Старшая правнучка - Хмелевская Иоанна - Страница 16
- Предыдущая
- 16/80
- Следующая
Давеча с утра ужасная весть меня постигла: Зеня несчастная за пана Фулярского идет. Визит нам ответный сделала только с пани Липовичовой, дядюшка уже почти с кресел не поднимается, ну и удалось мне наедине с ней словечком перекинуться, пока Матеуш пани Липовичовую итальянскими кошками развлекал, обожает она кошек и от рисунков оторваться не могла. Зеня со слезами на глазах призналась мне, что отец ее к этому браку склоняет единственно ради своих интересов, с ее чувствами не считаясь. Пана Фулярского она не любит, мерзко ей о нем даже помыслить, в чем я прекрасно ее понимаю. Пан Фулярский, однако же, сулит ее батюшке полное содержание обеспечить, а они уже совсем средств лишились, кредиторы дома их не покидают, а кто тому виной, как не любезный дядюшка? Жена его, матушка Зенина, с горя да печали раньше времени Богу душу отдала, он же не только все состояние за границей спустил, но и здоровье в распутстве загубил, о хворях, какими страдает, мне Матеуш немного растолковал, когда я к нему из любопытства приступила.
Да и выглядит пан Фулярский отвратительно до невозможности. Сам толщины неимоверной, весь уж облысел, да зато из ушей волосья торчат, лицо все в прыщах и буграх каких-то, нос словно губчатый, здесь синий, там красный, а сбоку шишка. За едой так чавкает и сопит, что аппетит пропадает. Увидеть такое чудище без сюртука, а тем более без нижнего гардероба, по мне так лучше сразу в речке утопиться. И как помыслю, что несчастной Зене придется за мерзкого урода выходить и нежности от него терпеть, так самой впору в петлю.
Слезы Зенины в такое расстройство меня привели, что я не выдержала и со всем моим пылом принялась ее к бунту побуждать и о себе помыслить, в отчаяние не вдаваться и духом воспрянуть, слишком она отцовской воле покорилась. Пусть же этот отец сам пьет пиво, кое наварил, а Зеня при ее красоте беспременно достойного супруга дождется. Отцом-тираном забитая, не посмела пакостному жениху отказ дать, только в слезах из салона сбежала. Пришло тут мне на ум просветить Зеню относительно предстоящих ей супружеских обязанностей, ибо темная девица неимоверно, хоть в деревне живет. Неужто никогда не видела коней или коров при случке? От моих разъяснений ей худо сделалось и дрожь ее взяла.
В себя пришедши, решила пану Фулярскому полный афронт учинить, а по крайности перед алтарем «нет» крикнуть. Но это уж последний скандал будет, и я совет ей дала наперед отцу твердо волю свою сказать, а пана Фулярского заблаговременно известить, чтобы дела до алтаря не доводить. Поклялась так и поступить, но вижу я – девица она духом слабая, хоть и твердила бесперечь: «Один конец, хоть в омут головой».
В сотый раз почитаю себе за счастье, что заблаговременно уразумела, сколь велика сила богатства, а Зеня может на всю жизнь несчастливой остаться, разве что пана Фулярского в скором времени на тот свет отправит, что я непременно бы на ее месте сотворила.
Юстину так захватила история затерроризированной отцом несчастной Зени, что она с ходу одолела огромный кусок неразборчивого текста, желая узнать, чем же все закончилось. Когда выяснилось, что девушка вышла-таки за мерзкого Фулярского, Юстина расстроилась ужасно и надолго оставила дневник, с головой погрузившись в события современности.
Денежная реформа основательно подорвала благосостояние всей родни. Тетка Барбара потеряла столько денег при обмене, что даже говорить об этом спокойно не могла, и вскоре все почувствовали последствия на собственных шкурах. А тут еще начались неприятности с Амелькой.
Две старушки из крайней комнаты померли одна за другой, чего Юстина почти не заметила, хотя участие в похоронах и принимала. Их жилплощадь унаследовала Амелька, оказавшаяся, к немалому изумлению Юстины, уже совершеннолетней. Девушка нашла себе жениха, юношу из хорошей, но совершенно разорившейся семьи, теснившейся в двух жалких каморках. Теперь, располагая отдельной комнатой, Амелька вполне могла приютить там жениха. К тому же она жутко гордилась тем, что сама стала зарабатывать. Ей удалось закончить какие-то фотографические курсы, она целыми днями снимала уличные сценки, видимо удачно, поскольку ее работы охотно брали разные газеты и журналы. Что ж, девица самостоятельная, выходить замуж ей никто не мог запретить.
Сын Людвика Дарек получил аттестат зрелости, но ни в один столичный вуз не прошел по конкурсу, не было у него подходящих рабоче-крестьянских предков. Пришлось ехать учиться во Вроцлав, так что прибавились расходы на оплату его содержания, надо же было парню есть и где-то жить. Он выбрал профессию археолога.
Ядвига, для которой внук Юречек стал смыслом жизни, прислала его учиться в варшавской школе, в Косьмине не тот уровень, и удрученная неприятностями с Дареком Гортензия приняла мальчика на место сына. Отец Юстины Тадеуш вдруг стремительно начал стареть, здоровье его тоже как-то сразу пошатнулось, обнаружились неполадки и с печенью, и с желчными протоками. Родные не сомневались, что причиной всему дурацкие порядки в стране. Потомственный банкир Тадеуш никак не мог примириться с таким безграмотным в финансовом отношении понятием, как неконвертируемая валюта, а будучи сотрудником банковской бухгалтерии, постоянно имел с ней дело. У Дороты же стало пошаливать сердце. Зофья и Марьян постоянно жаловались на нехватку рабочих рук, шестидесятилетнему Марьяну уже не по силам было самому обработать двадцать гектаров, батраков же в наши дни днем с огнем не найти. Если бы не Ядвига с ее неизбывными силами, наверняка не справились бы с хозяйством.
И тут Юстина вновь почувствовала, что беременна.
Трудно приходилось Юстине в последние годы. На ней были тринадцатилетний сын Павлик, пятилетняя дочь Марина, больной отец, постаревшая мать, свадебные перипетии золовки Амельки, угрюмая и растерявшая энергию тетка Барбара, ухудшающаяся ситуация с продовольствием и еще многое другое. Как ангел-хранитель, заботилась она о родных, вдруг оказавшихся в безвыходном положении и нуждавшихся в ее поддержке, помогая всем и советом, и делом, ровным обращением смягчая приступы отчаяния и восстанавливая душевное равновесие. Единственной опорой был верный муж Болеслав, пока полностью здоровый и даже получивший какую-то государственную премию за достижения в железнодорожном деле. Да оставалась еще верная и вечная служанка Марцелина, на которой словно годы не сказались.
Идалька родилась в очень трудное время. Родилась дома, в больницу Юстина не успела. Болеславу удалось в последний момент пригласить знакомую докторшу, докторша потребовала помощи, которую ей оказали Амелька с Марцелиной, Барбары дома не было. Идалька родилась просто в рекордном темпе, и тем не менее присутствие при процессе произвело на Амельку незабываемое впечатление. Услышав, что это были на редкость легкие роды, что обычно они проходят намного тяжелее, Амелька поклялась в душе никогда не подвергаться такому кошмару. И клятву сдержала.
К чтению дневника Юстина вернулась, когда Идальке был уже год и месяц. Возможно, сказалась невыносимо тяжелая окружающая ее действительность, захотелось отдохнуть душой, убежать в прошлое, в те благословенные времена. И, опять размышляя, из каких соображений прабабка, можно сказать, силой навязала ей свой дневник, Юстина подумала – а вдруг предчувствовала, что когда-то он станет для внучки единственным прибежищем? . С трудом разбирая чудовищные каракули, узнала Юстина, что приятельница прабабки Зосенька, та, с разбитым сердцем, воспряла духом, судьба вознаградила ее уже упоминавшимся паном Хенриком. Хенрик этот оказался первым дворянином, занявшимся совсем не дворянским делом, – на небогатое женино приданое построил сахарный заводик. Заработав на нем некоторые средства, смог завести еще и кирпичный, а уж разбогатев окончательно, занялся какими-то непонятными прабабке спекуляциями с железнодорожными акциями, что принесло и вовсе баснословные барыши. Удивлялась прабабка – ведь к алтарю молодые шли чуть не нищими, пан Хенрик унаследовал от двоюродного дяди крохотное поместье, да и то все в долгах, а вот сколотил же крупное состояние. Правда, немало сил это ему стоило, Зосеньке не мог уделять должного внимания.
- Предыдущая
- 16/80
- Следующая
