Знамение - Хенриксен Вера - Страница 46

• Предыдущая
• 46/59
• Следующая

Она встала и принялась ходить по залу туда и обратно; и она сама не знала, долго ли она так ходила. Никогда она не чувствовала себя такой одинокой, даже в Мэрине; тогда у нее оставались мальчики. Теперь же у нее оставался один Тронд. Но он был еще мал, поддержки от него ожидать не приходилось.

Она не решалась думать о короле; она боялась, что ей станет дурно при одной мысли о нем.

И она мысленно представила себе Грьетгарда, каким он был в последнее утро перед отъездом на юг. И для нее было слабым утешением то, что они расстались друзьями.

«Будь добра с Хеленой», — сказал он тогда. Она остановилась и уставилась на светильник, стоящий на земляном полу, с плавающим в масле фитилем.

Она вдруг подумала, что она не так одинока. Еще один человек мог разделить ее скорбь.

Она быстро вышла из зала и направилась на кухню. Там ей сказали, что Хелена находится в одном из домиков, и она пошла туда.

Она нашла ее лежащей в постели, зарывшейся лицом в подушки, и села возле нее.

— Хелена… — прошептала она, положив на одеяло руки. Девушка вздрогнула и повернулась к ней, глаза ее покраснели от слез, но в них все же пламенела злоба.

— Оставь меня! — тихо и подавленно произнесла она.

— Мы обе любили его, — почти умоляюще произнесла Сигрид.

Но Хелена оттолкнула ее; она чуть не ударила ее.

— Если я не была хороша для тебя до этого, то теперь и подавно! — воскликнула она.

Сигрид встала и пошла обратно в старый зал. Она вошла в спальную каморку, там было холодно. Она легла в постель и лежала так, уставившись в темноту.

Она долго лежала так, потом услышала скрип открывающейся двери.

Пришел Тронд; он забыл закрыть за собой дверь и стоял, освещенный светом очага, находящегося в зале.

— Что тебе нужно? — без всякого выражения произнесла Сигрид.

— Я… я не знаю… — стоя в дверном проеме, неуверенно произнес он. — Меня послал священник Энунд.

— Иди ко мне, — сказала Сигрид. И когда он подошел к постели, она уложила его рядом и прижала к себе, словно никогда больше не хотела отпускать его.

И тут из глаз ее полились слезы.

На следующий день, проведя бессонную ночь, Сигрид пошла к мессе. Но мир, который она последнее время обретала в церкви, не приходил к ней, и никто не мог ее утешить.

Голос священника Йона казался ей потусторонним. И она ощущала в себе один только бунт; бунт против судьбы, бунт против Бога.

Она мысленно видела перед собой своих мальчиков и картины их детства. Она видела, как Турир делает первые шаги, как он поднимается на свои слабые еще ножки посреди кухни. Она видела его, возвращающегося домой с охоты, когда он убил своего первого лося.

И она видела Грьетгарда, приходящего в неописуемую ярость еще в младенческом возрасте; она вспомнила, как он пытался обуздать свой гнев. И все же его жизненный путь был уже завершен.

— Месса закончена, Сигрид, — сказала Рагнхильд, подходя к ней. И Сигрид, стоявшая на протяжении всей службы на коленях, встала и вышла из церкви.

К вечеру Энунд снова появился в Эгга; прошлым вечером Сигрид отказалась беседовать с ним. Но на этот раз она пошла с ним в церковь, когда он позвал ее.

— Попробуй жить без ненависти, Сигрид, — начал он.

Она тут же повернулась к нему, глаза ее горели.

— Я уже устала слушать тебя! — сказала она и, передразнивая его, произнесла: — Возлюби своего врага, подставь другую щеку… — и это все, что ты можешь сказать мне. Ты хочешь, чтобы я любила самого дьявола?

Энунд отпрянул назад, видя выражение ее лица.

— Нет, — сказал он. — Мы должны ненавидеть зло, но…

— Если я имею право ненавидеть зло, я имею право ненавидеть Олава и все, что связано с ним! — бросила она ему в лицо.

— Нужно ненавидеть грех, но любить грешника, — сказал священник.

— Выходит, нужно любить дьявола, но ненавидеть его поступки?

— Это совсем другое дело, Сигрид. Сатана это и есть зло.

— Король Олав тоже, — сказала Сигрид. — Он ни что иное, как раб сатаны, использующий имя Бога для своей выгоды. Он называл себя крестным отцом моих сыновей, но он не захотел слушать мольбы приемного отца за одного из сыновей. У него была возможность показать, во многом ли он следует христианству, он должен был заплатить Туриру выкуп за смерть отца. Но он показал всем лишь свою злобу.

Она встала и ушла.

И Энунд опустился на колени перед алтарем, видя над собой прекрасный, скорбный лик святого Иоанна.

В эту зиму Сигрид занималась Трондом больше, чем до этого кем-либо из своих детей.

Она замкнулась в себе, и никто, даже священники, не знали толком, что у нее на уме. Но она постоянно спрашивала о новостях с юга.

И слухи были такими противоречивыми, что невозможно было разобраться, что к чему.

Говорили, что после смерти Турира Эльвирссона оппландские хёвдинги пошли в поход против короля Олава и тот вынужден был бежать в Викен. Сигрид горячо желала, чтобы это было правдой, и чтобы это было для короля не единственной неприятностью.

Говорили также, что король Кнут отправился морем на юг, вдоль норвежского берега, к крепости Сарп; оттуда он должен был перебраться в Данию. Но ярл Хакон, прибывший с ним из Англии, собирался остаться в Трондхейме.

Последние известия были, скорее всего, верными, поскольку перед Рождеством ярл собирал ополчение со всего Трондхейма, и люди тянулись на юг, чтобы присоединиться к нему.

От тех, кто вернулся, она узнала, что Олав вынужден был бежать из Вестланда по суше в Свейю и что Кальв покинул короля. Говорили, что он отправился с ярлом на север.

Но всю правду о происшедшем Сигрид впервые узнала после праздника Троицы, когда Кальв вернулся домой.

День был холодным. Ночью шел снег, но к утру растаял, и теперь дождь размывал во дворе снежное месиво. Было так скользко, что невозможно было ходить.

В Эгга спешно зажгли все светильники в большом зале, весь люд собрался там.

Заходя в дом, Кальв остановился в дверях и осмотрелся: почти два года его не было в Эгга.

Сигрид встала и направилась к нему, спокойно и с достоинством; каждый ее шаг и даже улыбка были выверены. Но от него не укрылось горестное выражение ее глаз.

Он готов был забыть о собравшихся в зале людях, забыть о своем и ее достоинстве — ему хотелось только, чтобы она узнала, как горячо он тосковал по ней и что он разделяет ее скорбь о погибших сыновьях.

Она видела тепло в его глазах, но все-таки он казался ей чужим; шлем, прикрывающий нос, придавал ему устрашающий вид, в руке у него было копье. Плащ его совсем промок, со шлема на лицо стекали капли дождя, сверкающие в свете пламени.

Неожиданно для себя она растерялась.

Она всегда думала о нем, как о большом ребенке. Но теперь, ощущая свою отчужденность по отношению к нему, она на миг увидела его таким, каким его видели остальные: хёвдингом, человеком, которого многие боялись, которого уважали и которому доверяли.

И теперь он был на стороне ярла, он был врагом Олава. Он пытался спасти Турира и после гибели приемных сыновей отвернулся от короля. Он так же, как и она, горевал о них.

«Попробуй быть помягче с Кальвом!» — сказал Грьетгард в тот, самый последний раз. «Возможно, это будет не так трудно сделать», — вдруг подумала она.

— Ты промок, — сказала она; и это все, что она смогла сказать ему.

Он оглядел свою мокрую одежду и рассмеялся.

— Может быть, ты принесешь мне что-нибудь посуше? — сказал он.

Она то и дело посматривала на него во время еды.

Она прислуживала ему, когда он приводил себя в порядок, как это делали женщины, когда их мужья возвращались из похода. Он провожал ее долгим взглядом, когда она наливала ему воду для купания, подавала полотенце и сухое белье.

И он схватил ее за руку и грубо притянул к себе, чего раньше за ним не водилось. И она ощутила в себе страсть, которую раньше никогда не испытывала к Кальву.

• Предыдущая
• 46/59
• Следующая