Отто Фон Бисмарк. Основатель Великой Европейской Державы Германской Империи - Хилльгрубер Андреас - Страница 2

• Предыдущая
• 2/21
• Следующая

Принятое Бисмарком в 1838 году решение оставить государственную службу, до сих пор являвшую ему лишь свой бюрократический лик, шло вразрез с волей родителей и было следствием стремления к самостоятельной деятельности (“Я хочу или устраивать музыку, которую считаю подходящей, или вообще не устраивать никакой”). По завершении года службы по контракту в Потсдаме и Грайфсвальде, где он заодно и слушал лекции в сельскохозяйственном институте в Эльдене, весной 1839 года Отто фон Бисмарк принялся за обустройство поместья Книпхоф. Однако эта деятельность и вообще сельская жизнь вскоре ему наскучили, точно так же, как и административная казуистика, хотя “сумасбродный Бисмарк” снова все устроил сообразно своим вкусам: “Я пользуюсь среди соседей-помещиков некоторым авторитетом, поскольку могу с легкостью прочесть написанное.., курю очень крепкие сигары.., и с вежливым хладнокровием спаиваю своих друзей”. Впрочем, новоявленный помещик принимал участие в местном самоуправлении в качестве депутата от округа, заместителя ландрата [5] и члена ландтага [6] провинции Померания. Горизонты своего образования он в этот период расширил посредством поездок в Англию, Францию, Италию и Швейцарию, а также посредством усердного чтения немецких и английских классиков и романтиков, причем Шекспир и Байрон оказали на него, как и на каждого немца, большее влияние, чем Гете.

В 1843 году в душе Бисмарка произошел поворот, покончивший с тем состоянием, которое он сам называл “безвольным плаванием по волнам жизни под властью только одного руля – сиюминутной склонности”. Бисмарк свел знакомство с померанскими пиетистами [7], группировавшимися вокруг семейств фон Бланкенбург, фон Тадден и фон Клейст-Ретцов. Он познакомился с невестой своего друга Морица фон Бланкенбурга, Марией фон Тадден, и вел с ней долгие беседы на темы религии. Личность этой девушки, ее христианские убеждения и, в первую очередь, то, как она держала себя во время тяжелой болезни, которая преждевременно свела ее в могилу, глубоко потрясли Бисмарка и стали причиной его “обращения” в веру – не признающую догм христианскую веру в своего личного бога. Здесь корни убежденного служения прусскому государству и монарху, под знаком которого прошла вся его дальнейшая жизнь: служить королю впредь означало для него одновременно служить Богу.

У Марии фон Тадден Бисмарк познакомился с Иоганной фон Путткамер, руки которой просил в декабре 1846 года, обратившись к ее отцу, Генриху фон Путткамеру, с “письмом-предложением”. Оно содержало ключ к пониманию изменений, свершившихся в его душе, однако местами в авторе уже угадывался будущий целеустремленный политик-тактик. В письме был отчет о прежней жизни: “Я воздерживаюсь от каких-либо уверений, касающихся моих чувств и намерений относительно Вашей дочери; ибо шаг, который я предпринимаю, говорит об этом громче и красноречивее слов. Обещания на будущее Вас также не могут устроить, поскольку Вам лучше моего известна ненадежность человеческого сердца, и единственный залог благополучия Вашей дочери – это моя молитва о благословении Господнем”. В письме брату Бисмарк охарактеризовал невесту как “женщину редкой души и редкого благородства убеждений”. Брак с Иоганной вскоре стал для Бисмарка основой существования в самом широком смысле слова, незыблемой опорой в любой критический момент до самой смерти жены в 1894 году.

Свадьба состоялась 28 июля 1847 года. К этому моменту внешняя сторона жизни Бисмарка была отмечена еще двумя вехами. В 1845 году он переселился из Книпхофа в Шенхаузен и работал там в качестве инспектора плотины. Он также стал депутатом ландтага провинции Саксония. Однако гораздо большее значение, чем этот повторный опыт представительства прусской провинции, имело назначение Бисмарка в феврале 1847 года на должность представителя остэльбского рыцарства в Объединенном ландтаге. Назначение исходило непосредственно от короля Фридриха Вильгельма IV. Объединенный ландтаг – первый (не избранный, а созданный единоличной волей короля для ограниченных целей) псевдообъединенный парламент Пруссии впервые собрался в мае того же года.

Это событие можно считать подлинным началом политической карьеры Бисмарка. Его деятельность в межрегиональном органе сословного представительства, сформированном прежде всего для контроля финансирования Остбана (дороги Берлин-Кенигсберг), состояла преимущественно в произнесении острых речей, направленных против стараний либералов создать настоящий парламент. Бисмарк прерывает описание этого периода в мемуарах отступлением, в котором объясняет свою позицию по отношению к абсолютизму и парламентаризму. Невозможно однозначно оценить, насколько эти высказывания действительно соответствовали его точке зрения в тот момент и насколько в них просматриваются более поздние взгляды. Однако кое-что говорит не в пользу исключительно ретроспективного рассмотрения: “Неограниченный авторитет старой прусской королевской власти был и остается отнюдь не последним словом моих убеждений. Впрочем, для последних на первом Объединенном ландтаге этот авторитет монарха существовал в своем государственно-правовом выражении, однако с пожеланием на будущее, чтобы абсолютная власть короля сама, не предпринимая никаких опрометчивых шагов, устанавливала пределы своего ограничения… Еще в 1847 году я был сторонником возможности открытой критики правительства в парламенте и в прессе. Это помогло бы оградить монарха от опасности того, что женщины, царедворцы, карьеристы и фантазеры наденут на него шоры, мешающие ему охватить взором государственные задачи, а также избежать промахов или исправить их последствия… Идеальной мне всегда представлялась такая монархическая власть, которая контролировалась бы со стороны независимого, сословного или корпоративного представительства земель. Контроль должен быть таким, чтобы монарх или парламент могли изменять существующие законы не в одностороннем порядке, а только лишь на основе консенсуса, публично и при наличии открытой критики всего происходящего в государстве со стороны прессы и ландтага”. Однако в 1847 году страсть Бисмарка к ведению дебатов была направлена не против черт абсолютизма, свойственных монархии, а против либеральной оппозиции в Объединенном ландтаге, которая напоминала о невыполненных с 1815 года конституционных обещаниях короля Фридриха Вильгельма III. В своей реплике Бисмарк не останавливался перед тем, чтобы извратить аргументы либералов: “Мои заявления вызвали бурю негодования. Я остался на трибуне, листал газету, и после того, как шум утих, закончил свою речь”. В общем, его выступления в ландтаге продемонстрировали воинственный темперамент, который можно назвать почти необузданным. При этом будущий канцлер не злоупотреблял предметной аргументацией. Того самообладания, которое позднее было характерного для Бисмарка в самых жарких спорах, тогда еще не было и в помине. В кругу своих друзей-консерваторов он пользовался репутацией особо активного защитника их интересов, который с помощью красноречия и блеска своих выступлений был способен устроить “фейерверк”, отвлекал внимание от предмета дискуссии и будоражил умы даже за пределами Объединенного ландтага.

Весь ход, а также политические и социальные последствия революции 1848 года, охватившей большую часть Европы, оказали на Бисмарка глубокое воздействие и надолго укрепили в той консервативной позиции, которую он занял несколько лет назад в результате “обращения”. Несмотря на критику по адресу монархической системы, раздававшуюся в домартовский период из лагеря либералов и демократов, Бисмарк никогда не считал, что в Пруссии возможна революция. Однако в еще меньшей степени он вообще мог представить себе масштабы бессилия, беспомощности и уступчивости, проявленные королем Фридрихом Вильгельмом IV по отношению к революционерам в ходе мартовских событий в Берлине. Поскольку в тот момент он безучастно относился к националистским потугам немецкого либерализма и был склонен видеть в революции лишь “алчность неимущих”, то считал своей основной задачей подчеркивать историческую роль Пруссии и аристократии как истинной движущей силы монархии (на крайний случай временно даже в виде роялизма в отсутствие королевства) и всеми средствами защищать существующий социальный порядок.

• Предыдущая
• 2/21
• Следующая