Что сказал покойник - Хмелевская Иоанна - Страница 31
- Предыдущая
- 31/67
- Следующая
Я сразу придумала, как обмануть хитрый аппарат. Ещё в процессе подготовки к испытанию я убедила себя, что сокровища бандитов спрятаны в гроте на Малиновской скале. Я не успела придумать лучшего места и упорно повторяла про себя «скала Малиновская, Малиновская скала», так что сама почти поверила в это. Испытание заключалось в следующем: никаких ответов от меня не требовали, а только называли разные места и приборы регистрировали мою реакцию. Малиновская скала прочно сидела во мне. Я старалась представить её себе, в своём воображении отчётливо видела каждый её кусочек. К счастью, на своё воображение я никогда не жаловалась и вот сейчас очень живо представляла себе плоский камень на пологом склоне у входа в грот, огромные мокрые камни внутри его, узкие входы в боковые коридоры, чёрный бесконечный нижний коридор, подземное озеро. Вообще-то в самом низу пещеры я никогда не была, озера в натуре не видела, но именно там я разместила в своём воображении ящики с золотом и алмазами. Правда, ящиков с золотом и алмазами мне тоже никогда не доводилось видеть в натуре.
Во время испытания Малиновская скала не была названа — очень может быть, что они о ней и не слышали, и электрические датчики показали, что на меня ничего не произвело особого впечатления. И ещё они показали, что сначала я нервничала, а потом успокоилась. Ещё бы, конечно, успокоилась, убедившись, что мне не больно и меня не бьёт электрическим током.
Мы вернулись в кабинет.
— Боюсь, котик, ты совсем спятил, — сказала я шефу с укором. — Ты что, не знаешь, что я смертельно боюсь электрического тока? Я могла от страха потерять рассудок, не говоря уж о памяти. Какая тебе от этого польза?
— Я делал расчёт на твою поразительную выносливость, — ядовито ответил он. — А теперь, золотце, я обращаюсь к твоему здравому смыслу. Ты знаешь, где сейчас находишься?
— Более-менее. А что?
— Идём, я тебе что-то покажу.
Он подвёл меня к стене, состоящей из больших, неплотно пригнанных друг к другу камней, наклонился и нажал на камень у самого пола: два раза с левой стороны, раз с правой и опять с левой. Я с любопытством наблюдала за ним. Он выпрямился и подождал несколько секунд. Из стены, на уровне моего лица, медленно и бесшумно выдвинулся один из камней, наполовину открывая скрытую за ним стальную дверцу, на которой виднелся диск с цифрами. Шеф прокрутил нуль. Камень, находящийся ниже, дрогнул, выдвинулся и тоже отошёл в сторону. В глубокой нише стоял сейф размерами приблизительно метр двадцать на шестьдесят сантиметров.
— Тут моя святая святых, — пояснил шеф. — Чтобы открыть сейф, надо набрать цифры двадцать восемь сто двадцать один. Запомнишь?
Он набрал на диске цифры 28121, и дворца открылась. Внутри находилось много бумаг и пачки банкнот.
— Кажется, ты выразила пожелание получить тридцать тысяч долларов в качестве возмещения за моральный ущерб, — продолжал он, повернувшись ко мне и опершись локтем о камень. — Здесь значительно больше. Пожалуйста, они будут твои при условии, что ты возьмёшь их сама.
Оставив сейф, он вдруг направился к моим вещам, оставленным в другом углу комнаты. Сначала заглянул в сумку.
— Что у тебя тут? Документы, деньги, обычное бабье барахло…
Положив мою сумку в сейф, он принялся за сетку. Осмотрел атлас, словарь, целлофановый мешочек с вязаньем и прочие мелочи. Видно, ему пришла в голову какая-то идея, так как он отложил мешочек с недовязанным шарфом, а остальное аккуратно сложил в сейф рядом с сумкой и запер сейф.
— Ну-ка открой, — сказал он мне.
Я послушно выполнила приказание: набрала цифры 28121, — током меня не ударило, и сейф открылся.
— Видишь, как это легко? — с издёвкой спросил он. — И подумать только, что тебе не хватает сущего пустяка — свободы.
— Пока я свободна, — холодно ответила я.
— Долго это не продлится, — зловеще заметил шеф.
Заперев сейф и водворив на место камни, он жестом указал мне на кресло. Я молчала, ещё не решив, учинить ли немедленно новый разгром в помещении или дать окрепнуть нараставшей во мне злости.
— Что это? — спросил он, встряхивая целлофановый мешочек. Я вежливо удовлетворила его любопытство:
— Шарф. Из белого акрила. Моё вязанье.
— Ах, вязанье… Очень полезное занятие, хорошо укрепляет нервную систему. Вязанье тебе оставят…
Помолчав, он продолжал:
— А теперь поговорим серьёзно. Слушай внимательно, что я тебе скажу, и знай, что слово моё твёрдо. Тебя не убьют. Я прекрасно понимаю, что тебе нет никакого смысла сообщать мне тайну, зная, что сразу после этого тебя укокошат. Так вот, тебя не укокошат…
— Не считай меня такой дурой, — прервала я. — Неужели ты думаешь, что я тебе поверю. Что, я и в самом деле выгляжу такой идиоткой? И все это ты мне только что показал для того, чтобы убедить меня, что, как только я тебе сообщу тайну, я выйду отсюда живая, невредимая и свободная?
— Отнюдь, — спокойно ответил он. — Все это я показал тебе для того, чтобы ты наконец поняла, что никогда отсюда не выйдешь. Ни отсюда, ни из какого-либо другого места. Я располагаю возможностями обеспечить тебе жизнь, как в раю, ты сможешь даже общаться с людьми. Правда, это будут мои люди. Ничего не поделаешь, дорогуша, в катастрофах люди теряют руку, ногу или зрение. Ты потеряешь свободу. Несчастный случай, только и всего. Вся разница заключается в том, как будет выглядеть твоя будущая неволя.
Критически оглядев меня, он продолжал:
— Имеет смысл поспешить с решением. Тебе уже не восемнадцать. Некоторые процессы необратимы, например, седина…
— Седина всегда была мне к лицу, — прервала я. — Даже красила меня.
— Не уверен, что тебя украсит отсутствие зубов. И не перебивай меня. Слушай. Думаю, я понял, что ты собой представляешь. Всякое физическое воздействие приведёт к тому, что ты только ожесточишься и замкнёшься в своём диком упрямстве. Я дам тебе время подумать. У тебя есть две возможности: находиться в заключении в очень плохих условиях и находиться в заключении в очень хороших условиях. Как выглядят эти хорошие условия, ты приблизительно знаешь, а я могу тебя заверить, что они будут превосходить все виденное тобой в жизни. Как выглядят плохие условия, ты убедишься сама. И сама примешь решение. Я подожду…
Ядовитая ирония, прозвучавшая в последних словах, вызвала во мне глубокое беспокойство. Что придумал этот негодяй? Цепью меня прикуют, что ли? И вообще, что за чушь он здесь молол, какая неволя? В наше время, в цивилизованной стране, под носом полиции?
Я вдруг почувствовала страшную усталость. Пора кончать эту свистопляску.
— Слушай, хватит валять дурака. Зачем мне твои деньги? Да подавись ты ими! Оставь меня в покое, а я тебе передам слова покойника.
— Так говори же!
— Как же, держи карман шире. Сначала выпусти меня, дай пожить нормально. Месяца через три, когда ты убедишься, что я умею держать язык за зубами, а я буду уверена, что ты окончательно оставил меня в покое, я скажу тебе все, что ты хочешь.
— Ты понимаешь, что говоришь? Ведь как только ты окажешься на свободе, полиция сразу вцепится в тебя.
— А я придумаю что-нибудь. Ну, например, что вы стукнули меня по голове, я у меня отшибло память. Даже фамилию свою забыла.
— Глупости, — решительно заявил он, подумав. — Не пойдёт. Будем говорить откровенно: ты мне сейчас не веришь. А что изменится через три месяца? Почему тогда ты мне поверишь? Кто гарантирует, что через три месяца я тебя не прикончу?
— Не прикончишь, мой цветик, напротив, будешь оберегать мою жизнь. Я оставлю у нотариуса завещание. «Вскрыть после моей смерти». А в нем опишу все, как есть.
— Ну и придумала! А если ты, скажем, угодишь под машину?
— Но ведь и ты можешь угодить. Ну, ладно, я напишу: «Вскрыть в случае моей смерти при подозрительных обстоятельствах».
Он покачал головой:
— Знаешь, мне легче оберегать твою жизнь, когда ты находишься под рукой. Да и вообще моё предложение мне кажется лучше. Давай уж сначала последуем ему. А если серьёзно, когда же ты поймёшь наконец, что у тебя нет выхода? Никто на свете не знает того, что знаешь ты, значит, тебя мы не выпустим. Полиции меня не найти, личность моя им неизвестна. В моем распоряжении восемнадцать фамилий и четыре подданства, никто не знает; кто я и чем занимаюсь. Ты же можешь навести полицию на мой след, из-за тебя в моей жизни и деятельности могут возникнуть осложнения. Нет, дорогая, будет с тебя того, что я дарую тебе жизнь. Выпусти тебя — и ты станешь для меня постоянным дамокловым мечом.
- Предыдущая
- 31/67
- Следующая
