Домик с крокодилами - Степнова Ольга Юрьевна - Страница 58

– Не я, а Линда. Я только его по голове запиркой шарахнул, а Линда догадалась дом подпалить. Только этот ваш Сом какой-то неубиваемый. В колодце не утонул, в доме не сгорел… Эй, толстый, ты из чего сделан, если в воде не тонешь и в огне не горишь?!

– Из хороших намерений, – буркнул Сом.

– А я, значит, из плохих, – хмыкнул Никас. – И поэтому погорел.

Ирма рыдала, уткнувшись в стену, Мария гладила её по спине.

– Драгоценности из сейфа тоже ты спёр? – жёстко спросила Элка.

– А почему одним всё, а другим ничего? – Никас пожал плечами. – Ирма себе ещё брюликов купит, а у Линды на бижутерию аллергия. Чешется она от железа и от пластмассы!

– Как ты узнал код сейфа?

– Догадался. Это год и день рождения Прохора.

– Правильно, не хватило ума прибрать к рукам имущество и деньги, стал хватать то, что плохо лежит, – засмеялась Беда.

– Да! Стал хватать! Только мне, дураку, драпать нужно было, а я решил, что мне мало.

– И поэтому стрелял в Ирму с вышки? С выкупом не получилось, решил стать наследником?

– Что-то типа того. Только стреляю я хреново, рука дрожит. Пришлось Машку в заложницы брать.

– Нет, ну дайте, я его правильному стриптизу обучу! – Сазон опять ринулся к Никасу с пестиком, но я удержал его.

– Уберите его! – завизжал Никас. – Уберите этого чокнутого старикана!

– Это я – чокнутый старикан? – взвился Сазон. – Я?! Сынку, ну дай, я ему лекции почитаю, дай! Я хороший лектор! С указкой, бля, как сказал бы мой верный друг Мальцев!

– Не дам, – я отобрал у Сазона пестик и спрятал в шкаф.

– Ну и дурак, – обиделся дед. – Мне теперь что, пальцем его воспитывать?

– Я тебя сейчас тоже в шкаф затолкаю, – пообещал я. Дед подбежал к столу и, филигранно наполнив рюмки ровно до половины, подскочил к Ирме.

– Курочка, дорогая, сопли утри, слюни подбери, и градус, градус повысь в крови, я тебя умоляю! Ты ж у нас кто?! Бизнесвумен, прости меня, господи. А это значит – воля, ум и железное самообладание. А теперь включи все эти качества и подумай своей бизнесвуменской головой, разве одежда на берегу – это доказательство того, что твой сынку утоп? Я своего дылденя, знаешь, сколько раз хоронил?! Мне однажды даже гроб с его телом выдали.

– Гроб? – всхлипнула Ирма Андреевна и послушно выпила ром, чтобы повысить градус в крови.

– Да, курица, да! Мне выдали цинковый ящик и заявили, что в нём мой сынку. Я этот ящик со всеми почестями похоронил, но поминки запретил делать, потому что верил – мой Глеб живой. Так что утри сопли и жди, объявится твой пацан – грязный, голодный, с водорослями в ушах, но целый и невредимый.

– Дело дед говорит, – кивнула Мария. – Он вообще, кто?

– Царь, – всхлипнула Ирма. – Он самый настоящий царь! Они все тут цари и царевны.

– Ну, раз царь, значит умный, – резюмировала Мария и заглянула в духовку, чтобы проверить пирог.

– Вернётся мой Прошка, – прошептала Ирма, рукой утирая мокрое от слёз лицо. – Вернётся… Нужно распорядиться, чтобы все больницы и приюты прозвонили.

– Утоп твой Прохор, утоп! – со зловещим свистом прошипел Никас.

Каюсь, я не сдержался и с размаху заехал ему по физиономии. Из носа у Никаса хлынула кровь.

– Где Черкасовы? – схватил я его за грудки. – Где Линда и Сашка?

– Так я тебе и сказал! Ты что, прокуратура? – выплюнул мне в лицо Никас. – И вообще, – усмехнулся он, – вы не знаете, отчего это я с вами так разоткровенничался?

– Потому что всем преступникам всегда хочется рассказать о своих преступлениях, – любезно пояснила Беда.

– Это ты так думаешь, марательница бумаги, а на самом деле я просто тянул время, чтобы развязать эти паршивые верёвки! – Он вдруг дёрнулся, соскочил со стола, и с его ног фантастическим образом слетели обрывки простыни, которыми он был накрепко связан. С бешеной скоростью Никас рванул к двери, и никто – даже Вася, с его оперативными навыками, не успел преградить ему путь.

– Держите его! – закричала Ирма. – Уйдёт!

– Ах, ты… – бросился за Никасом дед, выхватывая на бегу пистолет. – Стой, сука белобрысая!

За Сазоном помчалась Беда, за ней побежали Арно, Сом и Вася.

Мария, высоко подпрыгнув у печки, обозначила, что от пирога она никуда убежать не может.

Я подскочил к окну, рванул на себя фрамугу и вывалился на улицу. Если помчаться Никасу наперерез, он никуда не уйдёт. Перескочив через пару клумб и фонтанов, я, едва касаясь ногами земли, полетел к парадному входу.

Я опоздал на пару секунд. Никас успел скатиться с крыльца и добежать до бассейна. Его преследователи с гиком и воплями столкнулись в дверях, образовав пробку, словно нетерпеливые пассажиры автобуса, желающие занять сидячие места. Пока они барахтались, я бросился к гаражам, ведь Никасу наверняка нужна для побега машина, но этот хмырь обманул меня. Он резко изменил маршрут и помчался к воротам.

– Бизя, держи его! – заорала Беда, выскочив на крыльцо. – Уйдёт!

Сазон пальнул из пистолета, но почему-то в воздух.

А я… замер как вкопанный, не в силах сделать ни шага, потому что «Памятник блондинке» – моя двадцать первая «Волга», давно и неподвижно стоявшая на пьедестале из старых покрышек в качестве детали ландшафта, вдруг хрипло взревела мёртвым движком. Я точно знал, что она не могла завестись, потому что автомобили-утопленники не заводятся, но «Волга» не только завелась, но и поехала. Скакнув вперёд, она слетела с покрышек и как-то криво, вихляя, чадя и подпрыгивая, поскакала к воротам, где Никас уже открывал калитку. Хуже всего, что водителя за рулём не было…

Все, как и я, замерли.

– Бляха-муха, – сказал Сазон и первый раз в жизни перекрестился. – Это что за неопознанный объект?

Никас справился с замком, выскочил за ворота и побежал к пляжу.

Вася первым вышел из ступора и с криком команчей бросился за ним.

Я не знал, кого ловить – то ли Никаса, то ли взбесившуюся «Волгу», то ли Элку, которая вдруг прыгнула на капот ожившей машины.

– Вертолёт! – бросился к пляжу дед. – Этот засранец залез в мой вертолёт!

Я всё-таки побежал за «Волгой», на капоте которой тряслась Беда. «Двадцать первая» набрала скорость и со всего маха вписалась в ворота. Интеллигентно-хрупкие створки не выдержали удара и распахнулись. Элка, чудом удержавшись, щекой прижалась к лобовому стеклу и что-то орала. «Волга», проскочив узкую дорожку, поскакала вниз по ступенькам к морю.

Это было чёрт знает что… Я громко выругался, не переставая бежать за машиной. Элка крепко держалась и на каждой ступеньке, подпрыгивая, кричала что-то малохудожественное, из чего ветер доносил до меня только:

– …ть, ть, ть, ть!

Меня догнал Сом, и в унисон Элке тоже начал орать нечто, от чего ветер оставлял только:

– …ть, ть, ть, ть!

Вертолёт на пляже с шумом завёлся. Винт раскрутился, песок и морские брызги полетели в лицо. Ветер едва не сбил с ног.

– Мой вертолёт! – орал дед, уцепившись за полозья. – Мой!

«Волга» вылетев на песок, забуксовала и наконец прекратила своё хаотичное передвижение. Едва я облегчённо вздохнул, успокоившись за судьбу Беды, как «Робинсон» оторвался от земли и плавно взмыл вверх, уходя в стону моря. Внизу, крепко держась за полозья, болтался Сазон. Он дрыгал ногами и выкрикивал ругательства, о существовании которых я даже не подозревал.

– Прыгай! – заорал я, оттаскивая Элку от «Волги». – Прыгай в воду, а то в Турцию улетишь!

Дрыгнув ногами в последний раз, Сазон полетел в воду. Отпустив Элку, я бросился в море и поплыл туда, где по моим расчётам приводнился дед.

Я нашёл его метрах в трёх от морского дна. Плавал Сазон неважно, вернее, совсем не плавал, да ещё бронежилет, с которым он никогда не расставался, тянул ко дну.

Я схватил деда за шиворот и вытянул на поверхность.

– Мой вертолёт! – выплюнув струю воды, заорал он. – Мой! Мой! Мой! Мой, сука, вертолёт!

– Да твой, твой, – успокоил я его, помогая держаться на воде. – Плохой мальчик покатается и вернёт.