Дракон и сокровище - Хенли Вирджиния - Страница 27
- Предыдущая
- 27/76
- Следующая
Уильям Маршал с гордостью смотрел на свою молодую жену. Она была как никогда красива и мила и держалась со свойственным ей сдержанным достоинством. Еще немного, еще год, и она превратится во вполне зрелую женщину… его женщину! Ей всегда удавалось затмить собой окружающих дам, и коронационный банкет не стал исключением для юной Элинор. Все придворные леди надели платья из золоченой парчи или из бархата, расшитого золотыми нитями, и одна лишь графиня Пембрук облачилась в наряд пурпурного цвета, который был ей очень к лицу. Она выглядела в своем переливчатом платье как цветок, случайно выросший на палимом зноем песке безводной пустыни, и оттого ее экзотическая красота невольно притягивала все взоры, заставляла учащенно биться сердца всех мужчин, явившихся на праздник королевы.
Когда к чете Маршалов приблизился Ричард Корнуоллский, сидевшая рядом с братом Изабелла де Клер мучительно покраснела и потупилась, чтобы никто не увидел навернувшиеся на ее глаза слезы. Элинор знала, что несколько месяцев разлуки лишь сильнее разожгли страсть, которую питали друг к другу ее брат и подруга. Она знаком попросила Уильяма наклониться к ней и зашептала ему на ухо:
— Пригласите ее на танец, а я буду танцевать с Ричардом!
Уильям молча пожал руку молодой жены, в который раз подивившись уму, такту и быстроте реакций этой прелестной юной девушки.
— Тебе понравилось замещать короля? — насмешливо спросила Элинор Ричарда, когда он увлек ее в танце на середину зала.
— Ты прекрасно знаешь, малышка Мэггот, как мне это не по душе! — поморщился герцог Корнуоллский. — Я жду не дождусь окончания торжеств, когда смогу наконец отправиться просить баронов о помощи в войне против Франции.
— Чертова война! Все мужчины только о ней и думают!
— К сожалению, не все! — нахмурился Ричард. — Во всяком случае, не тот, кто ее затевает! Ведь если бы наш братец не издержал баснословных сумм на коронационные и свадебные торжества, мы могли бы оснастить на эти деньги целую армию наемников и без всякого труда и риска отвоевать Нормандию! Он раздаривает земли и деньги с такой невероятной щедростью, словно не знает, куда девать и то и другое! И кому?! Этим ничтожным провансальцам! Боже праведный, я своими ушами слышал, как он пообещал Томасу Савойскому, что станет платить ему налог за каждый тюк английский шерсти, провезенный через земли Прованса! У этой Красавицы бессчетное число родственников, и я не удивлюсь, если Генрих одарит титулами и угодьями их всех, включая пятиюродных кузенов. Он уже поименовал одного из этих сладкоречивых молодчиков придворным арфистом, другого — придворным чтецом и декламатором. Слава Богу, что у него совсем нет мозгов, иначе он стал бы просто опасен!
— Ты слишком строг к нему, — мягко возразила Элинор. — Ведь он влюблен в свою жену и хочет предстать перед ней в самом выгодном свете. Она так красива!
— Элинор, ты — само великодушие! У большинства женщин просто язык не поворачивается сделать комплимент особе своего пола.
— Это потому, что в душе моей нет зависти к королеве. Нам с ней не из-за чего соперничать. Я довольна тем, что имею, и большего мне не надо. Смотри, вот она танцует с Генрихом. Не правда ли, они замечательная пара?
Ричард и Элинор приблизились к королевской чете. Элинор Провансальская при взгляде на пурпурное платье золовки поджала губы и отвернулась.
— Элинор… — проговорил Генрих.
Обе юные красавицы одновременно обратили к нему свои прелестные лица.
— Что? — произнесли два нежных голоса.
Королева окатила Элинор Маршал ледяным взором и сказала супругу:
— Мне не нравится, что нас с твоей сестрой зовут одинаково. И я решила, что имя Элинор должно принадлежать мне, королеве! А вас, дорогая, — надменно проговорила она, скосив глаза в сторону золовки, — пусть называют как-нибудь иначе. Например, Мэггот. Кажется, так кличут вас братья и сестры?
Ричард был неприятно удивлен словами юной королевы, а еще того более — тоном, каким они были произнесены. Он хотел было прийти на помощь сестре, поставить на место эту нищую провансальскую выскочку, но, взглянув на лицо Элинор, улыбнулся, вспомнив, что та никогда не оставляла нанесенных ей обид без ответа. Мэггот умела постоять за себя.
Элинор Маршал выпрямилась во весь свой рост — не более пяти футов — и величественно произнесла:
— К вашему сведению, я — графиня Пембрук, и вы можете называть меня именно так! Мне никогда не нравилось имя Элинор. Я имею все основания полагать, что оно проклято и приносит несчастья. Поэтому я охотно предоставляю его в ваше единоличное владение! — С этими словами она подхватила все еще улыбающегося Ричарда под руку и увлекла его прочь.
— Теперь вам и вправду больше не из-за чего соперничать, — шепнул Ричард на ухо сестре. Он едва сдержался, чтобы не расхохотаться.
— Ох уж эти проклятые иностранцы! Они стоят у меня поперек горла! — пожаловалась Элинор. — Нам ведь придется терпеть их еще целый месяц, до самого окончания торжеств! Скорей бы Генрих отправил их восвояси!
Но Генрих вовсе и не думал отправлять восвояси своих новообретенных родственников, пришедшихся ему по сердцу. Напротив, день ото дня их становилось все больше при английском дворе. Чувствуя поживу, они тучей налетели на островное королевство, словно стая диких гусей на заросший сочным клевером луг. Генрих с благоговением прислушивался к речам Уильяма Валенсийского, восхищаясь каждым его словом, он пожаловал Питера Савойского титулом графа Ричмонда и передал ему во владения обширные земельные угодья. Он одарил богатым поместьем Амадеуса, который не замедлил превратить королевский дар в звонкую монету.
Все провансальцы, томно закатывая глаза, жаловались на нестерпимую тоску по своей солнечной родине, однако не трогались с места. У короля, расточавшего щедроты родственникам жены, не осталось ни времени, ни внимания, ни добрых слов для своих английских подданных, исправно плативших налоги в казну.
Неудивительно, что народ Англии воспылал ненавистью к провансальцам, в столь короткие сроки прибравшим к рукам баснословные богатства и заслужившим расположение короля. Однако ненависть эта пока еще не распространилась на юную красавицу королеву.
В разговорах с Генрихом Элинор Провансальская то и дело неодобрительно отзывалась о своей золовке.
— Твоя сестра, дорогой, — сказала она ему однажды, — чуть ли не ежедневно меняет украшения. Откуда у нее столько драгоценных уборов?
— Уверяю тебя, моя ненаглядная, эти сокровища подарил ей не я, а ее супруг, граф Пембрук. Маршалы — одна из богатейших семей Англии, едва ли даже не самая богатая в стране!
— Генрих, ведь я, как-никак, королева Англии! Разве допустимо, что твоя сестра кичится передо мной своим богатством, а мне почти нечем украсить себя во время приемов? Прошу, отдай мне часть тех даров, которые мы с тобой получили при выезде из Тауэра от знатных супружеских пар! Я велела бы переплавить эти золотые и серебряные чаши и превратить их в броши, подвески, пояса и серьги, в диадемы, гребни и цепочки!
Генрих смущенно откашлялся:
— Видишь ли, любовь моя, они нужны мне самому! Я рассчитывал продать большую их часть, чтобы покрыть текущие расходы и вооружить армию.
— Ох уж эти мне купцы-толстосумы! Если они достаточно богаты, чтобы покупать наше имущество, почему бы им не пожертвовать своими сбережениями на содержание двора и армии? Когда король бедствует, подданные должны добровольно помогать ему!
Элинор, как правило, без труда удавалось добиваться от короля выполнения своих просьб. Она высказывала их нежным, вкрадчивым голосом по вечерам, перед отходом ко сну. Эта юная, но многоопытная женщина умела найти подход к своему простодушному, беззаветно влюбленному в нее супругу.
— Генрих, не поможешь ли ты мне снять чулки? Я нынче расположена к щедрости, — ворковала она, бросая на него томный взгляд из-под полуопущенных ресниц.
Король начинал стаскивать с ее стройных ног шелковые чулки. Элинор словно ненароком приподнимала подол платья, и взору Генриха открывалось сокровище, таившееся меж ее бедер и обрамленное венчиком кудрявых золотистых волос.
- Предыдущая
- 27/76
- Следующая
