Смок - боевой змей - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 22
- Предыдущая
- 22/40
- Следующая
— Скажу тебе, княже, что удумал, — сказал Горыня, расстилая на столе принесенный с собой пергамент. — Велел ты мне, я сделал. Ранее близ Городца хотели в земли Ростислава войти, но Городец у нас переняли. Пойдем вкруг Ирпеня, мимо истока его, там к Белгороду повернем.
— Эти седмица пути! Пешие вои, обоз… Разъезды Ростислава заметят, князя упредят. Пока дойдем, Ростислав в Белгороде закроется, хлеб в житницы свезут. С хлебом под стенами месяц стоять, а без хлеба — три дня.
— Пойдут только конные. Без обоза. В Киеве слух пустим, что посылаем воев в помощь князю Галицкому. Просил де помощи от половцев. Люди Ростислава в Белгород так и донесут. Войско двинется по Галицкой дороге, а через день повернет. Заметят его Ростиславовичи поздно да и донесут: идут конные, числом невеликим. Не удержится князь, захочет рати. Молод, горяч. Тут ему и конец.
— Ростислав выведет в поле пеших с копьями, после чего конец нам.
— Того и хочу, чтоб Ростислав так подумал. Знать не будет, что пешие и у нас есть. Мы их в насады посадим да по реке спустим. У Белгорода, — Горыня показал пальцем на пергаменте, — два войска соединятся.
— Насаду на реке не заметить тяжко. Три дня плыть!
— Как купцы поплывут, без стягов киевских.
— Переймут да проверят.
— На ночь берегу своему приставать станут. Днем большая часть войска на дно насад ляжет, с берега не видать. Увидят Ростиславичи десяток воев на насаде и поверят, что купцы. А что пятьдесят на дне лежит — разгляди!
— С высокого берега разглядят.
— Помосты в насадах сделаем.
— Можно посчитать, как на берег сойдут.
— Запретим до темна.
— Вои есть захотят, костры разожгут.
— Велим много не жечь. Три дня без горячего вытерпеть можно.
— А лазутчики?
— В каждой насаде — три коня и дружинники. День спят, на ночь — в разъезд!
— Не один Светояр хитер! — сказал Святослав. — Все продумал, воевода!
Горыня довольно усмехнулся. Князь построжел лицом.
— Выступим, как Артемий с Белгороду воротится. Коли Некрас жив, наши хитрости в туне. Дай гречину лучших людей и быстрых коней. Чтоб без Артемия в Киев ног не казали!
Горыня поклонился. Святослав, отпустив тысяцкого, направился в дальний покой. Остановился в дверях. Красивая, строго одетая дева сидела за столом и читала свиток. Князь некоторое время молча любовался ею, затем неслышно подошел. Увлеченная чтением, дева заметила князя, когда он стал рядом.
— Тато!
Святослав привлек вскочившую дочь, чмокнул в атласный лобик.
— Все чтешь, ладо? — Святослав заглянул в свиток. — Часослов? Опять?
— Влечет меня, тато, слово божье.
— Лучше б вышивала! — вздохнул Святослав. — Ты ж не монашка!
— Хочу ею быть!
— Такую красу да под схиму! — Князь укоризненно покачал головой. — Замуж тебе надо, Софьюшка! Заневестилась — семнадцатый годок.
— Не хочу! — потупилась дочь.
— Все девки замуж хотят! — не согласился Святослав. — Другой отец давно отдал бы, только мы с матерью не можем с кровиночкой, ненаглядной нашей, расстаться. Любим тебя, Софьюшка!
— И я вас люблю!
— Ишь, какая! — продолжил князь, гладя дочь по голове. — Ласковая! Не позволю зятю обижать! Никому не отдам!
Софья довольно засмеялась и чмокнула отца в бороду.
— Почитай мне псалом Давидов! — сказал князь, садясь на лавку. — Мой любимый.
Софья пошелестела свитком.
— Благословен Господь, твердыня моя, научающая руки мои битве и персты мои брани, — начала звонко, — милость моя и ограждение мое, прибежище мое и Избавитель мой, щит мой, — и я на Него уповаю…
Святослав слушал вдохновенное слово пророка, внимая каждому слову. А когда Софья дошла до«…блесни молниею, и рассей их; пусти стрелы Твои и расстрой их…», князь присоединился, вторя слегка осипшим, но крепким голосом…
13
.
Повозка, управляемая смуглолицым монахом, подкатила к воротам Белгорода. Стражник в потертом куяке скользнул ленивым взором: мышастый мерин в ременной упряжи, несколько пустых корзин и бочек на повозке. Отец-келарь из ближнего монастыря послал служку за припасами. Стражник махнул рукой, и повозка вкатила в ворота.
Артемий, миновав стражу, усмехнулся. Дикие люди русы! Город готовится к войне, а чужого впускают за стены, даже не спросив. В представлении русов надеть рясу, если ты не монах, невозможно — грех! Самому монаху, ясное дело, в представлении русов стать лазутчиком Бог не велит. Удивительно, как славянам удавалось держать в страхе Византию? Разве что свирепостью в бою и презрением к смерти. Эти бы качества подданным Ромейской империи! Никто не смел бы покуситься на ее границы. Остальное в империи есть: золото, оружие, знания, искушенность в интригах и умение вести тайные войны… Артемий внезапно подумал, что у богатых да ученых не может быть свирепости в бою и презрения к смерти. Им есть что терять. К примеру, прикажи ему Дионисий убить Святослава… Княжеские гридни обыскали гостей, но тонкий стилет, скрытый в поясе Артемия, не заметили. Незаметно достать, прыжок — и хруст пробиваемого горла… Это был бы последний прыжок Артемия. Гридь следил в приоткрытую дверь — мигом подлетел бы и зарубил. Или, что того хуже, оглушил и оттащил в пыточную — мучить. Он пошел бы на верную смерть? Артемий подумал и решил: нет. Дионисий не единственный епископ на Руси. Многим нужны люди, умеющие выдать себя за монаха, слугу, воина, или купца из далекого Царьграда, как русы зовут родной Константинополь. В самом Константинополе такие люди тоже нужны. Но Артемию в столицу дороги нет. Одно знатное и богатое семейство до сих пор ищет убийцу сына. Юного Димитриса зарезали, когда он в сопровождении слуги направлялся на свидание к женщине, к которой, по мнению заказчика, Димитрису ходить не следовало. Обманутый муж хорошо заплатил, Артемий сделал свою работу, но кто знал, что слуга выживет?.. Хорош был удар — снизу в печень, но трусливый слуга надел под одежду кольчугу. Следовало добить, но к ним, привлеченная криками, бежала стража…
На Некрасе тоже была кольчуга. Артемий на такое не рассчитывал, поэтому вместо трехгранного стилета, разрывающего железные кольца, взял широкий нож. Хорош был нож, дамасской выделки, кольчугу пробил, но в глубь тела не пошел. Второй замах Артемий сделать не успел: мерзкая тварь прыгнула на круп коня. Прокусила руку, располосовала когтем лицо. Артемию удалось тварь стряхнуть, а испуганный конь понес так, что вои Некраса отстали. Дионисий не заплатил за работу, хотя следовало компенсировать увечье. На правой руке пальцы гнутся плохо, приходится все делать левой. Хорошо, что он одинаково владеет руками…
На торгу Артемий оставил повозку у коновязи, взял пустые корзины и пошел по рядам. Валил с возов репу, поздние, уже последние, огурцы, яблоки, хлеб… Не торговался — за все платил Дионисий. Вернее те, из Константинополя, которые велели сыскать и убить… Обрадованные торговки охотно заводили разговор с увечным слугой Божьим, скоро Артемий знал, что следовало. Красавицу в медовом ряду он разглядел сразу. Пшеничные волосы, голубые глаза, полная грудь… В маленьких ушках — золотые серьги местной работы. В Константинополе этой русской за одну ночь подарят десять номисм. Здесь поставили торговать. Не умеют русы ценить свое достояние! Некрас, впрочем, оценил…
Артемий степенным шагом подошел к торговке.
— Ты Улыба? — спросил строго.
— Я, отче! — ответила торговка, глядя с любопытством.
— Бают, варишь лучший мед в Белгороде?
— Спытай! — Улыба протянула кружку.
Артемий принял и глотнул. Медовая брага, сдобренная ароматной травой. Гадость! Сейчас бы глоток густого золотистого вина с Крита! Как можно пить это пойло? Но, что бы ни думал Артемий, свои мысли оставил себе. Осушил кружку до дна и вернул, причмокнув.
— Добрый мед! Много у тебя?
— Здесь корчага. Дома три бочки.
— Заберу все!
— В монастыре нет меда? — удивилась Улыба.
- Предыдущая
- 22/40
- Следующая