Твердыня полуночи - Монро Чарльз Керк - Страница 27

— Это не мои слова, — быстрее, чем следовало бы ответила альбийка. Она испугалась — Ты говоришь это, а не я.

— Но мир искажен?..

Нэрвен замолчала.

— Ловко он ее подловил, — шепнул киммерийцу Эйнар. — Красотка противоречит сама себе, а Рота наоборот, очень логичен! Интересно, что будет дальше?

А дальше уже знакомый Конану Окорок со своими уруками притащил из каземата бледного и очень исхудавшего альба — брата Нэрвен. Судя по тому, как ухмылялся Атрано, весь этот жутковатый спектакль был спланирован заранее, дабы повеселить Господина. — Тебе уже предлагали выбор, — сказал Рота пленнице. — Я согласен отпустить твоего родича. Немедленно. Но ты останешься здесь. Рабыней. Будешь мыть котлы в своих прекрасных одеяниях. Выгребать грязь из темниц. Чесать спины моим урукам. Дело за тобой. Решай! — Разве это выбор? — выдавила альбийка. — Это выбор между плохим и худшим! — Выбирай! Она снова замолчала. Рота хмыкнул и отошел. За дело взялся Артано.

— Почему ты не желаешь нам что-нибудь сказать, госпожа? Нэрвен действительно на желала говорить, видимо поняла, что они уже определились с тем, кто именно станет жертвой. Она не могла оставаться здесь, но и оставить брата тоже не имела права. Это был тупик. Артано подмигнул Окороку, тот дал знак урукам из пыточной и площадь огласилась воплями гоблинов: — Она не желает говорить с нами!

— То есть молчит в знак согласия!

— Она согласна с нами!

— Надрежьте ему сухожилие — рявкнул Окорок, выталкивая альба вперед. — Он останется хромым навсегда! Эй, Нэрвен — тебе нужен хромой брат? — Перестаньте! — вскричал альб. — Я согласен остаться! Я останусь, только отпустите ее! — Режьте! Нэрвен? Молчание.

— Она отворачивается! Нет, смотри!

Уруки режут сухожилие под коленом, беснуются, вопят, дергают королеву во все стороны. Тут киммериец не выдержал: — Эй, может их проще сразу убить? — громко крикнул Конан. — Зачем мучить-то? От такой наглости, кажется, опешил даже Рота. В сторону охотников повернулись десятки оскаленных уручьих морд. Киммериец и Гвай положили ладони на рукояти клинков. Но Всадник только пронзил гостей из далеких эпох долгим испытующим взглядом и чуть покачал головой. Приказа расправиться с нахалом не последовало. Артано немедленно продолжил развлекаться, а уруки подхватили: — У тебя храбрый защитник, Нэрвен. Тебе его не жалко? — Тебе хоть кого-нибудь жалко?

— Как она горда!

— Как она жестока!

— Она молчит, она не хочет говорить с нами!

— Может быть, ты станцуешь для нас?

— Нет, она не будет танцевать! Посмотри только на ее лицо — сколько презрения! — Она презирает нас! — Что же нам сделать, чтобы она сказала хоть слово?

— Рабыню сюда!

К ногам альбийки швырнули рабыню.

— Мы будем бить ее, пока ты не велишь нам остановиться!

Свистит плеть. Рабыня кричит.

Тут с королевой что-то происходит, она срывается: падает на колени, обнимает рабыню, твердит «Прости». Киммериец слышит, как Асгерд цедит сквозь зубы: — Вы как хотите, а я пошла седлать лошадей. Мы должны немедля уехать отсюда. Хватит! Рабыню пытаются оттащить в сторону, Нэрвен валяется на коленях, вцепившись в нее, рабыня плачет. — Она еще более жестока, чем мы! — восхищенно шипит кто-то. — Она Жесточайшая! — Жесточайшая Владычица!

— На колени перед Жесточайшей!

Все уруки, какие были на площади повалились на колени. Артано улыбался так, словно отмочил самую лучшую шутку в своей жизни. — Позволь склониться перед тобой, Госпожа! — Позволь поцеловать край твоих одежд, Госпожа!

Уруки ползут к альбийке, тянутся, шепчут, она отступает назад, покуда не упирается спиной в стену башни. Бежать некуда. Гоблины цепляются за полы плаща, хватают за руки. — Посмотри на нас, Госпожа! — Прикажи нам, Госпожа! Тут у злосчастной королевы подкосились ноги, и она плавно съехала по стене на землю. — Госпоже плохо! — Мы разгневали ее!

— Мы огорчили ее!

— Мы должны развеселить ее!..

Дальнейшее даже Конан помнил смутно, все было словно окутано туманом. Вокруг вертелся бесконечный хоровод безобразных глумливцев, предлагавших все новые и новые способы увеселения Госпожи. Перед ней полосовали рабынь, рубили чьи-то руки и головы, кровь была всюду, в крови были ее лицо, руки, одежда. Она молчала. И только клубился жуткий хор, шипящий и взвизгивающий: — Может быть, Госпожу развеселят танцы на углях?

— Может быть, бои гладиаторов?

— Может быть, Госпожа желает ремней из спины рабов?

Она молчала. Неожиданно пошел дождь, смывающий кровь с лиц.

— Уведите Госпожу, — сказал, наконец, Всадник. — Она не станет разговаривать…

Охотники собрались и покинули Волчий остров без каких либо трудностей — казалось, что о Ночных Стражей просто позабыли, даже разговорчивый Тальхур исчез неизвестно куда. Несший караул возле ворот замка огромный Пламенный Бич по первой же просьбе Конана отворил одну их тяжелых стальных створок и пятеро всадников выехали на мост, ведущий к закатному берегу реки.

— Такое чувство, что я год прожил в приюте для умалишенных, — ворчал киммериец. — Все-таки мир древний пока не предназначен для человека, он принадлежит иным расам, в нашу эпоху ушедшим за Грань Мира или просто вымершим.

— А я другого не понимаю, — поддержала Конана Асгерд. — Почему они все так уперлись в это непонятное «искажение»? Тьма, свет, любовь, красота — для нас это всего лишь слова, означающие какие-то определенные вещи и явления, а для них… Они относятся к этим совершенно умозрительным понятиям с полной серьезностью. Иначе не устраивали бы таких жутких представлений, как с госпожой Нэрвен.

— М-да, довольно оригинальный способ переубеждать своих противников, — согласился Гвай. — Каждый, по-моему, в определенной мере прав. Рота-Всадник первым уяснил, что Сотворенный мир нуждается в развитии, а не в созерцании. И начал создавать «малое творение». Альбы же предпочитают наслаждаться чистой красотой мира, пытаясь предотвратить его старение, оставить таким, каким он был изначально. Путь альбов никуда не ведет, по крайней мере с точки зрения краткоживущего человека…

— Ты абсолютно прав, гость… — вдруг громыхнуло за спинами охотников.

Это был Рота. Самолично. Каким, интересно, образом всадник-великан на своем коне-монстре умудрился неслышно догнать Ночных Стражей?

Повелитель Полуночи был один. Никакой охраны, обязательной свиты, составленной из древних чудовищ, почему-то вполне сносно уживающихся с людьми… Черный Всадник остановил коня под сенью вековых деревьев и спокойно смотрел на охотников, тоже натянувших поводья. Сартак, принадлежащий Конану, поглядывал на Роту и его пыхающего огнем скакуна с недоверием.

— Я решил попрощаться с вами, — пророкотал Рта тяжелым басом. — Прошу простить, если то, что вы видели в крепости Артано оскорбило ваши чувства. Вы не можете понять нас…

— Э-э… Благодарю, Владыка, за добрые слова… — выдавил Гвай, опомнившийся первым, но Рота сразу перебил:

— Я не ваш владыка. И никогда им не буду, хотя бы потому, что знаю — мне недолго осталось пребывать в этом мире. Слишком уж многим Силам я попортил кровь, битва с ними неизбежна и я не думаю, что смогу ее выиграть. Случится это завтра или через тысячу лет — неважно.

— Но ведь это ты стал причиной искажения? — осмелился высказаться Эйнар, смотревший на Роту с нескрываемой боязнью. Оно и понятно, броллайхэн как Дух Природы, куда лучше беспечных людей сознавал, кто именно находится перед ним и какая неизмеримая мощь Стихии Первородного Огня скрыта под телесной оболочкой Всадника.

— Искажения? — Рота улыбнулся углом рта. — Самое смешное в том, что никто не знает, что именно означает это слово. То, что я научил длинноухих, а потом и людей, творить новые сущности своими руками и собственным разумом, а не бесцельно бродить по миру, наслаждаясь застывшей красотой сотворенного?.. Элентари, Бессмертные, далеко не безупречны — мало того, что они изначально заигрывали с тем, кого ныне считают заклятым врагом. Они были и всегда останутся по натуре своей «бальзамировщиками», хотят есть пирог Большого Творения так, чтобы от него не убывало: жить в смертном, историческом мире и в то же время делать все возможное, чтобы остановить в нем всякие изменения, задержать историю, прекратить рост, хранить мир неизменным для собственного удовольствия, пусть наполовину пустынным. Это желание неизменности и пустая болтовня об Искажении однажды приведет к гибели их народа, полагающего, что только они имеют привилегированное положение, как Самого Первого, Изначального…