Святой конунг - Хенриксен Вера - Страница 45

• Предыдущая
• 45/64
• Следующая

В конце концов она сняла с себя плащ, укрыла им дочь, убрала со стены факел.

После этого она потихоньку вышла из конюшни.

Если Хоскульд Флосисон умер, то от ее правды Сунниве станет еще хуже.

Вернувшись в зал, Сигрид поняла по запаху, что Кальва вырвало.

Разбудив двух служанок, она приказала им все убрать. Но когда, наконец, сама легла в постель, ей чуть не стало дурно от вони, хотя служанки все уже убрали. И Кальв, огромный и тяжелый, весь в блевотине, храпел так, что невозможно было заснуть.

Она легла на самый край постели, как можно дальше от него, и приоткрыла дверь, чтобы иметь доступ к свежему воздуху. Ночь тянулась бесконечно долго; мысли и картины беспорядочно сменяли друг друга, временами она засыпала…

Ей снились Суннива и Хоскульд, а также — ни с того, ни с сего — Эрик Торгримссон; он тащился, прихрамывая, весь в крови, к пристани на Бьяркее, как это было много лет назад, и Сигрид показалось, что к ее теперешней тошноте прибавилась еще и та тошнота, которую она чувствовала когда-то, давным-давно. Но ведь она простила Хоскульда, говорила она кому-то, сама не зная, кому.

И это был уже не Эрик, а Сигват Скальд, и Кальв бил его в лицо кулаком. И тут она поняла, что Сигвату, по крайней мере, не изменила, как Эрику, и не заставила его страдать.

Она снова задремала; ей приснилось, что она стоит на берегу и смотрит, как набегают на песок волны, одна за другой, без начала и без конца. И она побежала навстречу морю, сама не зная, хочет ли она отдаться волнам или остановить их.

И перед ней возник какой-то человек; он был частью моря, волной, бежавшей к ней из далекого прошлого. Это был Эльвир, но она с удивлением посмотрела на него, потому что он был одновременно и Трондом. Она хотела прикоснуться к нему и проснулась, ударившись рукой о край постели…

Да, Тронд… Тронд, который уже несколько лет был викингом и совершал дальние походы и, наконец, вернулся домой; она удивлялась тому, что он все еще безнадежно влюблен в Ингебьёрг дочь Финна, жену Торфинна ярла. Он стал таким взрослым и чужим, он рассказывал о Риме, Константинополе, Готланде, и в словах его звучало самодовольство.

И только под утро она заснула беспокойным сном.

Время шло к осени; в этот год рано начались шторма, и люди сидели, в основном, дома. Даже овцы, пасущиеся круглый год, сбивались в кучи и искали себе убежище.

В ту осень Торфинн ярл остался у себя дома на острове Росс; после бегства Рёгнвальда в Норвегию он подчинил себе все Оркнеи и Хьялтланд. Говорили, что Рёгнвальд находится теперь у конунга Магнуса. И Торфинн чувствовал себя в безопасности, считая, что до весны ему опасаться нечего.

Кальв отправился на Судерские острова, и большинство людей уехали с ним. Они должны были вернуться домой к Рождеству. Но Тронд решил остаться дома.

Он не знал, чем заняться; выходил из дома и смотрел, не переменилась ли погода, возвращался обратно, потом шел в конюшню, брал лошадь и уезжал куда-то.

Он стал навещать ярла чаще, чем это казалось уместным Сигрид, и она старалась всячески удержать его дома.

Она просила его рассказать о поездках в чужие страны и по вечерам, сидя перед печкой, сама рассказывала ему об Эльвире и его странствиях.

— Это просто удивительно, — сказал он однажды вечером, — слышать, как ты рассказываешь о моем отце. Почему ты никогда не делала это раньше?

— Мне было трудно, — ответила она.

— Ты любила его? — спросил он. В его голосе уже не было отзвука той жестокости, которая присутствовала в нем ежедневно; да и выражение лица стало иным. В нем появилась мягкость, делавшая его моложе его двадцати четырех лет. Сигрид невольно вздохнула и уставилась в огонь.

— Да, — ответила она, — любила…

— Я всегда думал о Кальве как о своем отце, — задумчиво произнес Тронд. — Хотя я и знал, что это не так, — добавил он. Потом усмехнулся: — Мальчишкой я нередко завидовал Сунниве в том, что она его родная дочь. И, стараясь быть первым во всех состязаниях, я хотел показать Кальву, на что способен.

Он замолчал. Казалось, что ему нужно что-то сказать, но он не осмеливается это сделать. Наконец он произнес:

— Я зашел так далеко, что стал на сторону Кальва, когда вы с ним поссорились…

Сигрид хорошо помнила это.

— Не стоит говорить об этом, — сказала она. Но, начав говорить об этом, Тронд не мог сразу переменить тему разговора.

— В ту осень Кальв ходил в поход с викингами, — сказал он. — В тот год конунга Олава признали святым, а Кальв взял меня с собой в поездку по Трондхейму, чего он раньше никогда не делал. И когда он говорил про тебя обидные слова, я не защищал тебя, как должен был бы делать.

Сигрид не смотрела на него, ей не хотелось, чтобы он бередил старые раны. Она тяжело переживала все это тогда, но она хорошо понимала, почему мальчик дал себя соблазнить Кальву. Разве то, что она могла предложить ему, могло сравниться с охотой, военными играми и походами.

— Я понимала это, — сказала она.

— Ты все понимала и ни в чем не упрекала меня?

Он замолк; его собственная мысль показалась ему ребяческой, и он рассмеялся, признав свою глупость.

— Разумеется, ты понимала это, — сказал он, — и я не могу понять, почему это так мучило меня все годы.

Оба замолчали. Но Сигрид чувствовала, что они в этот момент были с ним близки, как никогда. И он удивлял ее, она поняла теперь, что он не так груб, каким ей казался, раз у него сохранились воспоминания о детстве и мысли о раскаянии. Сидя и посматривая на него, она думала, что лицом он очень напоминает Эльвира.

— Как обстоят дела у Суннивы? — вдруг спросил он. Это прозвучало так буднично и прямолинейно, что Сигрид тут же потеряла нить своих рассуждений. — Кальв дал какой-нибудь ответ на предложение Гейродда из Турсо о женитьбе его сына на Сунниве?

— Суннива против этого, — ответила Сигрид, — и Кальв сказал, что не хочет принуждать ее к браку, которого она сама не желает.

Кальв сказал и еще кое-что; он сказал, что хорошо знает, к каким несчастьям это может привести.

— Это был бы неплохой брак, — сказал Тронд. — Гейродд человек состоятельный и уважаемый в Катанесе. И, несмотря на молодость, Ульв Гейроддссон парень толковый, я сам убедился в этом в летнем сражении. Если бы на то была моя воля, я отправил бы Сунниву в Турсо с первым же кораблем. Мне не нравятся взгляды, которые бросают на нее дружинники. Но я замечаю, что она умеет обводить Кальва вокруг пальца. И ты позволяешь ей ходить туда, куда ей вздумается. Если бы она ответила мне так, как в последний раз ответила тебе, я бы задал ей трепку.

— Я сама пробовала это делать. Но она становится еще более упрямой. Она говорит: ударь меня еще раз. Что мне остается делать?

— Поймай ее на слове, — сказал Тронд, — и всыпь ее как следует. Она ведь не дурочка и очень скоро поймет, что так отвечать не следует.

— Но… — Сигрид замялась. Она хотела сказать: но тогда она разлюбит меня. Со временем она сама поймет, что так поступать глупо. — Это лето такое неудачное, — сказала она. Оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться, что никто их не подслушивает, она рассказала Тронду о Хоскульде Флосисоне. В заключении она сказала, что разговаривала с Хоскульдом снова, как только он выздоровел, и приказала ему убираться с острова Росс.

— Так вот почему он так спешно смотался отсюда, — сказал он. — Ты говорила об этом Кальву?

Она покачала головой.

— Значит, это благодаря тебе девчонка так расстроена!

Он стукнул кулаком по столу. Она ничего не ответила.

— Хорошо еще, что он убрался с Росса, — продолжал он. — Ты не знаешь, куда он подался?

— В Дублин. Но я думаю, что оттуда он направится в Исландию, чтобы жениться.

— Вряд ли он снова покажется здесь, — сказал Тронд. — Он должен благодарить небо за то, что убрался отсюда, пока еще ни Кальв, ни я не узнали о случившемся.

• Предыдущая
• 45/64
• Следующая