Формула счастья - Коряков Олег Фомич - Страница 25

• Предыдущая
• 25/31
• Следующая

— Не нервничай… Деталей я не знаю, очень плохая слышимость: сильная магнитная буря… Но я понял, что Борис жив.

Он назвал его по имени. Он думал не только об отце внука — он думал о сыне.

— Я сегодня лететь не могу, Яр. Тебе оставлено место на вечернем дальневосточном лайнере. Отлёт через час. Успеешь?..

День был как день, и кто мог подумать, что именно сегодня произойдет этот страшный случай?..

После завтрака в кают-компании Борис Юрьевич вместе с женой прошел на «палубу». Так все обитатели подводной базы называли верхнюю галерею с большими иллюминаторами.

Мощнейшие наружные светильники отбрасывали, отодвигали густой глубинный мрак. Прямо перед иллюминаторами смутно виднелись настороженно-угрюмые каменные громады. База, недавно сменившая стоянку, была заякорена на отрогах тихоокеанского хребта Вирского.

— Ты сегодня на каротаж? — спросила Ольга Андреевна, поглядывая на двух акул, вертевшихся перед иллюминаторами.

— Да.

— К вечеру нам должны прислать записи нового концерта Гартаковича. Ты ведь любишь этого «звёздного романтика».

Борис Юрьевич промолчал. Потом сказал совсем о другом:

— Скверновато на душе. Боюсь, что я вчера обидел Сурэна.

И в тот же момент сам Сурэн Плавнин задорно окликнул их,

— Крыловы! — Он выходил из лифта. — Всё уединяетесь?.. Борис, ты очень сердишься на меня за вчерашнее?

Ольга Андреевна смотрела на них с любопытством.

— Что ты, Сурэн! — Борис Юрьевич был смущен; он неловко поворошил свои густые русые волосы, пробасил: — Наоборот, это я чувствовал себя виноватым. Вчера я был как мальчишка. Извини.

— Очень мило! — Плавнин взглянул на кающегося богатыря и рассмеялся. — Но ведь разозлил-то тебя я… Мы с ним вчера поругались, Оленька, — весело сообщил он. — Очень горячий был спор. А теперь, как видишь, помирились. Да? — Он опять повернулся к Борису Юрьевичу. — Через полчаса выход. Идём?

— Двинулись, — повеселел и Крылов.

Они пошли, положив руки друг другу на плечи. Ольга Андреевна улыбалась. Она-то хорошо знала характер мужа…

Из шлюзовой камеры они вышли двумя группами — энергетики и Крылов со своими гидрогеологами — и сразу же направились в разные стороны. Борис Юрьевич призывно махнул Сурэну и остальным, включил двигатель на вторую скорость и поплыл в направлении к главной вершине хребта. Здесь предполагалась закладка подводного железомарганцевого рудника. Геологи заканчивали разведку месторождения.

В привычном плотном мраке, вспарывая его желтыми лучами прожекторов, быстро скользили люди в казавшихся неуклюжими тяжёлых скафандрах. Посверкивая, как мелкий снег, косо проносились ярко-белесые точки почти микроскопических существ — планктон.

Борис Юрьевич думал о Сурэне, о себе, о людях. Думы были светлыми, но примешивалась к ним не то что горечь — досада. «Когда же, в конце концов, мы научимся обращаться друг с другом по-человечески? Конечно, вчера я вел себя свински, бестактно и тупо. Не хватало ещё повысить голос — очень солидный аргумент в споре!» Он бы, наверное, опять расстроился, но группа уже приближалась к рабочему участку.

Один из помощников Крылова запустил осветительную установку: миниатюрные автоматические ракеты, прорезая толщу воды, начали разбрасывать в ней сильно фосфоресцирующие вещества. Голубоватое сияние осветило мрачные склоны подводной горы.

Борис Юрьевич огляделся — его товарищи уже работали. Нежное и гордое чувство охватило Крылова. Сколько их, неутомимых и упорных, трудится сейчас в океане под голубыми шапками искусственных зарев! На подводных плантациях, на рудниках, химических заводах, электростанциях…

Крылову предстояло прощупать гамма-объективом небольшой участок ущелья. Подплыв к нему, Борис Юрьевич обнаружил, что широкий козырек нависшей скалы загораживает путь светящемуся веществу; в ущелье властвовала тьма. Следовало бы перенести установку сюда, но Крылов решил, что обойдется собственными источниками света. Лавируя между скальными нагромождениями, он двинулся в ущелье.

Совсем неподалеку откуда-то скользнула вверх, ритмично сжимаясь и расправляясь, спиральная медуза — длинная пружина из прозрачного студня с оранжевыми полосами. Встревожился и жутким раскоряченным шагом заспешил куда-то в сторону гигантский, с полуметровым панцирем, мохнатый краб. Взмутился на дне тонкий слой детрита — ила, смешанного с истёртым песком и глиной. Плотная тьма окружала Бориса Юрьевича, и не сразу можно было разобрать — стена ли это воды или горная громада. Лишь сзади, там, где работали товарищи, тускло мерцало голубое сияние. Борис Юрьевич приготовил прибор, включил дополнительный прожектор и вдруг ощутил, как упруго колыхнулась водная масса вокруг него, и тут же его отбросил сильнейший удар.

Один из прожекторов, видимо, разбитый, потух. ещё не понимая, в чем дело, Крылов круто повернулся, готовый, если надо, выскользнуть из ущелья — и опять был могуче и жестоко отброшен на каменный выступ.

Он успел заметить чудище, напавшее на него. Громадное, все в роговом покрове, со скрюченными лапами-плавниками, оно метнулось к выходу из ущелья, на голубой свет, туда, где работали геологи. Включив двигатель на полную мощность, Крылов ринулся за ним, сигналя товарищам об опасности. Настигая чудовище, он выхватил пистолет Кланга и разрядил его в тяжелое бронированное туловище. Свирепое животное, мгновенно обернувшись, снова кинулось на него.

Крылов не понял, в голове у него или в скафандре что-то скрежетнуло, ему показалось — он проваливается куда-то; теряя сознание, он вялым движением головы успел надавить аварийную кнопку…

Гигантский стратосферный лайнер взмыл ввысь легко и стремительно. Выйдя на прямую, он пронзал небо подобно громадному болиду. Небо было чёрное и звёздное. Земля прыгнула вниз на тридцать километров.

Земной шар крутился на восток. Но стратоплан летел навстречу солнцу ещё быстрее. В три с половиной раза. Каждую минуту позади оставалось сто километров.

На видеоэкране проплывала земная поверхность. В сплошняковых лесах виднелись реки, широко разливались искусственные водохранилища, наплывали и убегали назад заводы, поселки и города. Монотонно бежала ниточка широкой, пятиметровой, колеи старой грузовой атомовозной дороги.

Ярослав смотрел на экран рассеянно. Хотя это было очень привычно и понятно, он не переставал почти первобытно удивляться сверхзвуковому полету многотонной махины. В этом всегда ему чудилось нечто волшебное, и казалось, что, нарушив все законы, могучая машина вдруг сомнёт земное притяжение и вот так, как летит, стремительно и легко уйдет в заполненное чёрным сиянием межзвездное пространство. Чувство освобождённости и силы наполняло тело. Таинственно-неясно и светло, идя откуда-то из бездны, звучала некая ликующая мелодия. И отступала перед ней гнетущая тревога за отца.

Это продолжалось недолго. Разгон прекратился. Чуть тормозя, самолет входил в тропосферу. Впереди блеснула в утреннем солнце полоска Татарского пролива. В северной части его, у берегов пролива Невельского, виднелась плотина. Вдали туманно горбатился Западно-Сахалинский хребет.

На карте Сахалин представлялся Ярославу рыбиной с острым спинным плавником — мысом Терпения и четко вырисованным хвостом, кончающимся у Анивского залива. Ещё он походил на корабль, отходящий из гавани — Охотского моря; найтовы отданы, корма уже отвалила от причала, отходит нос, сейчас корабль развернется могуче и, вспенивая океан, уйдет в гремящие волной просторы…

Он и в самом деле оторвался от материка совсем недавно — какой-то миллион лет назад. Уже бродили по диким, необжитым лесам стада странных двуногих существ — людей, когда шумно и грозно шевельнулась земная утроба на восточном краю земли и столкнула в океан громадный длинный кусок суши. Правда, сразу же она поставила ему заслон, подняв с морского дна гряду Курильских островов. С тех пор замер в нерешительности остров Сахалин, не зная, вырвется ли он в зыбкую голубую стихию или вернет его к своему берегу суровая прародительница…

• Предыдущая
• 25/31
• Следующая