Старшая правнучка - Хмелевская Иоанна - Страница 19

• Предыдущая
• 19/80
• Следующая

…а так бы ей подошел! – раздраженно писала прабабка, и это раздражение отчетливо проявлялось в каракулях, накорябанных явно в спешке. – К новому платью Зени лучшего не найдешь. Так нет, показаться в нем не смеет!

С паном Фулярским дела все хуже обстоят, и даже по секрету призналась мне – не выдержит, сбежит. Продай она материны драгоценности – денег достанет, а как продать, коли там братиковы волосики? Дала я ей совет волосики вынуть и в другой медальон переложить, а тот, наиценнейший, продать, тогда и на побег хватит. Зеня согласилась, хоть и жаль. Я ей помогу, вот только, Бог даст, от бремени разрешусь. Бедняжка от благодарности горючими слезами облилась. А пан Базилий так коротко с паном Фулярским сошелся, что диву даюсь.

Два года понадобилось Юстине, чтобы добраться до поразительных страшных событий, продираясь сквозь тысячи ничего не значащих мелочей. Интересное положение несколько ограничило свободу Матильды, и она волей-неволей погрузилась в хозяйственные дела. Целые страницы были заполнены описаниями дней, похожих один на другой, и планированием нарядов, которые можно будет носить после рождения ребенка. Подробно излагался роман судомойки с конюхом, далее следовали рассуждения о копчении окороков в можжевеловом дыму, который, однако, как стало ясно, более подходит для колбас. Очень коротко сообщалось о рождении Ханны и сложностях с купанием, причем выяснилось, что никто лучше Матеуша не умел ее, Матильдиных, ножек после купания вытереть.

Сенсации начались после визита Зени.

…верхом на коне прискакала! В полном отчаянии, не иначе как пан Фулярский в разуме помешался, козни строит и жену от себя ни на шаг одну не Отпускает, так его ревность обуяла, даже ко мне с визитом уперся ехать, а где это видано, чтобы мужчина роженице визит наносил? Пришлось Зене, пока спал, велеть верховую лошадь приготовить, дабы лишнего шуму не наделать, не то окаянный пробудится и бед натворит. Вот и прискакала ко мне на своей Мариетке, с одним только конюшим, дабы о состоянии здоровья из моих уст услыхать. Много тем радости мне доставила и аж до слез умилила. В своем здоровье я совершенно благополучна и давно бы на ногах была, кабы повивальная бабка нет твердила, что от раннего вставания после родов фигура у дамы портится. Тут часы пробили и Зеню спугнули, ведь вроде как на краткую прогулку верхом выбралась, а конюший этот – лицо доверенное и барыни не выдаст.

…и что же узнаю? Только Зеня мой дом покинула, как навстречу ей слуга скачет, видать, не один конюший о визите ко мне извещен был, и слуга тот громким голосом о несчастье, случившемся в их доме, кричит. С ясновельможным паном случай страшный приключился, и навряд ли его в живых застанут. На эти слова Зеня Мариетку хлыстом стеганула и домой устремилась. А наш лесник все это слышал и к нам тотчас с известием прискакал.

Матеуш немедля к Фулярским поехал. И что же оказалось? После сытного обеда пан Фулярский в своих креслах у камина заснул, как имел обыкновение, особливо в последнее время, делать. Храпел изрядно, платком голову накрывши, и камердинер обязательную старку ему принес, на пальцы ступая, дабы грозного барина не разбудить. Чарку на столик поставил и тихо из комнаты удалился. А барин все спал и спал, слуги уж судачить стали. Тем временем пан Базилий из охотничьего домика воротился, где себе оружие для охоты на кабанов готовил, и, о долгом сне барина прознавши, в кабинет пошел. Время, мол, кузена пробудить. Двери отворил, страшным голосом вскричал и в кабинет вбежал, а следом за ним и лакей Петр.

И предстал им вид ужасный: пан Фулярский лежит на полу, головою на камнях, что перед камином выложены, и жизнь его уже покинула. Матеуш своими глазами то видел, как доехал, ибо боялись пана Фулярского с места сдвинуть, покамест доктор не прибудет, однако водой болезного поливали и в уста ему старку влить исхитрились. Медвежья шкура, что перед креслами с давних пор постелена, на тот час сбитая в ком у камина валялась, и Матеуш предположение сделал: должно быть, пан Фулярский, нездоровье почуявши, с кресел встал, об эту шкуру поскользнулся и головой о каминные камни ударился. Затылком аккурат на камень угодил, и доктор того же мнения.

Со смертью мужа Зеня свободу обрела и Господа благодарит в душе, наружно скорбь должную проявляя. Мне одной в скрытости духа призналась – за столь благодетельную перемену в ее жизни молитвы Всевышнему возносит, а могла и на преступление пойти, потому как сил не стало долее супруга ненавистного ласки выносить. Молвила мне втайне и того более: о лишении жизни пана Фулярского помышляла, ножом горло извергу перерезать или же камнем тяжелым голову разнести вдребезги: в последнее время муж ровно с цепи сорвался, Зеня, почитай, беспрерывно мылась да терла тело, кое ей самой немило стало. Многократно мужа допьяна напоить пыталась, да и сама напивалась, чтобы ничего не чувствовать. Столь страшные признания услышав, с ужасом глядела я на подругу, ведь по наружности и не подумаешь, сколь тяжкие муки она претерпевает. Пригожести у Зени нисколько не убавилось, хотя заботы о наружности не проявляет и волосы постоянно в беспорядке по плечам рассыпаны.

А вот еще о чем непременно следует запись сделать…

И Юстина узнала о ряде совсем уже детективных подробностей, которые Матильда, перебивая сама себя, торопилась запечатлеть на страницах дневника. Оказывается, покойный Фулярский недавно оформил у нотариуса новое завещание. По нему все состояние переходило к его супруге, в то время как в соответствии с прежним завещанием немало оставалось каким-то дальним родственникам. То обстоятельство, что склонил его к перемене завещания Базилий Пукельник, заставило было Юстину сделать кое-какие предположения, но, как оказалось, она поспешила с выводами.

Детективная фамильная история развивалась в хорошем темпе. Сначала выяснилось, что пана Базиля в момент кончины Фулярского все-таки не было в дальней лесной сторожке, где он якобы готовился к охоте, хотя лошадь его там и видели. "Конь на привязи стоял, а самого барина не было", – утверждал лесник, оказавшийся у сторожки как раз в то время, когда, предположительно, при столь странных обстоятельствах скончался пан Фулярский.

Потом Зенин батрак, с трудом упросив горничную Матильды, чтобы допустила его к барыне, лично признался последней в своем наблюдении. Сбежав от работы в коровнике, он по барскому двору шлялся и из любопытства прокрался под окно кабинета. Сквозь кружевные занавеси парень заглянул внутрь и, по его словам, видел "двух человек в комнате, как один другого словно из кресел поднимал, на пол его клал, и тот словно неживой был". А потом, схватив подушку, неизвестный мужчина, вместо того чтобы "неживому" подложить под голову, что-то с ней делал, пригнувшись к полу, – занавески мешали разглядеть, что именно, – а потом швырнул обратно в кресло. Тут батрака окликнули, и он, опасаясь наказания за безделье, отскочил от окна и помчался к себе в коровник, но, обернувшись, успел заметить, как мужчина какой-то вылезает из кабинетного окна. Мужчину батрак не опознал. А сенсационное признание Матильде сделал не сразу, а лишь после того, как по деревне поползли слухи о кончине барина при подозрительных обстоятельствах. Наверняка, выслушав показания батрака, Матильда вздохнула с облегчением, ведь не могла не заподозрить свою подружку Зеню, хотя та со своим конюшим у нее же в гостях находилась, когда пришло известие о скоропостижной кончине пана Фулярского. И подговорить кого-нибудь убить постылого мужа – рассуждала автор дневника – тоже не могла, одно у нее доверенное лицо – конюший, так он был в это время вместе с хозяйкой у Вежховских.

События следуют одно за другим. Торжественные похороны пана Фулярского, на которых Зеня "на гроб не кидалась, горючими слезами вдовьими не заливалась, но под черной траурной вуалью как надлежит, благопристойно выглядела", а после поминок опять верхом в сопровождении конюшего приехала к подруге. Не только у Матильды, но и у Юстины уже возникли весьма серьезные подозрения насчет этого конюшего, слишком уж часто сопровождает он свою хозяйку в ее прогулках верхом. Ну, так и есть.

• Предыдущая
• 19/80
• Следующая