Дань смельчаку - Хиггинс Джек - Страница 14

• Предыдущая
• 14/36
• Следующая

Сен-Клер скатился в канаву и остался лежать плашмя. Через несколько секунд он поднял автомат над головой и дал длинную очередь по тростникам, прикрывая меня. Из кустов послышалось несколько одиночных выстрелов, но мне удалось прыгнуть вперед и съехать на животе в канаву.

Генерал ухмыльнулся.

— Для человека, который, как мне сказали, разваливается на куски, ты довольно неплохо передвигаешься. Как в старые добрые времена.

— Тебя вообще-то хоть что-то может вывести из равновесия? — фыркнул я.

— Парень, жизнь так коротка. Я ведь тебе уже говорил. — Он кивнул в сторону валявшегося на тропе вьетконговца. — Ладно, милок, а теперь рассказывай, что это вьетконговцы делают в болотах Эссекса?

— Одному Богу известно, — ответил я. — Мне показалось, что я схожу с ума, когда они выпрыгнули на меня ранним утром. А Шейла решила, что я как есть спятил. Потому тебе и позвонила. Даже позвала сюда Шона О'Хару, со всеми его шприцами и транками.

— Так она что, там одна? — Сен-Клер нахмурился. — Это не очень хорошо, да и нам пора двигать: лежа здесь, мы не отыщем ответов на интересующие нас вопросы. Например, мне сейчас до зарезу нужен телефон.

— И что ты предлагаешь?

— Ты заберешься в «альфу». Держись пониже, заведи мотор. Я тебя прикрою. Давай двигай.

Он поднялся немного по склону канавы и выпустил две или три пули по тростникам с другой стороны дороги. Ответа я ждать не стал, даже не знаю, был ли он. Прополз к «альфе» и забрался внутрь, ухватился за руль, кинув дробовик на заднее сиденье.

Я крикнул Сен-Клеру, что все готово, завел мотор и тронул автомобиль в ту же секунду. Длинной очередью скосив посадки тростника, генерал кинулся на сиденье для пассажиров, прижимая голову к подушке. Машина дернулась с места столь стремительно, что из-под задних колес поднялся настоящий фонтан грязи.

Я гнал по тропе со скоростью пятьдесят миль в час — от такой гонки в данных условиях попахивало жареным и вставали волосы на загривках, — перескочил неогороженную канаву, проехал по неглубокому ручью, не сбавляя скорости, и, влетев на задний двор, где хранился уголь, резко затормозил. С начала атаки вьетконговцев прошло всего несколько минут.

Времени для разговоров не было, поэтому я моментально выскочил из машины и, слыша, как сзади бежит Сен-Клер, ринулся к двери в коттедж, зовя Шейлу по имени.

Я не очень хорошо понял, что случилось, когда открывал дверь, — эта часть приключения осталась для меня темным пятном, — но оказалось, что я лечу головой вперед на пол и приземляюсь, словно поверженный бык... на рога.

Очнулся я, лежа на кушетке, хотя вернее было бы сказать — плавая. Снова меня отделили от моего тела, будто бы ничто физическое не было мне присуще.

Меня переполняла жутчайшая тошнота, желудок выворачивали наизнанку и завязывали узлом. Перекатившись на бок, я упал на пол, и меня тотчас стало безумно тошнить.

Я полежал не двигаясь. Подо мной было что-то твердое, что-то очень неудобное, причинявшее боль, и когда я сел, то увидел «шестнадцатку». Взяв ее в руки, я оперся на приклад, использовав его в качестве костыля, потому что ноги совсем не держали.

Дверь в спальню была открыта, горел свет. Я позвал Шейлу или подумал, что позвал, потому что изо рта не вылетело ни единого звука, а затем полетел в дверной проем.

Меня поджидало что-то страшное, невероятно страшное, но не было способа отвертеться от этой жути, меня тянуло к ней...

Первое, что я увидел, — кровь, расплесканная по белой стене. В центре комнаты лежала Шейла — совершенно голая, с единственной закрутившейся вокруг ноги простыней, словно она хотела убежать, но... не смогла. Череп сзади был размозжен, словно яичная скорлупа.

Сен-Клер лежал на постели с приподнятым коленом. Тоже голый. Лишь солдатские бирки висели на шее — привычка.

Только вот когда я подошел поближе, то увидел, что это вовсе не Сен-Клер. Это был... никто, так как у него не было лица, а лишь кровавое месиво, каша на месте лица, в которое с близкого расстояния вогнали пару зарядов из дробовика.

Я развернулся, чтобы убежать, заметил зажатую в руке «шестнадцатку» и с криком отшвырнул ее прочь. В дверях, наблюдая за моими действиями, кто-то стоял — я знал, но не мог понять, кто именно, ибо все вокруг стало покрываться темной слизью, таять, превращаясь в кромешный мрак.

Однажды, плавая с аквалангом возле Корнуолла, у меня случилась поломка клапана запасного баллона, и я еле-еле успел выплыть на поверхность вовремя. Сейчас было примерно то же самое: я судорожно молотил руками и ногами, стараясь оттолкнуться от дна и доплыть до крошечного пятнышка света в холодной бездне воды.

Наконец я вынырнул, хватая застывшим ртом воздух, и обнаружил, что валяюсь совершенно голым под ледяным душем, удерживаемый здоровяком с переломанным носом и короткой стрижкой.

Стараясь скинуть с себя его лапищи, я обнаружил, что сил во мне нет ни капли. Казалось, мои руки медленно-медленно, словно в воде, поднимаются вверх, затем, повиснув на мгновение, начинают опускаться.

Мужчина крикнул через плечо:

— Доктор, он приходит в себя!

Голос эхом прозвучал в голове, затем я будто бы перелетел через край ванны — что было невозможно, — и тут в дверях объявился Шон О'Хара.

Он был достаточно и очень по-ирландски красив, эдакий декадент с лицом Оскара Уайльда, а может быть, Нерона, и гривой седых серебристых волос, которые делали его похожим больше на актера, чем на то, чем он на самом деле являлся — одним из лучших психиатров Западной Европы.

Я сказал:

— А вот и ты, сволота старая. Все еще пробавляешься в старушке Англии по пятьдесят гиней за сеанс?

Он не засмеялся и даже не улыбнулся, хотя это и было странно, потому что обычно он мог расхохотаться от одного вида пальца, показанного ему, но сегодня все шло наперекосяк, и удивляться не приходилось. Даже мой голос будто принадлежал другому человеку.

Шон вытащил из-за двери мой купальный халат и распахнул его для меня.

— Надень-ка вот это, Эллис, будь паинькой, и пошли со мной.

Я был совершенно спокоен, ни тени тревоги в мозгу. Просто плыл куда-то, застигнутый врасплох этим странным, чуждым мне ощущением.

Шон терпеливо ждал, пока я справлюсь с поясом, а затем положил мне руку на плечо.

— Хорошо, давай попробуем все прояснить.

Гостиная была переполнена народом. Этих людей я никогда раньше не встречал. Двое в рубашках с короткими рукавами делали на полу какие-то замеры. В дверях стоял полицейский в форме... внезапно пыхнула вспышка. Все как-то сразу прекратили болтать между собой.

Я спокойно ждал, пока Шон и небольшой подвижный темноволосый человек в очках в золоченой оправе не переговорят о чем-то вполтона и Шон не возьмет меня за руку.

— Сейчас мы отправимся с тобой в спальню, хорошо, Эллис?

Там, за полуприкрытыми дверями, меня ожидало... оно... Тот безымянный кошмар, вторгавшийся в мои мысли и сны столько долгих месяцев. Во рту пересохло, я ощущал буханье сердечной мышцы, чувствовал, что не могу дышать. Я было начал упираться, но Шон потянул меня за собой.

Первым делом я увидел кровь, диким полумесяцем расплесканную по белой стене.

Я отвернулся, вцепился в Шона обеими руками, почувствовав, как земля уходит из-под ног.

— Сон, — сказал я надтреснутым голосом. — Я-то думал, что это был сон.

— Нет, Эллис, отнюдь, — произнес Шон мрачно. — Это случилось на самом деле. И ты не можешь отвернуться и забыть.

Он потянул меня в комнату.

Меня посадили на стул в кухне, и кто-то сунул мне в руки чашку чая. На вкус он походил на канализационный сток, и, подбежав к раковине, я выблевал его. Устало повернувшись, я принял помощь молодого констебля, усадившего меня обратно, и в ту же секунду в дверях появились Шон О'Хара и человек в очках.

— Ну, Эллис, как ты? — спросил Шон.

— Сносно. Думаю, что выживу. — И снова показалось, что голос исходит не из меня, а из какой-то далекой точки вселенной.

• Предыдущая
• 14/36
• Следующая