Послесловие - Витич Райдо - Страница 12

Молчали и пили. К ночи все изыскания «светлых» тем были оставлены за безуспешностью.

Домой в обнимку шли. Одна радость была у Дроздова — Санин жив, одна у Санина — Дроздов жив. Но это даже странным казалось.

— Кульбит судьба выдала. А на черта, Коль? — пьяно допытывался Саша.

— Тот же вопрос.

— Ничего не взяло, ты посмотри!

— Ты ко мне работать иди.

— Кто пустит — то?

— Я добьюсь.

— Давай! — кивнул. — Чтобы опять вместе, да?

— Да!

Руки сжали друг другу, словно силами мерились, только шатало асфальт отчего-то.

— Тогда до завтра.

— Приду, — с трудом соображая, кивнул Дрозд.

Санин палец выставил: обещал, помни!

— Осторожно двигай. У нас еще осадное положение не отменили, заметут патрули.

— Не заметут.

— Все. Ты налево, я направо.

— Угу, — заверил и развернулся как на плацу, почеканил нетвердый шаг. Коля проводил его взглядом и шатаясь пошел к своему дому.

В квартиру осторожно прокрадывался, чтобы Валечку не разбудить, но только дверь входную прикрыл, свет сам включился. Николай обернулся и встретился с осуждающим взглядом сестры. Смотрела та как мать, и похожи были страсть, а может, спьяну казалось?

Но как давным-давно, после первой получки еще зеленым пацаном наквашенный пришел, изобразил совершенно трезвого и тут же выдал аргумент против всех нагоняев:

— Сашку Дроздова встретил! Герой! Живой! — сообщил гордо.

Валя минут пять молчала, разглядывая брата, обида с жалостью в ней боролись. Последняя победила:

— Совести у тебя нет, Колючка! Знаешь, который час? Два ночи! А мне в шесть вставать!

— Так и мне! Не, а ты чего завелась-то?! Ты мне жена?! Мать?! — возмутился, подсознательно избрав тактику нападения.

— "Мать, жена", — взгляд сестры стал колючим до мороза по коже. — Видели бы они своего сына и мужа. Победитель хренов! "Боевой офицер"! Позорище!…

— Это я?! — задохнулся от возмущения. — Да ты, малявка! Ты по какому праву меня здесь позоришь?! Что ты знать можешь?!…

Валю скривило от презрения — стоял ее брат, офицер, разумный, сильный, правильный мужчина, прошедший через ад войны… и качался, как последний алкаш, кривился и орал, как клоун.

— Слава Богу, что мама тебя не видит, слава Богу что Лена твоя погибла и позора не знает. А то бы увидела тебя пьяного, как свинья. Противно!…

И слов достойных не подобрала. Рукой махнула и спать пошла.

А Николай застыл — сказанное как удар под дых подействовало. Сник, пытаясь что-то сообразить, и сполз по стене на пол.

— Ленка?… Леночка?… Я же ничего. Мы с Санькой по чуть-чуть… Ой, бога душу!

Дошло, стыдно стало. В душ дополз, голову под холодную воду сунул и пока не прояснилось, фыркал.

Уставился на себя в зеркало и зубами скрипнул: ну и рожа. А ведь, правда, свинья.

— Завязал, понял?! — ткнул в свое отражение пальцем.

Утром смотреть на сестру стыдно было. Ковырялся в тарелке, взгляд пряча. Бросил нехотя:

— Извини. Больше не повторится.

— Мне все равно. Но еще раз пьяным увижу — уйду. И пусть это на твоей совести будет, — ответила, как отрезала. Встала, тарелку сполосн6ула и в коридор. Дверь схлопала.

Вот так значит? — прищурил глаз мужчина: так обижены, что пешком на завод пойдем, только чтобы со мной в машине не ехать. Прокаженный, что ли?!

Смахнул посуду со стола от злости и голову руками накрыл. Слова Грызова вспомнились: "хреново мне Николай, уж так хреново, что хоть в петлю".

"В точку Федя", — застонал.

Легенда была составлена замечательная, хотя провалов имела много. Но дело не в них было — написать и за час новую жизнь можно, потом корректировать, а вот в сознание внедрить недели уйдут. Да еще трудности с месторасположением были. По легенде Лена на Урале быть должна, но никак не в Берлине.

А она уже ходила, и люди вокруг разговорчивые — где она, без умысла доложить могли, и не связалось бы. Правда сознание часто девушка теряла. Чуть голову не так повернет — падает и ничего после не помнит. И пока все так, на свой страх и риск Артур написал без сантиментов и подробностей сопроводительное письмо племяннику Юре, который как раз в Свердловском госпитале работал врачом, и отправил девушку с оказией идущем в том направлении составом вместе с уволенным в запас Рогожкиным. Решил, что позже сам приедет, Юре все расскажет, а там и Яну станет известно.

А пока другие заботы — Нюрнберг на носу.

Да не суждено было.

Третьего октября Лена попала в Свердловский госпиталь, а Банга погиб от случайной пули. Мальчишки пистолет нашли и баловались в кустах у дороги, по которой машина генерала шла.

Случай. Два выстрела. Водитель жив, а Артура сразу не стало.

Глава 51

Юра в сотый раз перечитывал сопроводительное и то и дело поглядывал на девушку, ничего не понимая. Начать с того, что с дядей они лет семь назад последний раз виделись и, особо теплых чувств он к нему не испытывал. Дело даже не в том, что отец с братом "на ножах" были — в личной неприязни. Принципы Артура ему не нравились, отношение к людям, как к «винтикам» вне зависимости от пола, возраста, родства.

И точно знал, что просто так дядя за «левую» девушку хлопотать не станет.

А тут черным по белому: "Юра, Елена Санина мне очень дорога. Прими как родную и сделай все от тебя зависящее, как человек и врач. Будет время и возможность, подъеду и все объясню".

— Он ваш любовник? — спросил напрямки. Миндальничать с протеже дяди желания не было.

Лена непонимающе уставилась на него:

— Кто?

— Банга. Генерал Банга.

Девушка задумалась и потеряла нить мыслей.

— Простите, я забыла, о чем вы спрашивали?

Мужчина глянул на нее с подозрением и взял карточку: "тяжелая травма головы, частичная амнезия"… Так, так, так, — опять уставился на нее.

Вышел, сестру позвал:

— Люда, откуда она взялась? — кивнул на закрытую дверь, за которой осталась девушка.

— У приемника сидела, с документами. Пал Иваныч заметил, что второй час сидит, с места не сходит, и по виду как не в себе, замороженная. Спросил к кому, что надо. Сказала: "к Юрию Яновичу Банга". Вас и позвали. Что-то не так?

Мужчина головой качнул, задумчиво в сторону поглядывая:

— Нет. Нормально все.

— Я пойду?

— Да, Людмила, идите.

А сам к окну подошел, задумался: не послать ли эту девушку — сюрприз дяди, и пусть сам расхлебывается? Судя по карточке, новенькой совсем, с прочерками во всех графах относящихся к службе, он имеет полное право отказать ей. Она гражданская, а это военный госпиталь. Пусть в обычную больницу идет.

А документы?

Вернулся в кабинет и спросил:

— У вас есть документы?

— А? Да, — в вещмешок полезла, достала паспорт. Мужчина посмотрел и удивился: московская прописка годичной давности. Возраст девушки призывной. Сапоги, юбка опять же от формы, а вот кофта уже не форменная.

Подумал. Положил документы на стол и достал фонендоскоп:

— Раздевайтесь.

Лена стянула кофту чему-то смущаясь и Юра забыл на пару секунд, что хотел. Увидел гравировку на грудине и, сразу все сложилось. Понял, что девушка скорей всего была негласным агентом, сейчас нуждается в лечение. «Военник» еще не готов, может еще какие-то бюрократические трудности. Но факт в том, что выгнать ее у Юры духа не хватит.

Лена поглядывала на доктора и серьезно нервничала. Напоминал он ей кого-то, тревожил, вызывая неприятные ассоциации. Высокий, светловолосый, правильные черты лица, голос спокойный, немного грубоватый — вроде точно не знает, а вроде встречались.

Плохо, когда с памятью проблемы.

— Одевайтесь, — отвернулся, послушав легкие. Не хотелось видеть шрамы — насмотрелся. — Что беспокоит?

— Ничего.

— Не понял? — повернулся к ней. — Тогда зачем к нам пришли?

— Сказали.

— Кто?