Оставшийся в живых - Герберт Джеймс - Страница 37

• Предыдущая
• 37/59
• Следующая

Он содрогнулся при этом воспоминании. Бедные, несчастные души! В одном он был уверен: многие из них еще не обрели покоя. «Видение», явившееся ему в церкви, совершенно определенно символизировало страдающую душу. Его ужасный облик существовал только в его сознании, а зло, которое оно источало, было его собственным страхом. Об этом ему рассказал сон, ибо пламя означало их муки, и эти муки все еще не закончились для них. Они умоляли о вызволении их из этого чистилища, и он своей молитвой поможет им обрести желанную свободу.

Викарий не мог объяснить, что заставило его в этот момент взглянуть в окно, но вид маленького белого личика за стеклом не вызвал у него сильного испуга. Он словно бы ожидал увидеть нечто подобное.

Он поднялся с дивана, при этом чашка с блюдцем, которые он уже один раз задел ногой, снова зазвенели, заставив его опустить взгляд вниз. Когда он снова поднял глаза, личико за стеклом исчезло. Он быстро подошел к окну, нагнулся и прижался лицом к темному стеклу, заслонив рукой глаза от отраженного света камина. Но от его дыхания стекло сразу же запотело, и через пего ничего не стало видно. Он быстро вытер стекло ладонью и задержал дыхание.

Там, за окном, в темноте, в дальнем конце сада стояла крошечная фигурка. Она выглядела, как ребенок, и было видно, что она держит в руках что-то белое. Он постучал по стеклу и пальцем поманил ребенка к себе. Но тот продолжал стоять на месте совершенно неподвижно.

Викарий выпрямился и, быстро выйдя из комнаты, направился к задней двери. К тому времени, когда от отпер замок и открыл дверь, ребенок куда-то исчез. Он постоял несколько секунд, обшаривая взглядом темноту сада, не обращая внимания на ночной холод. Затем ступил на садовую дорожку и пошел по ней, стараясь не сбиться с пути и не наступить ненароком на замерзшую цветочную клумбу. В конце сада он остановился перед оградой и посмотрел поверх нее. В начинающемся сразу за оградой поле виднелись только обломки самолета, освещенные двумя небольшими лампочками, словно сдвоенным маяком, светящимся в ночи. Обескураженный, он повернулся, и его сердце учащенно забилось, когда он увидел около боковой стены дома удаляющуюся от него бледную, призрачную фигуру. Он поспешил за ней, но фигура исчезла в проходе, ведущем к церкви. Нырнув вслед за ней в проход, он снова на мгновение остановился, отыскивая взглядом ребенка.

Он увидел его неподалеку – ребенок, видимо, ждал его; с этого расстояния было видно, что перед ним маленькая девочка лет шести – семи, не больше. Среди жертв трагедии было и несколько детей, но он помнил, что читал о девочке шести лет, которая летела вместе со своей матерью – писательницей. Как же ее звали? Он не мог вспомнить. Но он знал, что ее тело так и не было найдено, во всяком случае, среди человеческих останков не удалось найти ничего, что можно было бы опознать как ее труп. Может, это призрак того бедного маленького существа в растерянности бродит по полям; страждущая детская душа, которая ищет свою мать? Он протянул к ней руку, стремясь выразить свое сочувствие, но она пошла прочь вдоль по тропинке, ни разу не оглянувшись на него, чтобы убедиться, что он идет за ней следом.

Преподобный Биддлстоун действительно шел за ней, его сострадание к одинокой, потерянной душе вытеснило все страхи, которые могли бы у него возникнуть. Она исчезла в пристройке к боковой стене церкви, там, где находился вход, которым он обычно пользовался в будние дни. Он устремился вперед, зная, что дверь в церковь должна быть заперта, что она окажется пойманной внутри пристройки, как в ловушке. Но когда он подбежал к пристройке и остановился перед входом в нее, тяжело дыша от напряжения, то увидел, что дверь в церковь отворена, и через нее виден мерцающий свет, горящий внутри церкви.

Его неудержимо тянуло к дверям, к этому колеблющемуся свету, и он пошел туда, хотя, казалось, его ноги налились свинцом.

Преодолевая те несколько ступенек, которые вели к открытой двери, он увидел, что свет исходил от зажженных свечей; от пламени каждой из них вверх уходили топкие спиральки черного дыма, отчего в церкви стоял резкий запах горящего воска. Но света свечей было совершенно недостаточно, чтобы осветить обширное помещение церкви, и в длинном церковном нефе преобладали густые тени. Алтарь же и небольшую женскую часовню окутывала сплошная тьма. Викарий неуверенно вошел в церковь, ему очень хотелось повернуться и убежать прочь, но что-то неудержимо влекло его вперед. Девочка преклонила колени перед алтарем, кукла, которую она прижимала к груди, свесилась, касаясь пола, удерживаемая слабой ручкой. Преисполненный печали и сострадания, с протянутыми вперед руками Биддлстоун приблизился к ней.

– Позволь помочь тебе, дитя мое, – обратился он к ней голосом, в котором слышались жалось и сочувствие.

Но нечто другое вышло ему навстречу из тени прежде, чем он подошел к девочке. Нечто ужасающе черное. И при этом оно отвратительно хихикало.

Его ноздри наполнились вызывающим тошному запахом обгоревшей человеческой плоти. Он замер на месте, все еще держа руки вытянутыми вперед. Он смотрел в это обуглившееся лицо, в эти черные выемки, в которых должны были бы находиться глаза, на этот застывший в кошмарной улыбке провал рта, в котором виднелся лишь маленький бесформенный обуглившийся кусочек языка. Это были те же самые обгоревшие остатки трупа, которые он видел в церкви накануне.

Преподобный Биддлстоун в ужасе опустился на колени. В отчаянии он попытался закричать, позвать на помощь, сделать хоть что-нибудь, чтобы освободиться от того страшного внутреннего напряжения, которое охватило все его существо. Рот его то открывался, то закрывался, но из него вырывались лишь слабые, едва слышные звуки. Он оторвал взгляд от обуглившихся останков и с болью и надеждой посмотрел на девочку. Конечно, она ему поможет, даст ему силы убежать прочь от этого отвратительного существа. Пока она поворачивалась к нему, он увидел, что платье, надетое на ее хрупкое тельце, висело свободно и было, по существу, обгоревшими лохмотьями. В выражении ее лица не было сочувствия, потому что у нее не было лица. Но он слышал ее довольный смех, ее плечи дрожали в радостном возбуждении. Вот только звук исходил от искривленных в насмешливой улыбке губ куклы, лежащей рядом с ней. Ее пластмассовое лицо покоробилось и обгорело, но глаза, большие и круглые, смотрели на него с притягательней силой, а смех маленькой девочки делал ее почта живым существом.

Из темноты закутков стали появляться и другие черные призраки, у некоторых не было ног, и они ползли по полу. Их голоса, звучащие как тихое бормотание, почти шепот, отдавались эхом от каменных стен церкви. Они медленно приближались к нему, двигались по проходам и между скамьями. Их было так много.

Он отпрянул назад, запнулся и упал на бок. Существо, стоявшее на алтаре и находившееся ближе всех к маленькой девочке, подошло к нему и наклонилось. Удушливый запах сгоревшего тела вызвал у викария сильнейший приступ рвоты.

– Ну что, божий человек, ты пришел нас спасти? – Голос был низким, похожим на шипение, слова с трудом проходили через сожженные голосовые связки. Послышавшийся затем смех звучал еще более язвительно и злобно, чем предшествовавшие ему слова.

Викарий попытался уползти прочь от девочки, но и руки, и ноги отказывались ему повиноваться. Призраки сгрудились вокруг, уставились на него, у многих были пустые глазницы. Девочка протолкалась между ними, сжимая куклу, ее глаза стали теперь глазами девочки.

– Это тот? – услышал он чей-то вопрос.

– Нет, – прошептал в ответ другой, – это не он.

Теперь он хорошо рассмотрел их, увидел их искалеченные тела во всех деталях: редкие клочки опаленных волос на голых черепах; выжженные губы в жуткой улыбке открывали почерневшие остатки зубов; руки, на которых не было пальцев; разорванные, развороченные тела, из которых торчали наружу ожившие, извивающиеся внутренности.

– Боже милосердный и всемогущий, помоги мне! – только и смог сдавленным голосом прохрипеть викарий, но затем голос возвысился до крика. – Спаси меня!

• Предыдущая
• 37/59
• Следующая