Старшая правнучка - Хмелевская Иоанна - Страница 29
- Предыдущая
- 29/80
- Следующая
И так Веся рыдала, так меня о помощи молила, что велела я ей на Бога уповать и помочь пообещала. Пока что спать ее отвела, а коли в ее поисках пан Шелига к нам заявится, сама с ним говорить решила, на Матеуша не полагаясь, ибо и для него пан Потыра представляется недостойным претендентом на руку благородной девицы.
Ночь прошла спокойно, а наутро каретою поехала я к пану Шелиге одна. Мне придавало смелости то обстоятельство, что со времен ранней моей юности пан Шелига всегда мне большое внимание оказывал, хотя женатый и семейством обремененный. Ручки без устали целовать норовил и подпругу на охоте без потребности поправлял, счастье еще, что супруга его, матушка Весина, хоть собою невидная, здоровьем и крепостью всегда отличалась и мужа в железных рукавицах держала. Так теперь я на сантиментах пана Шелиги свои расчеты строила.
Шелига с почтением меня принял, а я, тотчас быка за рога взявши, вопросом его огорошила: какое он приданое своим дочерям определяет? Пан Шелига даже в лице переменился и рот от изумления раскрыл. Придя в себя, в сердцах запамятовав, что я уже давно замужем и мать двоих детей, как рявкнет грозно: «А какое милостивой панне дело до моих дочерей и их приданого?» Я с улыбкой на то отвечала, что, будучи с их семейством в давнем приятельстве и соседстве и душою о паннах Шелижанках изболевшись, могу им приискать достойного жениха. И так при этом на старого баловника поглядела, что враз о беглой дочери забыл и ко мне с любезностями разлетелся, ну да я с такими старыми проказниками давно научилась обходиться, в три мига его усмирила.
Тогда старик сокрушенно мне признался – нет у его дочерей приданого, ни гроша, и что с ними делать, ума не приложит. И тут я слово за слово, исподволь до пана Потыры добравшись, представила ему всю выгоду замужества Веси с управителем. Совместно мы порешили – пусть Веся свадьбу уходом играет, а он, пан Шелига, гонора своего шляхетского не уронит и своего согласия на дочернин мезальянс не даст, язык на то не повернется. А потом они ему в ноги покаянно падут, он же проклинать их своим отцовским проклятием не станет, а гнев его в том проявится, что ослушливую дочь лишит приданого. И хотя сама я все придумала, тут же усердно принялась расхваливать чванливого голодранца за его разум и умение, благодаря которым он и гонор шляхетский соблюдает, и дочь пристроит. Распрощалась и с доброй вестью к беглянке поспешила.
Веся с паном Потырой по задумке моей поступили и спустя немного времени сбежали, не слишком скрываясь, да и погоня не слишком усердствовала…
С трудом продираясь сквозь историю бедной Веси, Юстина позабыла о главной цели расшифровки прабабкиного дневника – императорских сувенирах. Теперь Юстина уже переписывала текст дневника на новой пишущей машинке, добытой для нее Барбарой, увлекшись всеми этими перипетиями столетней давности. Ее интересовали дальнейшие судьбы людей, окружавших когда-то прабабку, и она с большой неохотой отложила в сторону и дневник, и отпечатанные на машинке листы, ибо на семью вдруг одна за другой обрушились беды и неприятности.
Сначала умерла Дорота. Ее смерть не явилась для родных неожиданностью, здоровье Дороты уже давно оставляло желать лучшего, много лет она жаловалась на сердце, и вот оно совсем отказалось биться. Просто остановилось. Дорота спокойно умерла во сне. Похоронили ее в глуховском фамильном склепе, рядом с мужем, и похороны матери лишили дочь надежды на новое зимнее пальто.
Потом родной дом покинул Павлик, навсегда покинул, уехав в Штаты. Выехал он легально, по приглашению земляка, открывшего в одном из американских городков польский ресторан, в надежде заработать состояние на национальной польской кухне. Павлика земляк пригласил к себе шеф-поваром. Перед отъездом Павлик сообщил родным, что возвращаться не имеет желания.
Смерть матери и расставание с сыном лишили Юстину душевного равновесия. А тут еще, словно этого было мало, на Барбару что-то нашло и она решила выйти замуж. За отставного полковника польской армии.
Страх обуял все благородное семейство, так как это был не просто отставной полковник, не какой-то там артиллерист или сапер, а бывший сотрудник армейской контрразведки, и работа его была такой ужасно секретной, что к нему и приближаться-то было страшно. В связи с чем все посторонние лица должны были покинуть Барбарину квартиру.
– Девочка моя, это ненадолго, – утешала Барбара жутко расстроенную Юстину, – я поживу с ним немного, мы ведь старенькие, скоро помрем. Относительно прописки-выписки Антось все оформит в лучшем виде, тебе не придется хлопотать, а квартира мною приватизирована, и могу сообщить – завещана тебе. И не только квартира, а все, что в ней имеется. И Пляцувка будет твоя, и мои вклады. Ты не волнуйся, я оформила все путем, официально, у нотариуса. Может, думаешь, я совсем спятила на старости, но просто он мне очень нравится, а ты сама видишь, как он еще держится…
– Так он же моложе вас, тетечка, – хлюпала носом Юстина.
– Подумаешь, большое дело, всего каких-то четыре года. А был бы старше – так бы не держался. А жить вы будете у Гортензии, они с Людвиком одни остаются.
– Как же одни? Ведь там Дарек с семьей.
Как, ты разве не знаешь? Дарек с Иоасей отправляются куда-то в Африку на археологические раскопки и Стефанека с собой забирают. Людвик с Гортензией остаются вдвоем в семи комнатах, еще прицепятся к ним, а тут вы как раз и переедете. У Болеслава наконец свой кабинет будет.
– Так они же тоже приватизированы!
– Ну и что? В наше время ко всему придраться можно, лучше уж вы там поживите, а то чужих вселят. А мой дом пока мне оставьте, сделайте это для меня.
Совсем оглушенная всеми этими бедствиями и новшествами, Юстина не сопротивлялась. Да и то сказать, долгие годы они жили в прекрасных условиях, не зная горя, лишь благодаря Барбаре, как же теперь не пойти ей навстречу?
Переезд занял два месяца.
Семикомнатная вилла в Служеве и в самом деле оказалась очень удобным жилищем для пяти человек, хотя Идальке и пришлось сменить школу. А переезжали так долго потому, что Барбара по непонятным причинам просила увезти с собой почти всю мебель из ее квартиры, буквально опустошив ее. В общем, устроились весьма неплохо. Геня еще существовала и отлично делала свое дело, Гортензия вела хозяйство, так что, казалось, Юстина наконец получила возможность целиком посвятить себя проблемам прабабки. Но так только казалось, поскольку Гортензия не только вела хозяйство, но и очень любила поговорить.
– Ты что думаешь, Барбара действительно потеряла голову из-за любви к этому своему Антосю и потому за него вышла? – как-то таинственно начала она. – Ничего подобного, у нее совсем другое на уме.
– А что именно? – заинтересовалась Юстина, иная, что от Барбары можно всего ожидать.
– Что-то они комбинируют… Антось с подозрительными личностями встречается, знаешь, всякие там шпионы…
– Какие шпионы, тетушка, ведь он уже в отставке.
– Да какая там отставка! То есть он в отставке, это так, но официально, а в действительности… говорю тебе, они что-то замышляют и Барбаре понадобилась квартира, чтобы облегчить ему эти встречи.
– А как вы полагаете, тетя, что же они замышляют?
– Казино! – выпалила Гортензия. Юстина так и села.
– Казино?!
– Ну да, для того ей и понадобился свободный дом. На короткое время, как она уверяла.
– Так ведь казино у нас нелегальные!
– Ну и что из того? Для таких, как он, у нас все легальное. Власть им все дозволяет, на все глаза закрывает, а объявления в газете они давать не собираются. Подпольный бизнес!
– Тетушка, да откуда вы все это взяли?
– Думаешь, тетка на старости лет спятила? Из достоверных источников. Знаешь ведь, Барбарина Феля с моей Геней старые приятельницы. А Феля – женщина неглупая, к тому же не слепая и не глухая. Правда, Барбара с Антосем не разрешают ей по вечерам в салоны заходить, да она все равно кое-что услышала и увидела и моей Гене рассказала. А Геня мне. По-твоему, если в комнатах столы для покера и рулетки, так это что? Однозначно! Столы для рулеток и карт они завезли сразу же, как вы свою мебель вывезли, для того и надо было помещение освободить.
- Предыдущая
- 29/80
- Следующая
