Что сказал покойник - Хмелевская Иоанна - Страница 19

• Предыдущая
• 19/67
• Следующая

Ближе к носу обнаружилась ещё одна лесенка, ведущая вниз. Сойдя по ней, я оказалась под салоном, открыла следующую дверь и поспешила закрыть её, невольно закрыв глаза. Там находилось машинное отделение, то есть нечто совершенно мне чуждое, непонятное и страшное. После недолгой борьбы с собой я все же открыла вначале дверь, потом глаза и недоверчиво осмотрелась, стараясь выявить аналогию с автомобильным мотором.

Сверхъестественные умственные усилия, которые наверняка не прошли для меня бесследно, привели к выводу, что здесь, по всей вероятности, два двигателя. Впрочем, не уверена, в дизелях я ничего не понимаю. Что касается остальных механизмов, мне так и не удалось постичь их назначение, я поспешила покинуть страшное помещение и направилась в рулевую рубку. Здесь дело пошло не намного лучше. Что касается обнаруженного в бинокль места, куда следует вставить ключик, чтобы завести мотор, то оно все-таки оставило у меня сомнения. Полное же смятение в моей душе вызвало кошмарное количество приборов — всех этих стрелок, часов, ручек, кнопок, рукояток, рычагов, клавишей и пр. Надо попытаться разобраться в них. Для начала исключу, пожалуй, те приборы, над которыми виднеются надписи вроде «AMP» и "V" — в область электричества я никогда в жизни не сунусь. Заинтересовали меня указатели с надписями «tank» и «tank reserve». Оба стояли на «full» — полный. Значит, и основной, и запасной баки полны. Но вот наберётся ли там двенадцать ванн? ..

Мне показалось, что среди множества приборов мне удалось распознать термометр. Он был похож на указатель температуры мотора в автомашине, у него была красная полоска и буква "С". Таких термометров было две штуки. Блямбу над зажиганием я после некоторого колебания решила считать компасом, а два рычага с правой стороны — педалями газа, хотя, может, называют их совсем не так. Оба они стояли на нуле, я попробовала — их можно было переводить вперёд и назад, причём в каждое положение они проходили через три зубчика, и у каждого последнего зубчика стояла надпись «max». Я решила, что это означает максимальную скорость.

Все остальное буду познавать во время пути, а вот как быть с моторами? Ведь ночью шум дизельного мотора слышен далеко, хорошо бы вывести яхту из бухты, не включая мотора. Упираясь изо всех сил ногами, я попробовала потянуть за канат на корме, и мне показалось, что яхта слегка сдвинулась. При этом я обнаружила, что за кормой яхты прикреплён какой-то странный треугольный железный ящик — ничего подобного не упоминалось в моем пособии. Ящик этот почти весь находился под водой, видна была только его верхняя часть. Эта непонятная деталь встревожила меня, но отцеплять её я не решилась.

На скалу я взобралась по скобам, число которых уменьшилось. Это обстоятельство напомнило мне, что после полуночи начнётся отлив. Он может мне помочь. Затем я обследовала бухточку, пройдя до её выхода в море. Вдоль скалы там тянулось что-то вроде полочки, по которой хотя и с трудом, но можно было пройти. Я решила потащить за канат свою лайбу до конца полочки, потом мне надо будет свернуть вправо, потом влево, и я выплыву в океан. Если бы меня было две, провернуть эту операцию не составило бы никакого труда: вторая стояла бы по другую сторону бухточки и в нужный момент тянула бы за другой канат. К сожалению, раздвоение следовало исключить. Я внимательно осмотрела — невооружённым глазом и в бинокль — скалу напротив. Там тоже было подобие полочки. Что ж, стоит попытаться, когда настанет время. Может, и получится, если использовать отлив.

Мозг работал чётко и ясно. Я отдавала себе отчёт, что начинаю очень рискованное дело, но другого выхода не было. Вместе с тем я знала и следующее: в это время года в Атлантике дуют западные ветры, то есть в нужном мне направлении, в тропическом поясе меня не ожидают никакие метеорологические неприятности, кроме жары, взять нужный курс и держаться его я сумею. Большие надежды внушала и скорость яхты. Все плавание не должно занять много времени, всего несколько дней. Так почему же я должна сомневаться в удаче?

Рассмотрела я, разумеется, и другую возможность — не плыть аж до Африки, а добраться до того порта, который у меня, так сказать, под носом, подплыть к первому попавшемуся кораблю и попроситься на борт в качестве потерпевшего кораблекрушение. И тут начинались трудности. Пусть капитан даже и не ссадит меня на берег прямо в руки моих бандитов — высадка в любом бразильском порту будет для меня катастрофой. Заставить же капитана изменить курс и отправиться за океан… И денег маловато, и красота не бог знает какая. А тут ещё и документы не в порядке. Нет, я решительно отказалась от мысли воспользоваться портом.

День побега за меня назначил патлатый. Он пригласил меня на серьёзный разговор и заявил:

— Через три дня приезжает шеф. Поверьте, для вас же будет лучше, если слова нашего умершего друга вы скажете нам, а не шефу. Шеф не очень-то мягок. Вы женщина благоразумная. Итак, слушаю.

Никогда не была я благоразумной, ну да не об этом сейчас речь. Я задумалась над тем, как поумнее выйти из создавшегося положения.

— Ну, ладно, — сказала я, подумав достаточно долго. — А что я получу за это?

Вряд ли патлатый рассчитывал, что я так легко сдамся, во всяком случае, ему не удалось скрыть удивления.

— А что бы вы хотели? — спросил он.

— Во-первых, возмещения за моральный ущерб…

— Это за какой же моральный ущерб?

— Как за какой? — обиделась я. — Работу я бросила, не предупредила никого. Моя репутация, по-вашему, ничего не значит? А то, что за это время я не получала зарплаты? А мои переживания…

— Ну, хорошо, — перебил меня патлатый. — Сколько?

Я опять задумалась.

— Немного. Тридцать тысяч долларов.

— Хорошо. Что ещё?

— Во-вторых, свободы…

— Хорошо, вас доставят в Европу…

— Ну нет, — решительно заявила я. — Ничего подобного! Я желаю ещё какое-то время побыть здесь.

Если бы я заявила о своём желании получить живого крокодила, он не был бы так удивлён. Бандит вытаращил на меня свои голубые глазки, а соломенные патлы зашевелились сами по себе. Не веря своим ушам, он повторил:

— Это как же? Вы не хотите вернуться домой?

— Хочу, но не сейчас. Сначала я изваяю статую на той скале — знаете, возле террасы? Только после этого я смогу уехать. Для скульптурных работ мне нужен цемент. Немного, килограмма два. И третье. Я скажу вам все, но сначала мы пойдём на почту, откуда я отправлю своей подруге телеграмму с сообщением о том, где я нахожусь и когда возвращаюсь. Отправлю телеграмму — тогда скажу. Иначе нет.

Патлатый задумчиво смотрел на меня и наверняка прикидывал, что бы такое придумать с телеграммой. И наверное, придумал, так как согласился:

— Ладно, завтра во второй половине дня пойдём на почту.

— А цемент мне нужен сейчас.

— Ладно, цемент сейчас будет. А какая гарантия, что вы скажете нам правду?

— А какая гарантия, что вы не застрелите меня сразу же, как только все узнаете?

Ехидно улыбаясь, патлатый сладко произнёс:

— Ваша телеграмма, разумеется.

— Ну, а шеф, уж он-то найдёт на меня управу.

Не знаю, поверил он мне или нет, но мои требования стал выполнять. Чёрный бандит приволок мне мешок цемента — килограммов пятьдесят. Сам же патлатый, прихватив толстяка, улетел куда-то на вертолёте. Обстоятельства складывались удачно. Час побега пробил.

Я собрала вещи — тёплую одежду, сумку, сетку, бинокль, книжку и нож, завернула все это в купальную простыню и отнесла к пальме. На обратном пути я прихватила из-под пальмы немного песку. Во время обеда я демонстративно держалась за голову.

— Голова болит? — посочувствовал мне лупоглазый бандит.

— Болит, — проворчала я. — Пока не очень, но скоро разболится вовсю. Не найдётся ли у вас польских порошков от головной боли?

Оставленные на хозяйстве бандиты — маленький и лупоглазый, с близко посаженными глазами — недоуменно переглянулись.

— А вы выпейте аспирин, — посоветовал маленький.

• Предыдущая
• 19/67
• Следующая