Проза жизни [Обыкновенная жизнь] (Жизнь как жизнь) (Другой перевод) - Хмелевская Иоанна - Страница 44

• Предыдущая
• 44/55
• Следующая

— Больше, — заверил он. — Часть из них золотые. Тысяч по десять штука. Попрошу уважаемых дам прочитать и подписаться. Тут все изложено в сокращённом виде, не хотелось вас надолго задерживать. Самое главное, о подробностях вас ещё будут допрашивать.

Тереска потянулась за протоколом, а Шпулька как приросла к стулу.

— А когда… — тихо спросила она сдавленным голосом, — когда вы нас арестуете?

Участковый как-то странно на неё посмотрел и сделал приглашающий жест в сторону протокола. Тереска оторвалась от изучения документа.

— Но тут ничего нет о том… что мы украли… — растерянно пробормотала она.

— Но все, что есть, изложено верно?

— Ммм… верно.

— Тогда подписывайте. Что значит «украли»? Вы не украли, а доставили вещественные доказательства.

Подождав, пока обе поставят свои подписи, участковый встал, оправил мундир и прокашлялся. Кшиштоф Цегна посмотрел на него и тоже поднялся. Подруги неуверенно последовали их примеру.

— Благодарю за службу! — торжественно рыкнул участковый.

Кшиштоф Цегна непроизвольно стал навытяжку и щёлкнул каблуками. Тереска и Шпулька окончательно обалдели. Участковый вышел из-за стола и с почтением пожал каждой руку, то же самое проделал и Кшиштоф Цегна.

— Большое спасибо, — беспомощно промямлила Тереска, ничего не понимая.

Участковый, покончив с торжественной частью, перешёл на нормальный тон.

— Вы нам очень помогли, а теперь по-хорошему вас прошу, отправляйтесь домой и оставьте в покое бандитов. И не советую больше ничего красть. Уймитесь, ладно? Проводить мы вас не сможем, уж не обессудьте, сейчас сюда нагрянет начальство, а ни одной машины у меня под рукой нет…

Только у дома Шпульки подругам удалось немного остыть и прийти в себя. Вечерние приключения были просто ошеломительными, а поведение участкового произвело на них неизгладимое впечатление. Они одновременно гордились собой и чувствовали какую-то опустошённость.

— А выглядел вполне прилично, — в раздумье сказала Тереска. — Тот, который подбросил часы. Может, не знал, что там в свёртке?

— Я уже никому не верю, — сумрачно ответила Шпулька. — И вообще больше ты меня не впутаешь ни в какую идиотскую историю. Нас могли убить!

— Глупая, это же не убийцы, а торгаши! Милиция говорит, такие избегают мокрых дел. В крайнем случае нас могли побить.

— Большое спасибо, но быть побитой мне тоже не очень хочется. На кой черт нам все это нужно, зачем ты встреваешь, чего тебе неймётся?! Какое тебе дело до чужих бандитов и до их часов?!

Тереска даже остановилась от возмущения. Хотя что уж тут возмущаться, если честно, то возразить было нечего. Вернее, возражения были такого рода, что о них не хотелось даже думать, а уж высказать вслух… А правда заключалась в том, что сотрудничество с Кшиштофом Скшетуским было своего рода противоядием от Богуся. Нет, она вовсе не хотела забыть Богуся насовсем, вот ещё! Но свалившиеся на неё потрясения своим драматизмом и романтикой возвышали её в собственных глазах. Если уж переживать, то по-крупному, а не тихо чахнуть от тоски. Умирать, так с музыкой! А может, захватывающие приключения вообще не позволят ей зачахнуть. Но как объяснить это Шпульке, которая, ничего особенного не находя в Богусе, не поймёт всей важности её признания? А кроме того, как можно оставаться равнодушной к такой возмутительной преступной афёре? Какое ей, видите ли, дело!..

— А какое тебе дело до чужих детей? — гневно парировала Тереска. — Они твои? Почему тебя должно волновать, не голодают ли они, не остались ли бездомными?

— Шпулька даже подскочила.

— Это совсем другое дело! Дети — живые существа! Как можно сравнивать? Из детей что-то вырастет!

— Ага. Будущее нации.

— Из брошенных детей вырастет дегенеративное общество!

— А какое тебе дело до общества? — безжалостно спросила Тереска.

Какое-то время Шпулька не находила ответа. Дело, без всякого сомнения, есть, но какое именно?

— Когда эти дети вырастут, мы ещё будем жить, верно? — нерешительно сказала она. — А мне не хочется жить в дегенеративном обществе. Особенно на старости лет.

— А в обществе преступном хочется?

— Ну, ладно. Но для этого есть милиция…

— А для детей — социальная опека и родители! Кроме того, дети растут долго! А тут, пожалуйста, за один вечер — и столько дел наделали! Мне нравится видеть результаты сразу, а не через двадцать лет!

Шпулька смутно ощущала, что в этом есть какой-то смысл.

— Ну хорошо, — неохотно согласилась она. — Но ведь сколько надо нервов!

— А я люблю, чтоб на нервах.

— Так ты же ненормальная. Никто, кроме тебя, в такие истории не встревал бы. А твой Богусь кретин. Христом-Богом тебя прошу, влюбись в кого-нибудь другого!

— Отстань, — огрызнулась Тереска и зашагала в сторону Шпулькиного дома. — Если хочешь знать, я вообще больше ни в кого не влюблюсь. С меня хватит.

— Богусь не стоит того, чтобы на нем завязывать! — возмущённо запротестовала Шпулька, и точность её слов поразила Тереску в самое сердце. До сих пор ей казалось, что личная её жизнь кончена, разбитого сердца не склеить, но тут вдруг одолели сомнения. Богусь оказался идиотом. Тогда, может быть, кто-то ещё… когда-нибудь…

Она решительно отмела закравшуюся в голову и в сердце несмелую надежду. Нет, исключено, любовь ей больше не светит! Личное счастье не для неё, надо переключиться на что-то другое. Благодарность, которую ей торжественно вынесли от имени властей, внесла хоть некоторую умиротворённость в её душу. С любовью это, конечно, не сравнить…

— Если Кристине её жених не решит задачку по физике, мы горим синим пламенем, — внезапно зловеще объявила Шпулька. — Ты уже, конечно, решить не успеешь, а обо мне и речи нет. Но хоть попытаться-то ты можешь! Умоляю тебя, иди наконец домой!

Вопреки ожиданиям, к предложению более тесного сотрудничества Янушек отнёсся прохладно.

— Так сразу честно и скажи, что мне надо следить за всеми машинами в Варшаве, — скривился он.«Опель», например, с Жолибожа, это что же получится? Прикажешь вообще не возвращаться домой?

— Не торчит же он на Жолибоже все время. Наверняка раскатывает по городу и где-то останавливается. Может же он случайно броситься тебе в глаза!

— А та машина, с революцией? Она тебя уже не интересует?

— Интересует, ещё как! Но «опель» тоже.

— А почему?

— Да так. Милиции он нужен.

— А что, объявилась какая-то моторизованная банда? Ну хорошо, могу поискать, но будешь две недели мыть за меня посуду.

— Совсем обнаглел! — ахнула Тереска с таким негодованием, что Янушек сразу пошёл на попятный. Ясно, тут он перегнул палку, с мытьём посуды к Тереске лучше не приставать.

— Тогда будешь решать за меня задачки по математике, — покладисто уступил Янушек.

На Терескином лице отразилось глубокое отвращение.

— К твоему сведению, задачками по математике я занимаюсь со всякими недоумками за деньги. Это мой профессиональный труд. А ты…

— А я мог бы искать по городу всякие тачки тоже за деньги!

— Сравнил! Помощь в поимке преступников — это наш общественный долг!

— Можешь считать мои задачки тоже общественным долгом. Если я буду гоняться за тачками, когда, по-твоему, мне заниматься математикой?

После продолжительных торгов обе стороны отыскали компромисс. Сошлись на том, что за некоторые задачки по математике полкласса Янушека будет высматривать по городу некоторые интересующие Тереску машины.

Результатом заключённого союза был незамедлительный визит Терески к участковому. В свете Терескиных заслуг в борьбе с преступностью неудивительно, что в милиции она чувствовала себя как дома. Постучав в дверь, она услышала невнятный звук, который приняла за приглашение, и вошла.

Участковый сидел за своим столом, напротив размещался на стуле какой-то субъект симпатичного вида и не совсем ещё старый, лет под сорок, с востроглазым живым лицом, в котором было что-то птичье.

— Добрый день, — непринуждённо поздоровалась Тереска. — Мой брат видел «опель».

• Предыдущая
• 44/55
• Следующая