Пожиратель мух - Алексеев Кирилл - Страница 15

• Предыдущая
• 15/70
• Следующая

Снова раздался удар. Вика подпрыгнула. Ей показалось, что она слышала треск ломающейся доски.

– Открой эту сраную крышку, тварь! Открой сейчас же! Как ты смеешь закрываться от меня в моем доме?! Открой! Мы просто поговорим. Я пальцем тебя не трону, обещаю.

Господи, это действительно был его голос! Его интонации! «В моем доме»… Да, его всегда бесило, если она запиралась в ванной или туалете, когда он хотел «просто поговорить».

«Но этого не может быть! Он умер пять лет назад. Он умер! Ты же видела его и в морге и в гробу. Ты видела его мертвым!»

Вика почувствовала, что теряет рассудок. Жуткое кровожадное божество вернулось. Вернулось, чтобы покарать тех, кто так легко отрекся от него.

– Открой, сука! – в крышку ударили так, что шурупы, которыми крепился засов, шурупы, с таким трудом вкрученные Сергеем почти пятнадцать лет назад, на добрый миллиметр вылезли из досок. – Открой, а то хуже будет!

– Этого не может быть! – не в силах вынести весь этот кошмар, завизжала Вика. – Ты умер! Ты уже давно умер! Я знаю! Ты покойник!

Вместо ответа громыхнул новый удар:

– Я тебе, сука, сейчас покажу, какой я покойник! Открывай, тварь!..

И после небольшой паузы, голос добавил уже мягче:

– Викочка, ты же знаешь, что делаешь хуже только себе. И ты знаешь, как мне не нравится твое упрямство. Открой эту крышку, потом я преподнесу тебе небольшой урок. Так, коротенькая лекция на тему семейного права. И мы будем считать инцидент исчерпанным. Но чтобы все закончилось хорошо, ты должна открыть крышку сейчас же. Знаешь, не очень-то удобно торчать тут на ступеньках, у меня уже ноги затекли. Открой, голубушка. Я ведь все равно до тебя доберусь. И только от тебя зависит, буду я к этому моменту очень злым, или нет.

Вика сидела, не в силах пошевелиться. Голос, кому бы он на самом деле ни принадлежал, буквально гипнотизировал ее. Она с ужасом чувствовала, что не может сопротивляться. Как не может противиться первобытный человек приказам своего божества. Она снова была той запуганной женщиной с не исчезающими никогда кровоподтеками и синяками по всему телу. Она снова была покорной супругой, правильной женой, которая не должна перечить мужу, а если начинает это делать, то безропотно переносит заслуженную взбучку. Она снова была пещерным человеком, замирающим в мистическом экстазе перед обагренным жертвенной кровью идолом.

Голос рассудка все еще твердил, что это не может быть правдой, что ее муж мертв, а мертвые не преследуют бывших жен в чужих домах. Но этот голос слабел с каждой секундой, таял, как тает горное эхо, пока, наконец, не смолк совсем… Тогда Вика медленно, как во сне, встала на четвереньки и поползла к крышке люка.

– Открой, девочка моя. Я просто хочу поговорить с тобой, голубушка. Просто поговорить.

– Да-да, – пробормотала Вика, – я уже иду… Иду… Только не бей меня, пожалуйста.

– Если ты будешь хорошей девочкой, я и пальцем тебя не трону. Открой крышку, и все будет хорошо. Очень хорошо. Я даже сделаю тебе приятно. Тебе понравится… – на последних словах голос чуть дрогнул, в нем послышалось какое-то сладострастное волнение, обещание невообразимого чувственного наслаждения.

По спине побежали мурашки, внизу живота разлилось приятное тепло. Вика почувствовала, как запылали щеки. Да, он умел причинить боль. Но умел и доставить удовольствие. Еще какое удовольствие!

– Ну, ты пустишь меня? Откроешь эту чертову крышку, чтобы я мог сделать тебе приятное?

– Да-да, я уже, уже открываю, – язык у Вики заплетался, в голове был туман. Больше всего ей хотелось угодить этому мрачному божеству, доказать ему свою верность.

Но когда непослушные пальцы коснулись холодного металла засова, Вика на мгновение замерла. Рассудок предпринял последнюю отчаянную попытку остановить это безумие.

«Не делай этого! Не смей! – пронеслось в голове. – Это не может быть твой муж, он давно умер!»

Рука медленно отодвинулась от задвижки. Вика тряхнула головой, пытаясь отогнать наваждение, и туман в голове начал понемногу рассеиваться. Да, конечно, это не может быть ее муж. Кто угодно, но только не он… Не он…

– Почему ты притихла, голубушка? Все-таки решила достать меня как следует, да? Хочешь, чтобы я проучил тебя по-настоящему? Хочешь опять загреметь в больницу? Ну, подожди, сейчас я доберусь до тебя, сука!

Крышка дернулась от удара. Шурупы вылезли еще на пару миллиметров. Но это было уже неважно.

Божество… Божество требовало новых жертв. Только это имело значение.

– Подожди, подожди, – сквозь внезапно брызнувшие слезы запричитала Вика, – подожди, пожалуйста… Я уже, уже открываю. Только не бей меня, только не бей…

И ее рука решительно потянула засов.

В машине Сергей немного успокоился. Он чуть-чуть приоткрыл окно, достал сигарету и закурил. Огонек сигареты отразился в темном лобовом стекле.

В чем-то Вика права. Кто он, что у него есть, что он может ей дать? Кандидатские корочки никому не нужных филологических наук, да два романа в письменном столе. Два романа, которые никогда не будут изданы. Потому что, если уж говорить, положа руку на сердце, чушь это, а не романы. Пока писал, казалось, что тянет как минимум на «Национальный бестселлер». А перечитал – дерьмо. Детский лепет. Что еще? Квартира – Викина, машину – отец подогнал. Куда ни глянь, ничего своего нет. Понятно, почему она бесится.

Сергей выбросил окурок в окно – в салон ворвался шум дождя, урчание двигателя, влажный шорох колес – и поднял стекло, отсекая эти звуки. Захотелось выпить. В бардачке под ворохом кассет лежала маленькая фляжка. Он положил ее туда перед самым отъездом, предварительно наполнив коньяком.

Сергей покосился на бардачок. Да, выпить не помешало бы. Очень не помешало бы… Совсем чуть-чуть, один глоточек, не больше, ведь вечером нужно быть в форме. По большому счету, из-за этой фляжки он и сел в машину. Это если уж говорить совсем честно. Само собой, из-за ребят он волновался. Те действительно могли увязнуть где-нибудь, или пробить колесо. Да мало ли… И помочь им было нужно. Но все-таки фляжка с ароматным «Бержераком» послужила своего рода катализатором, ускорившим реакцию.

«Доеду до шоссе, и если не встречу их, хлебну чуток», – решил он.

Повеселев, он утопил торчавшую из магнитолы кассету, и нажал на кнопку. Павел Кашин захныкал что-то про щемящее сердечко. Сергей вспомнил, как называл его Андрей – Каша Пашин, и усмехнулся. Андрей любил переиначивать слова. За что частенько и страдал. Однажды в школе на уроке истории, когда им рассказывали о восстании на броненосце «Потемкин», Андрей громким театральным шепотом сказал что-то про «бронетемкин поносец». Ржал тогда весь класс, а Андрею пришлось звать в школу родителей.

– Бронетемкин поносец, – повторил Сергей вслух и рассмеялся.

Но, смеясь, неожиданно поймал себя на смутном ощущении, что вспоминает еще что-то, не такое веселое. Это была не мысль, не уверенность – именно мимолетное ощущение, которое иногда возникает в толпе, когда глаз вдруг выхватит лицо, не знакомое, а лишь имеющее сходные черты с лицом человека, которого хорошо знаешь, но давно не видел.

Сколько лет им тогда было? Тринадцать? Четырнадцать? Скорее, все-таки тринадцать. Да это и не важно, в конце концов. Тогда им и в голову не приходило запоминать даты. Времени было бесконечно много. Можно сказать, наблюдался явный его излишек. Каждый из них не задумываясь махнул бы пару лет на что-нибудь более полезное. Например, на хороший велосипед или хотя бы настоящий футбольный мяч.

Сергей сделал звук потише.

Да, им было по тринадцать. И в то лето они впервые были втроем здесь, в деревне. Дружили с четвертого класса, но летние каникулы вместе проводили первый раз. Вернее, часть каникул. Кажется, это был июнь. Может, начало июля… Вторую половину лета Андрей с Виктором должны были провести в лагерях.

Сергей сам удивился, что помнит такие подробности. Все-таки двадцать лет прошло… Но картинки прошлого оживали сами собой, без всякого усилия с его стороны. Что именно тогда произошло, он пока еще не мог припомнить. Но подсознание, которое никогда ничего не выбрасывает на помойку, а хранит всякий хлам, как старый скряга, намекало ему, что некоторым событиям того далекого лета лучше оставаться там, где они есть – в темных глубинах дна.

• Предыдущая
• 15/70
• Следующая