Дьюи. Библиотечный кот, который потряс весь мир - Майрон Вики - Страница 9

Я собрала команду опытных расследователей. Нам потребовалось два дня, чтобы найти последний надежный источник Дьюи: кофейная чашка на столе Мэри Уолк.

— Мэри, — сказала я, помахивая блокнотом, как полицейский детектив в плохом телевизионном боевике, — у нас есть основания считать, что источник резиновых колечек — твоя чашка.

— Этого не может быть. Я никогда не видела Дьюи рядом с моим столом.

— Доказательства свидетельствуют, что подозреваемый сознательно избегал приближаться к твоему столу, чтобы сбить нас со следа. Мы считаем, что он занимается твоей чашкой только по ночам.

— Какие доказательства?

Я показала на несколько кусочков жеваной резины, валявшихся на полу.

— Он жует их и выплевывает. Ест на завтрак. Я думаю, ты знаешь все его привычки.

Мэри содрогнулась от мысли о мусоре на полу, который попадает в желудок нашего котенка. Тем не менее это казалось практически невозможным…

— Это кружка глубиной шесть дюймов. Она полна скрепок, скобок, карандашей, ручек. Как он мог вытащить резиновое колечко, не вывернув все наружу?

— Когда есть желание, есть и способ. А за восемь месяцев в библиотеке подозреваемый доказал, что желание у него есть.

— Но там вряд ли имеется хоть одно резиновое колечко! Конечно же это не единственный источник!

— Как насчет эксперимента? Ты оставляешь кружку в кабинете, а мы посмотрим, будет ли его рвать обрывками резины около твоего стола.

— Но эту кружку разрисовывали мои дети!

— Вот и отлично. Как насчет того, чтобы просто вынуть колечки из кружки?

Мэри решила прикрыть ее крышкой. На следующее утро крышка лежала на столе с подозрительными следами зубов на краю. Не оставалось никаких сомнений — источник резиновых колечек именно она, кружка. Теперь все резинки отправлялись в ящики. Ради пользы дела пришлось пожертвовать удобствами.

Полностью нам так никогда не удалось справиться с умением Дьюи находить себе лакомства. Несколько месяцев спустя он просто потерял интерес к этим поискам. В конце концов это стало больше игрой, чем сражением, демонстрацией ума и хитрости. Если мы обладали умом, Дьюи был не обделен хитростью. И желанием. Он куда больше хотел жевать резиновые колечки, чем мы пытались остановить его. И, кроме того, у него был хитрый нос, который безошибочно улавливал запах резины.

Но давайте не станем придавать этому слишком большого значения. Эти резиновые колечки были для него всего лишь хобби. Мята и ящики были для него не более чем развлечением. Подлинной любовью Дьюи были люди, и он стремился сделать все для своих обожаемых друзей. Помню, как-то утром я стояла у круглого стола, разговаривая с Дорис, когда заметила девчушку, которая еле стояла на ножках. Должно быть, она лишь недавно научилась ходить, потому что с трудом сохраняла равновесие, и ножки у нее заплетались. Ручки она прижимала к груди, сжимая Дьюи в объятиях. Его задние ноги и хвост упирались ей в лицо, а голова едва не касалась пола. Мы с Дорис замолчали и в изумлении наблюдали, как малышка медленно ковыляет по библиотеке. На личике у нее сияла широкая улыбка, а котенок у нее в руках обреченно висел вниз головой.

— Потрясающе, — сказала Дорис.

— Я должна что-то сделать, — спохватилась я. Но ничего не сделала. Я знала: несмотря ни на что, Дьюи полностью контролирует ситуацию. Он понимал, что ему делать в любой ситуации, мог сам позаботиться о себе.

Здание библиотеки было небольшим. Как можно было день за днем проводить весь день в помещении площадью тринадцать тысяч квадратных футов и не чувствовать усталости? Но для Дьюи Публичная библиотека Спенсера была огромным миром, полным выдвижных ящиков, шкафов, книжных полок, картинок, резиновых колечек, пишущих машинок, столов, стульев, сумок, кошельков — и рук, которые так и тянулись погладить его, ног, о которые можно потереться, ртов, которые напевали ему песенки. И коленей. Библиотека всегда милостиво и щедро предоставляла ему колени.

К осени 1988 года Дьюи уже все это понимал.

Глава 6

Монета

Размер зависит от перспективы. Для насекомого, например, кукурузный стебель или даже одно зерно может быть целым миром. Для Дьюи наша библиотека была лабиринтом, который бесконечно восхищал его, — по крайней мере, пока он, наконец, не стал интересоваться, что же кроется по ту сторону входной двери. Для большинства жителей северозападной Айовы Спенсер — большой город. Люди из девяти округов стремятся в Спенсер за развлечениями и покупками. У нас есть магазины, различные мастерские, живая музыка, местный театр и, конечно, ярмарка. Чего еще вам надо? Если на Гранд-авеню была бы дверь, ведущая в остальной мир, большинство наших земляков не проявили бы к ней никакого интереса.

Помню, в младших классах школы я побаивалась девочек из Спенсера — не потому, что сталкивалась с кем-то из них, а потому, что они были из большого города. Как и многие из моего окружения, я выросла на ферме. Моя тетя Луна была первой школьной учительницей в округе Клей. Она учила детей в одной комнатке торфяного домика. Тут, в прериях, никогда не было деревьев, и поэтому обитатели этих мест строили из того, что могли найти: из травы, корней, земли и тому подобного. Мой прапрадедушка Норман Джипсон смог накопить достаточно земли, чтобы наделить участком каждого из своих шестерых детей. Ребенком, где бы я ни оказывалась, я всегда была в окружении членов семьи моего отца. Большинство Джипсонов были убежденными баптистами, и женщины никогда не надевали брюк. Штаны носили только мужчины. Этого требовала религия. Женщины облачались в платья. Я никогда не видела слаксов ни на одной родственнице со стороны отца.

В свое время отец унаследовал землю и стал тяжело трудиться, поднимая семейную ферму, но первым делом он научился танцевать. Для большинства баптистов танцы были запретным занятием, но Вернон Джиппи Джипсон был на пятнадцать лет младше своих братьев, и родители лояльно отнеслись к его увлечению. Совсем молодым Джиппи мог удрать и больше часа гнать грузовик до Руф-Гардена, который в эру блестящих 1920-х годов был курортом на берегу озера Окободжи и где по пятницам всю ночь танцевали. Окободжи считается в Айове мистическим местом. Западное Окободжи, центральное в цепочке пяти озер, отличается чистой голубой водой, которая к весне наполняет его, и люди приезжают из Небраски и даже Миннесоты, где хватает и своих озер, и поселяются в отелях на его берегу. В конце 1940-х годов Руф-Гарден был самым забористым местом во всей округе, а может, и во всей Айове. Здесь друг за другом свинговали самые знаменитые группы, и порой танцзал был так забит, что и не пошевелиться. Кончилась Вторая мировая война, и казалось, что такие вечеринки будут длиться вечно. Снаружи, у дощатой набережной, стояли «русские горки», колесо обозрения, было много света, шума и красивых девушек, и это заставляло вас забыть, что озеро Окободжи всего лишь блестящая синяя точка на бесконечных просторах Великих американских равнин.

Именно здесь, в этом маленьком круге света, Джиппи Джипсон встретил Мари Майо. Они танцевали всю эту ночь напролет и все другие ночи в течение шести месяцев. Мой отец держал эти отношения в тайне, потому что знал — его семья никогда их не примет. Майо ничем не походили на Джипсонов. Они были чистокровными французами из Монреаля, темпераментными, страстными людьми. Они любили тяжело работать, отчаянно драться, крепко пить. Они истово придерживались церковных заветов строгого католицизма на этой сухой выжженной земле Среднего Запада.

Семье Майо принадлежало кафе в Ройале, городке Айовы, примерно в десяти милях от фермы отца. Отец моей матери был прекрасным человеком: дружелюбным и общительным, честным, добрым. А кроме того, настоящим алкоголиком. Ребенком мама убегала из школы, чтобы на скорую руку приготовить ленч, а потом снова бежала в школу на несколько послеполуденных часов. Часто ее отец отключался в каком-нибудь кабачке, и маме приходилось дотаскивать его до постели.

Это не значит, что семья Майо пользовалась известностью. В 1940-х годах десять миль были большим расстоянием в Айове. Но проблема заключалась в том, что они были католиками. Так что мама и папа удрали в Миннесоту, чтобы пожениться. Рана, нанесенная этим побегом, заживала несколько лет, но в Айове главным всегда был практический подход. Если дело сделано, надо жить дальше. Отец с матерью устроились на семейной ферме, и скоро появились первые трое из шести детей, два мальчика (Дэвид и Майк) и девочка. Я была средним ребенком.