Имя - Война - Витич Райдо - Страница 11

Лена закачала головой, не понимая. Осознание было слишком тяжелым, неприятным, страшным.

— Это война. Это война, Лена, — тихо сказал Николай. Девушка отпрянула, с ужасом глядя ему в глаза.

— Нет… Какая война? Вы что?… У нас пакт, у нас… Нееет…

И осела: война…

Минута прострации, минута на прощание с подругой и собой, с тем что было, но чего уже не будет, с отпуском, Брестом, отцом, которого так и не увидела. С беспечностью и детством. На все это у нее больше нет прав. Она гражданка Советского Союза. Она комсомолка. И только это теперь, только это…

Лена с трудом поднялась и тяжело, еще непослушным языком сказала:

— Идем. Я… смогу.

Николай дернулся, словно заболело что, сжал ее плечо:

— Сможешь.

И вновь бег сквозь заросли, чуть медленнее, чем до этого, но уже сознательно.

— До ближайшей станции километров тридцать, — сказал Саша.

— Посадим Лену на поезд до Москвы, а сами в любую часть, военкомат, комендатуру, милицию.

— Хорошо документы при себе.

— Плохо, что оружия нет.

— Выдадут.

— Я с вами, — бросила Лена.

— Ты домой, — отрезал Коля.

— Раз война, мое место на фронте. Я должна…

— Ты должна вернуться домой! А разговоры отставить!

Девушка смолкла — сил не было противостоять ему. Да и приказной тон сбивал с толку. За четыре дня поездки ни разу она не слышала настолько жестких, безапелляционных ноток в его голосе, не подозревала, что он может разговаривать холодно и бесстрастно, по-командирски.

— Как думаешь, наши уже в курсе? — спросил друга Саша.

— Уверен. Понять не могу, как ПВО пропустили юнкерсы.

— Поверить не могу: фашисты бомбят наш поезд и ни одного выстрела в их сторону. Здесь же должны дислоцироваться наши войска, должны быть аэродромы. Не доложили, не успели? Как так? Мы же знали, что это может произойти! Ну, и где войска, где авиация, где ответный удар?! Ни черта не понимаю, ни черта!

— На станции поймешь. Там все узнаем.

— Где эта станция?! Хоть бы карта была!

— Тридцать километров мы еще не прошли.

— Бегом надо.

— Лене не пробежать.

Они остановились перевести дух. Девушка прижалась к ясеню, согнулась, унимая сердце, восстанавливая дыхание.

— Сейчас. Я смогу, — больше ни о чем думать не надо, нельзя.

И опять вперед. Быстрым шагом, переходящим в бег, потом опять в шаг.

Лес казался бесконечным и никак не кончался. Никого вокруг, хоть бы зверек какой показался, не то что, человек.

— Вымерли, что ли, все?! — в сердцах рыкнул Дрозд, останавливаясь у прогалины. Дальше поле и лес вдалеке, но на всем обозримом, залитом солнцем просторе ни единой души. Даже птиц в небе не видно.

Лена рухнула на траву, задыхаясь. Сердце испуганное предстоящей дорогой, много большей чем оставленным позади, билось о грудную клетку, желая выскочить.

И не думается — отчего уже совсем светло, и непонятно — почему жива и жива ли?…

— Рожь, — обвел взглядом нивы Николай. — Колхоз наверняка рядом.

— Вон, справа, за пролеском, точно дорога и вроде крыши домов.

— Идем в деревню. Узнаем, где ближайшая станция, куда идти, возьмем лошадей, — постановил, и, подхватив девушку под руку, потащил через поле.

Половину не прошли, как тень укрыла траву, вторая, третья. С гудящим, надсадным звуком прошел над местечком самолет, пролетел второй, высыпая черные точки. Они стремились вниз, к полю. Раскрылся один парашют, второй.

— Десант, — побледнел Дроздов. Санин без слов толкнул спутников влево, к лесу и троица ринулась к кустам. Влетела в заросли и растянулась на земле.

— Мы должны что-то сделать! — глядя, как один за другим приземляются враги, сказала Лена. Мужчины лишь хмуро глянули на нее. — Никаких препятствий! Смотрите, они же, как к себе домой пришли! — возмутилась девушка.

Немцы отстегивали парашюты, строясь в цепь, двигались по полю веером: в сторону леса и предположительной деревни.

— Два взвода, не меньше, — уткнулся лбом в траву Саша и сжал ее в кулак от отчаянья. Николай лишь зубами скрипнул, покосился на девушку.

— Нужно бежать…

— Бежать?! — вскинулась та. — Вы — красные командиры!…

Мужчина схватил ее и встряхнул, заставляя смолкнуть и послушать его:

— Нас двое и мы без оружия. Их полсотни, минимум, вооруженных. Немного ума надо, чтобы лечь под пулю или попасть в плен. Ум нужен выжить и погнать этих ублюдков. Ясно?! — процедил.

— И что?! Мы вот так уйдем?! Они там наших, они здесь!!…

— Бегом! — почти за шиворот поднял ее Саша. Мужчины за руки потащили ее в лес, увеличивая темп с каждым шагом.

Трескотня выстрелов за спиной заставила Лену смирить возмущение и двигаться быстрее.

Бег, бег, бег. Задыхаясь, запинаясь, будто умирая вместе с прошлым, понятным, ясным как день. Ничего не осталось, разметалось, распалось, треснуло как стекло в покореженном после бомбежки вагоне.

Куда бегут, зачем, почему? По родной земле, словно зайцы петляя от лисы уходят. Вдуматься, и душу выворачивает. Лейтенанты Красной армии даже не пытаются принять бой! Крадутся, как воры, сбегают. Трусят? Дезертируют? И она с ними! Она!

Как же так?!

Надо же что-то делать! Кому-то сообщить, что-то предпринять!

Где же Красная Армия? Где войска?

Стрекот автоматной очереди и гортанный крик на нерусском языке справа вымел все мысли из головы, заставил ускорить бег.

Они вылетели к ручью у оврага прямо на стоящий мотоцикл. Александр с ходу ударил сидящего в люльке фрица, Николай кинулся на обмывающего рожу в ручье здоровяка в немецкой форме. Лена рухнула на землю, споткнувшись, чуть отползла в ужасе глядя как лейтенанты мутузят немцев, а те в ответ страшно скалясь и зло лая что-то на своем, бьют их. Хрип, мат, выстрелы в сторону, и над головой девушки срезало ветки.

Она ринулась к Николаю, видя, что того почти придушил белоголовый верзила. Схватила спавшую с первого немца каску и двинула ею по затылку мужчины. Тот дрогнул от неожиданности, повернулся и получил в зубы от Санина. Голову мотнуло. Рука с ножом, грозящая вспороть шею лейтенанта, была перехвачена и ушла вниз, в живот.

Лена вновь грохнула немца по голове, уже не понимая, что делает. Начала долбить по ней как ненормальная, вспомнив обезображенную подругу, убитого старика, ребенка умершего с куклой в руке. Немец давно затих, получив ножом в живот от Николая, а Лена этого не заметила, била. Мужчина оттащил ее, вырвал каску, откинул.

Саша кинул ему автомат, взятый с мотоцикла, проверил свой трофей, передернул затвор. Полная обойма.

Лену трясло. Она смотрела на убитого и думала, что это она убила, и не понимала как, и не знала, что делать, как жить с этим, и понимала, что иначе нельзя было. И не жаль. И — так и надо. Только так. Но почему? Разве?…

— Стрелять умеешь? — встряхнул ее Николай. Лицо в потеках крови, грязи, черное то ли от ярости, то ли от боли.

— Да, — бросила глухо. — Ты… ты ранен…

Мужчина провел по ее лицу рукой и вдруг обнял, крепко сжав в объятьях:

— Ерунда, — прошептал.

Автоматная очередь вскрыла землю у ног.

— Уходим!! — закричал Саша, давая ответную очередь. Пули попали в грудь вылетевшему в устье ручья немцу, задели второго.

Коля вытащил пистолет у убитого, кинул Лене, и троица побежала в лес, отстреливаясь на ходу.

Все это походило на нескончаемый кошмар. Бег, лес, стрельба и страх, непонимание. То ли смерть, то ли жизнь, то ли та грань, где сходятся обе. Настоящий ли лес, настоящие ли солнце и зелень крон? Пули, вгрызающиеся в стволы деревьев, листва под ногами, взрытая выстрелами? В настоящей ли жизни, и в жизни ли они бегут по своей земле, своей ли? А немцы, преследующие их, выстрелы в спину — не сон? Неужели тот кошмар, что происходит, правда?

Она не понимала, как еще не принимала, не знала, что бежит от смерти, что она уже кружит над ней, лейтенантами, над ее Родиной, ее друзьями и знакомыми, и незнакомыми тоже. Что это не разбойничий налет, который пресекут с часа на час, не сцена из фильма, не фантазия. Не на минуту, не на день.