Крёстный отец Кремля Борис Березовский, или история разграбления России - Хлебников Павел - Страница 28
- Предыдущая
- 28/82
- Следующая
Однако после мужественной акции в дни путча 1991 года Ельцин словно расслабился — могло показаться, что свою историческую миссию он посчитал исполненной. В государственных делах он проявлял леность и нетерпение; довольно быстро перестал ориентироваться в происходящих событиях. Любил вздремнуть после обеда. Рабочий день, как правило, заканчивал рано. Часов в десять вечера он уже ложился спать, хотя и мучался бессонницей. Просыпался часа в два ночи, жаловался на боли и по несколько часов не мог заснуть. Но, в отличие от другого кремлевского лунатика, Иосифа Сталина, Ельцин по ночам не работал. Просто слонялся по комнатам. Вскоре Коржаков заметил, что российский президент время от времени впадает в депрессию. Весной 1993-го, когда газеты на все лады обсуждали коррупцию в близких к президенту сферах, Коржаков даже боялся, не решится ли Ельцин на самоубийство.
Ельцин любил выпить. И как следствие — довольно щекотливые ситуации. Лучшей иллюстрацией его плачевного состояния стал унизительный случай 31 августа 1994 года, во время торжеств по поводу вывода последнего контингента российских войск из Германии. Событие это было глубоко символичным. Армия, пятьдесят лет назад победившая Гитлера и завоевавшая пол-Европы, возвращалась домой, но в родной стране царил хаос, и, рассчитывая на благотворительность из-за рубежа, русские солдаты уходили не победителями, а побежденными.
Ельцин прибыл в Берлин, чтобы с канцлером Германии Гельмутом Колем присутствовать на этом торжественном акте. Российский президент начал пить с самого утра, и к полудню шеф его охраны, генерал Коржаков, понял — быть беде. «Все ждали начала церемонии, — вспоминал Коржаков. — Коль сразу уловил известное состояние Бориса Николаевича и по-дружески обнял его. В следующее мгновение канцлер понимающе посмотрел на меня. Выразительным взглядом я молил его помочь нашему президенту, хотя бы поддержать Ельцина в прямом смысле этого слова. Коль все понял: слегка обхватив Бориса Николаевича за талию, отправился вместе с ним на торжество».
Приняв новую дозу за обедом, Ельцин пошел вдоль выстроившихся войск и толпы граждан. Проходя мимо оркестра берлинской полиции, президент вдруг вскочил на сцену, выхватил у дирижера палочку и начал, не в такт музыке, ею размахивать. Когда музыканты остановились, он в пьяном виде изобразил «Калинку». Жители Берлина в жизни не видели ничего подобного. Эта жалкая сцена стала окончательным завершением Великой Отечественной войны.
Коржаков утверждает, что, понимая, какое пагубное воздействие на президента оказывает алкоголь, он отдал распоряжение, чтобы на президентской кухне ничего «горячительного» не было, а при крайней необходимости давал Ельцину водку, которая заранее была разбавлена. Но президент все равно ухитрялся доставать спиртное. «Если Ельцин уж очень хотел выпить, он приглашал кого-нибудь из доверенных людей на прием, — вспоминает Коржаков. — Встречи с Черномырдиным, например, всегда заканчивались для Ельцина необходимым расслаблением. Но порой президент вызывал кого-нибудь из дежурных в приемной (причем безошибочно выбирал того, кто послабее) и приказывал: „Иди и купи“. Сотрудник тут же прибегал ко мне и спрашивал: „Александр Васильевич, что мне делать: Борис Николаевич дал сто долларов и попросит принести бутылочку“.
Постепенно Ельцин и его ближайшее окружение сплотились в тесный клан — вместе жили, работали, отдыхали и выпивали. Это был двор, в традиционном монархистском смысле слова. Из книги воспоминаний генерала Коржакова, ставшей бестселлером, вырисовывается образ Ельцина, чем-то сродни римскому императору Нерону, который обретался в прогнившем и дышащем на ладан имперском дворце. Ельцин и его свита часто препирались из-за каких-то пустяков: квартир, дач, мебели, телефонной связи, машин и прочих символов статуса.
Все они жили в специально выстроенном элитном доме на Осенней улице: просторные комнаты, спецсвязь, полы с подогревом, сауны. Все время уходило на споры о том, кому здесь давать квартиру, а кому нет. В конце концов в число счастливчиков попали Ельцин, Коржаков, дочь Ельцина, Татьяна Дьяченко, премьер-министр Виктор Черномырдин, министр обороны Павел Грачев, шеф Службы безопасности Михаил Барсуков, журналист Валентин Юмашев, теннисный тренер Ельцина Шамиль Тарпищев, мэр Москвы Юрий Лужков. Они жили под одной крышей, встречались друг с другом в лифтах, вместе выгуливали собак. Жильцы дома, подобно «новым русским» увлекаясь вульгарным материализмом, изо всех сил стремились перещеголять друг друга.
«Борис Николаевич поразительно быстро был сломлен всем тем, что сопутствует неограничной власти: лестью, материальными благами, безконтрольностью, — заключает Коржаков. — Все обещанные народу перемены, свелтсь в сущьности к бесконечным перестановкам в высших эшелонах власти. Причем после очередной порции отставок и новых назначений во власть попадали люди, склонные следовать государственным интересам все меньше и меньше».
Экономика России разрушалась, и на московских улицах бандиты развязали настоящую междоусобную войну. Но правительство Ельцина оказалось неспособным изменить ситуацию. Причина коренилась в его коррумпированности. Даже чиновники самого высокого уровня пеклись о своих личных финансовых интересах гораздо больше, чем об интересах государства. Как правило, министр получал бесплатное медицинское обслуживание, машину с водителем, большую квартиру, право арендовать дачу в престижном уголке Подмосковья; зарплата же министра, как таковая, редко превышала 500 долларов. Естественно, велик был соблазн приработать на стороне.
Олег Лобов, заместитель премьер-министра и глава Совета безопасности, был обвинен в том, что продавал оружие «Аум Синрикё», секте судного дня, — в 1995 году они в токийском метро, применив нервно-паралитический газ зарин убили много людей. На следствии сектанты объявили, что получили от Лобова технологические документы на производство зарина в обмен на 100 000 долларов. Более того, Лобов разрешил членам секты «Аум Синрикё» провести военную подготовку на засекреченной военной базе в центре России. На допросах в прокуратуре Лобов все отрицал. Расследование было прекращено, но Лобова из правительства убрали.
Попался и министр безопасности Виктор Баранников. Он оказался одним из основных покровителей небезызвестного коммерсанта Бориса Бирштейна и принадлежавшей ему компании «Сиабеко» с подразделениями в Торонто и Цюрихе. Бирштейн не скупился на дары. В начале 1993 года он пригласил жен Баранникова и первого замминистра МВД на трехдневную прогулку по швейцарским магазинам, где две дамы совершили покупки на 300 000 долларов: меха, парфюмерия, шарфики, часы и так далее (все за счет «Сиабеко») — и привезли трофеи в Россию в чемоданах. Им пришлось заплатить 2000 долларов за двадцать мест лишнего багажа, но «Сиабеко» оплатила и этот счет. Баранникова и первого заместителя министра МВД уволили, но дело возбуждать не стали.
По общему убеждению, премьер-министр Виктор Черномырдин неплохо нажился на приватизации «Газпрома» и на бесчисленных сделках по экспорту нефти и газа. По оценке ЦРУ, личное состояние Черномырдина в 1996 году составляло 5 миллиардов долларов. Когда комитет Конгресса США попросил прокомментировать эту информацию директора ЦРУ Дейча, тот дипломатично ответил: «Я с удовольствием поговорю с вами на эту тему в другом месте».
Не были застрахованы от скандалов и молодые реформаторы. Министр финансов Борис Федоров, на которого возлагал большие надежды Запад в смысле оживления рыночных реформ, в 1993 году подписал разрешение в пользу компании «Голден Ада». Аферу провернули молодой предприниматель Александр Козленок и давний друг Ельцина, возглавлявший комитет по драгоценным металлам; идея заключалась в том, чтобы залезть в государственную казну и разместить похищенное за границей. «Голден Ада» вела торговые операции в Сан-Франциско и Антверпене. В течение трех лет она продала бриллиантов, золота и ювелирного антиквариата, вывезенного из России, на 178 миллионов долларов. Зеленый свет «Голден Ада» получила благодаря подписи Федорова.
- Предыдущая
- 28/82
- Следующая