Бесплатных завтраков не бывает - Хендерсон Крис - Страница 13

• Предыдущая
• 13/52
• Следующая

— Понятия не имею.

— Хотите, чтобы я сыграл с вами в «угадайку»?

— Нет. А вы потанцевать хотите?

— Смотря что.

— Я знаю, какие танцы вы предпочитаете.

На мгновение повернувшись ко мне спиной, она сменила кассету в магнитофоне, стоявшем рядом с ее стулом. «Мой смешной Валентайн» в обработке и исполнении Майлза Дэвиса зазвучал с середины. Идеальная музыка, чтобы партнеры намертво приклеились друг к другу. Она улыбнулась и протянула мне руку. Без колебаний я эту руку взял. Должно быть, я тоже заулыбался.

Странновато я себя чувствовал, но не настолько, чтобы оплакивать свой жалкий жребий. Есть свои плюсы и в моей профессии: ты хоть и выматываешься как последняя кляча, но никогда не знаешь, что с тобой будет через полчаса. Я не питал иллюзий насчет нашего танцевального номера. Оба мы были люди взрослые, достаточно битые жизнью и ничего особенного от нее не ждущие. Но какой-то островок полуромантического воображения в нас еще оставался. Только не надо слишком углубленно его исследовать. Впрочем, мы и не собирались — ни она, ни я.

Мы молча дотанцевали и застыли под печальную жалобу трубы, словно на мгновение вернувшись к действительности. Оба мы понимали: прелюдия еще не отыграна. Вспомнив, что мое дело — крутить и раскручивать, я решил задать ей еще несколько вопросов, пока мы переминались с ноги на ногу в ожидании музыки.

— А вы знаете такого Теда Карраса, миллеровского прихлебателя?

Она кивнула, и лицо у нее сделалось такое, словно нежданно налетевший ветерок донес до нес аромат свежего собачьего дерьма.

— А как вы думаете, кто бы мог измордовать его до беспамятства?

— Кто? Желающих наберется около сотни. Перечислить всех? Пожалуйста. Но если вам нужно конкретное имя да еще с указанием точных причин и мотивов, то я вам помочь не смогу. А что? Эту мокрицу покалечили ненароком? — Я кивнул. — О-о-о, дело скверное, — протянула она.

Заметно было, что эта новость всерьез заинтересовала ее. Тогда я спросил:

— А скажите, как, по-вашему, Карл Миллер может представлять опасность?

Она довольно долго колебалась, прежде чем ответить.

— Трудно сказать. Иногда кажется, что он способен родную мать зарезать. А иногда — что он из тех, которые полезут снимать котенка с дерева. Он постоянно играет какую-то роль, и никогда не угадаешь, что вот сейчас он играет, а сейчас — нет.

Я опять признал ее правоту. Только добавил бы: Миллер и сам не в силах это угадать. Чем больше народу я опрашивал, тем шире расходились круге, пройти по которым мне предстояло. Кэрол, почувствовав, что допрос окончен, спросила:

— Выпить не хотите?

За сотую долю секунды до ее вопроса я как раз подумал об этом и теперь с готовностью отозвался: очень! Она сказала, что у нее есть только бурбон, и на это я заявил, что мне совершенно все равно. Мы разомкнули объятия, но пальцы наши еще соприкасались, доказывая, что мы друг другу небезразличны. Она вышла из комнаты и громче, чем нужно, стала греметь формочками для льда, давая понять, что не сбежит от меня черным ходом. С признательностью в душе я уселся на прежнее место. Вернувшись, она подала мне стакан бурбона с содовой, в котором быстро таяли кубики льда, и присела на ручку моего кресла, так что мы смогли чокнуться.

Я глядел на нее, наперед зная все, что будет дальше, и не находя причин нестись сломя голову в Нью-Йорк. Впрочем, знал я и то, что пребывание мое под этой крышей не слишком затянется и завтрака наутро не будет. Просто в подходящее время подвернулся подходящий мужик, который поможет скоротать вечерок. И ночку. И внесет приятное разнообразие, избавив от тягомотного телесмотрения. Никаких обязательств я на себя брать был не должен. Но и рассчитывать на повторную встречу, если судьба опять занесет меня в Плейнтон, не следовало.

Я залпом допил то, что оставалось в стакане, стакан же поставил на стол. Черт возьми, думал я, благодарность моя будет безмерна, даже если ей всего-навсего удастся развязать этот проклятый галстук.

Всю дорогу домой Миллер и его друзья не выходили у меня из головы. Что-то начинало смутно прорисовываться — не хватало еще нескольких фактов. Интересно, чем порадует меня Хьюберт; если он раскопал что-нибудь стоящее, можно будет взяться за дело вплотную. Мне, очевидно, тоже надо будет встретиться с Байлером, Серелли и Джорджем. На самом же деле мне надо поспать и что-нибудь съесть. Со вчерашнего дня, с той минуты, когда передо мной предстал Карл Миллер, я крутился как заводной.

За всеми этими разъездами и расспросами не удалось ни передохнуть, ни перекусить.

Правда, сержант Эндрен угостил меня кофе, но я, к сожалению, сделав несколько глотков, совсем о нем забыл и оставил стаканчик под лобовым стеклом, где он благополучно остыл. Мисс Беллард после того, как по радио прозвучал государственный гимн, возвещая новый день, дала мне на дорожку сандвич и еще одну чашку кофе, но разве можно было такой малостью утолить голод, который она же во мне разожгла накануне? Подобное предположение задевает мою мужскую гордость.

Так или иначе, в животе у меня уже давно было пусто, и, попав на Манхэттен, я решил остановиться у первой же открытой забегаловки, ибо под ложечкой сосало нестерпимо. Да, конечно, поди-ка найди в половине пятого утра где бы поесть! И ведь это не где-нибудь, а в Нью-Йорке.

Раньше Манхэттен и вправду был «местом, где никогда не спят». Но было это давно. Еще до того, как все эти оборотни-мутанты — бездомные, нищие, бродяги, темные личности вкупе с уличными музыкантами и художниками — вся эта рвань и шваль решила превратить весь город в собственный сортир. Разумеется, основываясь на намерении — вполне социалистическом — наших демократов лишить их собственности и, значит, поселить на улице, Винить надо не столько их, сколько политиканов, сказавших им: «С Богом, в добрый час! Плодитесь и размножайтесь!»

Спасение замаячило на Четырнадцатой улице, где я наконец увидел кафе с уже поднятыми железными шторами. Большой плакат в витрине предлагал типовые завтраки. Мне понравился № 4. Два яйца — в любом виде; жареная картошка, тост, масло или желе; чай, кофе, молоко — по выбору; сок. Два доллара двадцать пять центов. Невероятно дешево, настолько дешево, что наводит на подозрения. Впрочем, больше на Четырнадцатой ни одна вывеска не светилась, и это сильно облегчало выбор.

Есть я собирался не очень долго и потому решил оставить машину у обочины: выключил мотор, запер все двери и направился в кафе. А там выбрал себе место с таким расчетом, чтобы можно было поглядывать на мою птичку. Не то чтобы это уж такая супермашина, но другой у меня нет.

Итак, я сел у стойки, окинув помещение быстрым взглядом, а тем временем парень, обосновавшийся по соседству, оглядывал меня в щелку между пальцами, которыми он подпирал голову. Его можно было не опасаться — маленькая серая гнида, которыми кишит наш Нью-Йорк. Он совсем закрыл лицо ладонями и съежился на высоком стуле, наглядно доказывая мне, что с ним неприятностей не будет. Да и ни с кем из ранних посетителей этого кафе — все были люди безобидные. И хорошо: мне надо было посидеть-подумать. И хлопот, и проблем у меня и так предостаточно.

Как только я начал выстраивать факты в логическую цепочку, ко мне приблизился заспанный, небритый официант и, крайне экономно расходуя слова, осведомился, что мне угодно. Попроси я у него газетку почитать, он бы, наверно, меня расцеловал. К сожалению — для него — я нуждался не в пище духовной. «Номер четыре», — сказал я. Официант поскреб ногтем пятно на майке и спросил:

— Яйца — как?

— Болтунью.

— Кофе?

— Черный.

Образец лаконичности исчез и тотчас возник снова, поставив передо мной среднего размера кружку. Потом он вернулся к жаровне, а я сквозь струящийся от кружки пар стал разглядывать маленькие жирные островки, плавающие на поверхности кофе. Затрудняюсь сказать, плохо ли мыли посуду в этом заведении или так своеобразно готовили этот напиток, но мне было все равно. Я устал, хотелось выпить горячего, и — вдобавок — хорошенько. В конце концов, все нью-йоркские забегаловки друг друга стоят, привередам в них не место.

• Предыдущая
• 13/52
• Следующая