросила она по-русски.

– Поживат карашо, – удивленно отвечал молодой человек. Он ожидал чего угодно, но только не такого поворота дела, и несмотря на всю шпионскую выучку зрачки серых глаз англичанина предательски дрогнули.

– Я пойду на кухню, попрошу перекусить? – по-французски спросил разрешения у хозяйки доктор Франсуа, всем своим видом неуклюже намекая на то, что он ничего не слышал, не видел и не понял.

• 1/55
• Следующая