Ваятель фараона - Херинг Элизабет - Страница 6
- Предыдущая
- 6/55
- Следующая
Однажды Тутмос так увлекся, что не слышал, как мастер позвал его. Старик отправился искать юношу и обнаружил его в укрытии.
– Чем ты тут занимаешься? – сердито спросил он и вырвал из рук Тутмоса черепок, на котором был выцарапан рисунок.
Тутмос сжался в комок, ожидая пощечин, но Иути только ворчливо заметил:
– Это совсем неверно. Левая нога должна быть всегда выставлена вперед, когда фигуры идут слева направо, а правая – когда они идут справа.
Он поднял упавший на землю кусок угля и поправил рисунок. Неожиданно Иути посмотрел на мальчика таким странным взглядом, что у того кровь прилила к сердцу, и спросил уже совсем другим тоном:
– Ты хочешь научиться рисовать?
Этот вопрос оказался настолько неожиданным для Тутмоса, что в ответ он не смог проронить ни звука. Тут же старик добавил:
– Но имей в виду, сперва ты должен сделать всю положенную тебе работу.
Иути поручил своему подмастерью углублять резцом линии рисунков, нанесенных его рукой.
– Это приучит твой глаз к контурам и придаст твоей руке твердость.
Старик наполнил маслом второй светильник и сделал две подставки. Для этого он связал три деревянные рейки веревкой, несколько отступая от их верхних концов, и развел их так, чтобы треножники прочно стояли. На подставках он укрепил светильники. Углубив контуры, Тутмос начал выбивать при помощи долота фон, чтобы сделать изображенные фигуры рельефными.
Когда он в первый раз полностью обработал таким образом всю картину, ему показалось, что люди и звери на стене ожили. Невольно отступает он на шаг от стены, и его охватывает чувство глубокой радости. Конечно, Тутмос выполнял только вспомогательную работу. Но он уже успел полюбить изображенного на стене теленка, которого пастух переносит вброд на руках, полюбить и самого пастуха за его заботу о беспомощном животном. В это время к нему подошел Пути и сказал:
– Первый взгляд, который ты бросаешь на работу, пока ты еще не успел привыкнуть к своим ошибкам, дает наиболее правильное о ней представление.
– Ошибки? – испуганно спрашивает Тутмос.
– Да, ошибки. Здесь следы резца слишком грубы. А здесь слишком стерты линии. Вот тут я сам слишком сильно выгнул плечо, но я бы исправил это долотом.
Он берет инструмент из рук мальчика и кое-где подправляет рисунок.
«Когда же я смогу ему хоть раз угодить?» – думает Тутмос удрученно.
После того как старик поправил рисунок, Тутмос еще раз посмотрел на картину. И тут внезапно увидел другие слабые стороны, которые не заметил Иути. Мальчик начинает понимать, что самое трудное – это самому быть удовлетворенным своей работой.
Медленно работают они вдвоем, создавая картину за картиной. Сначала Иути наносит рисунок, потом Тутмос долотом выбивает рельеф, и, наконец, мастер расписывает его цветными красками. Однако старик никогда не позволяет Тутмосу делать самостоятельно наброски на стене, хотя он и научил его, как с помощью сетки наносить параллельно идущие вертикальные и горизонтальные линии, необходимые для правильного размещения фигур.
– Тебе еще многому надо научиться, – сказал однажды Иути, когда Тутмос попросил разрешения самостоятельно нарисовать хотя бы одну фигуру.
– Тебе еще очень многому надо научиться! – повторил он. – Знаешь ли ты разницу в постановке ног идущей женщины и бегущего воина? Знаешь ли ты полет сокола? Знаешь ли ты положение рук и ног танцующей девушки? Можешь ли ты передать в рисунке, как пленник распростерся у ног царя? Знаешь ли ты, как выглядит поднятая рука охотника, поражающего копьем бегемота? Всему этому тебе следует научаться и еще многому и многому другому!
Тутмос молчал и с ожесточением продолжал работать. Старик был тоже немногословен. Бросит замечание, касающееся работы, и замолчит. За годы одиночества он стал замкнутым и молчаливым. Воодушевление, с которым Тутмос принялся за работу, давно покинуло его. Временами он почти ненавидел своего мастера. Он обижал мальчика своими постоянными придирками. Однажды Тутмос рассматривал новый рисунок Иути. На нем была изображена самка бегемота, рожающая детеныша, а рядом крокодил с раскрытой пастью, который ждал, когда сможет проглотить новорожденного. Мальчик спросил Иути, почему он это нарисовал. И мастер коротко ответил ему:
– Потому что так часто бывает в жизни. Тут в душе мальчика проснулось чувство глубокого сострадания к одинокому старику.
Такой уж была судьба старого мастера: жена умерла во время родов, а новорожденный пережил ее всего на несколько недель. Другого сына раздавила каменная глыба, а дочь увел чужеземец. Разве могло остаться место для радости в его сердце?
А сам Тутмос! Разве мало он пережил? У него отняли отца и мать, а его самого, избитого и истерзанного, судьба бросает с места на место. Сильные только и ждут, чтобы проглотить слабого. Но если люди не причиняют друг другу зла, так это делают боги! Сахмет – богиня-львица, приносит людям болезни. А страшный Себек – владыка глубин! Разве он не несет людям несчастья? Всесильный Амон может облагодетельствовать или уничтожить человека. Но, несмотря на все это, слабые все же живут. Разве утенок, пробивший клювом скорлупу, не прячется под крылом матери? Разве мотыльки не порхают в вечернем небе? Почему сердце человека наполняется радостью, когда он утром просыпается и ощущает жизнь?
Внезапно лицо Тутмоса озаряется улыбкой, как это бывает у маленьких детей во сне. И, углубляя резцом очертания крокодила, он старательно выбивает ему все зубы из разинутой пасти.
Мастер лишился дара речи, когда увидел это. Он схватил мальчика за волосы, подвел его к стене и, не произнеся ни единого слова, указал на беззубый рот крокодила.
– Я думал, господин… – заикаясь пытался оправдаться Тутмос.
Но старик знаком приказал ему молчать. После этого он вывел мальчика из склепа.
– Ты видишь небо? – спрашивает Иути, внезапно поднимая голову Тутмоса кверху. Глаза мальчика, привыкшие к мраку, слезятся, он невольно зажмуривается, ослепленный ярким светом дня. – Небо держится на четырех столбах, поэтому оно не обрушивается. И все, что находится под этой огромной крышей в этом и потустороннем мирах, все это держится в равновесии дочерью Pa – богиней Маат, богиней правды, порядка и справедливости. Внутреннее и внешнее, тело и душа, сон и бодрствование, смена дня и ночи, наводнение и засуха, приказание и послушание, рождение и смерть – все это зависит от воли богини и со времен сотворения мира сохраняется ею в равновесии. Так было, есть и будет до тех пор, пока люди зависят от воли богини Маат. Горе тому, кто осмелится ей противоречить. Однажды случилось, что все перевернулось и сыновья пустыни одержали победу над нашим народом. Это продолжалось до тех пор, пока Амон не направил меч нашего царя и не восстановил порядок на земле. Но нигде не сказано, что столбы, поддерживающие небо, не могут обрушиться, если какой-нибудь богохульник попробует подорвать устои мира! Поэтому иди и вставь кусок камня в рот крокодила и сделай из него зубы в его пасти, такие, как у владыки глубин.
Никогда раньше Тутмос не слышал столь длинной речи из уст мастера. Он послушно выполняет приказание старика.
Хижина старого Иути стояла на северной окраине западной части города. Она была построена на возвышении так, что при самом высоком уровне воды в реке ни одна волна не заливала двор, окруженный низкой стеной. Во дворе не росло ни травы, ни цветов, ни деревьев. Колодца не было ни у Иути, ни у кого-либо поблизости. Поэтому питьевую воду Тутмос носил в глиняных сосудах с реки, что было нелегко даже во время разлива. Прежде чем с полными кувшинами отправиться обратно, Тутмос охотно садился с удочкой в руках на берегу, чтобы наловить немного рыбы. Ему было приятно, что старый мастер не бранил его за попусту потерянное время, даже когда он и возвращался без улова. Мальчику казалось, что нет ничего лучше, чем сидеть на берегу и любоваться освещенными последними лучами заходящего солнца высокими стенами и громадными пилонами храма, возвышавшимися на противоположном, восточном берегу реки. Это было захватывающее зрелище. Поистине волшебными казались великолепные постройки храма, когда их отражение колебалось в зеркале широко разлившейся реки.
- Предыдущая
- 6/55
- Следующая
