Нежданная любовь - Хейер Джорджетт - Страница 8

• Предыдущая
• 8/71
• Следующая

— Конечно, будет жаль, если ваше намерение не осуществится после столь многообещающего начала, но, как вам известно, жизнь полна разочарований, и должна предупредить, что вас ожидает одно из них.

Деймрел направился вместе с ней к калитке.

— Боитесь? — задал он провокационный вопрос.

— Еще бы! — отозвалась Венеция. — Разве вы не знаете, что заслужили славу людоеда, которым пугают непослушных детей во всей округе?

— Неужели дело обстоит так скверно? — удивился Деймрел. — Может, мне попытаться улучшить мою репутацию?

Они добрались до калитки, и Венеция прошла через нее.

— Больше нам не о чем говорить.

— Да вы просто мегера! — воскликнул Деймрел. — Можете рассказать вашему брату, как гнусно я с вами обошелся, и ничего не опасаться. Я не стану его есть.

Венеция направлялась домой, чувствуя, что мысли ее путаются. После столь возбуждающего опыта ей был необходим период спокойного раздумья, и она шагала медленно, перебирая в памяти обстоятельства своей первой встречи с повесой. Вспоминая о недостойном поведении Деймрела и радуясь счастливому спасению от куда худшей участи, Венеция пришла к пугающему выводу, что полностью лишена чувствительности. Хорошо воспитанная девушка (если только книги не лгут) должна была свалиться в обморок после поцелуя незнакомого мужчины или, по крайней мере, впасть в глубокое отчаяние, а она вместо этого затеяла легкомысленную перебранку с противником. Нет, она не испытывала радостного волнения, ей не нравилось столь бесцеремонное обращение, но на какую-то долю секунды она ощутила желание ответить на поцелуй и сквозь пелену праведного гнева поняла, какой могла бы быть ее жизнь. Конечно, Венеция не хотела, чтобы ее тискали незнакомые мужчины. Но если бы Эдуард хоть раз поцеловал ее так! Эта мысль вызвала у нее улыбку, так как видение Эдуарда, нарушившего железные правила благопристойности, было невероятным до абсурдности. Эдуард сурово контролировал свои страсти. Венеция впервые задала себе вопрос: а достаточно ли сильны эти страсти?

Вопрос остался без ответа, так как не представлялся особо важным. Деймрел, грубо ворвавшись на сцену, сразу же оказался в центре внимания, был ли он злодеем или всего лишь второстепенным персонажем, но нельзя отрицать, что он вдохнул жизнь в скучную пьесу.

Венеция не сразу решила, сообщать или нет Обри о встрече с Деймрелом. Упомяни она об этом, брат может начать задавать вопросы, на которые будет трудно ответить. Если же она ничего не расскажет, а Деймрел преуспеет в продолжении знакомства с ней, то ему придется познакомиться и с Обри, и, хотя он едва ли окажется настолько бесстыжим, чтобы смаковать подробности их первой встречи, может упомянуть о ней, и Обри сочтет странным, что сестра ничего не сказала ему о столь беспрецедентном событии. В конце концов она пришла к выводу, что в действительности Деймрел не намерен оставаться в Прайори, и решила держать все в секрете.

Впоследствии она порадовалась своему решению. Обри первым заговорил о возвращении Деймрела, но так как он не питал никакого интереса к соседям, а тем более к человеку, которого ни разу не видел, то упомянул о нем мимоходом во время обеда:

— Кстати, я слышал в деревне, что Деймрел снова вернулся, но один — без нафянок[9].

— Да ну? Это не поправится любителям скандалов! Интересно, что привело его сюда?

— Вероятно, дела, — равнодушно ответил Обри. — Ему самое время заняться поместьем.

Венеция согласилась, но не стала развивать тему. Естественно, такая возбуждающая новость распространилась по всей округе, и еще до ночи няня и миссис Гернард, заключив временный союз, стали убеждать Венецию в необходимости вести себя с величайшей осмотрительностью. Она ни в коем случае не должна выходить одна за пределы сада. Незачем объяснять, что может произойти, если она не послушается, мрачно добавила няня.

Венеция успокоила обеих доброжелательниц, но когда на следующий день в Андершо явился Эдуард Ярдли, она едва не потеряла терпение.

— Думаю, Деймрел пробудет в Прайори не больше двух дней, но пока он здесь, вам лучше отказаться от прогулок в одиночестве, — заявил Эдуард с той спокойной уверенностью, которая так раздражала Венецию, и девушка с трудом удержалась от резкого замечания. — Знаете, — добавил он, криво улыбнувшись, — эта ваша привычка мне никогда не нравилась.

Освальд Денни также посетил ее и выразил обеспокоенность драматическим заявлением, что, если Деймрел осмелится оскорбить Венецию, он знает, как поступить с «этим парнем». При этом Освальд многозначительно положил руку на воображаемый эфес шпаги. Для Венеции это было чересчур — она разразилась смехом, заставившим его воскликнуть:

— Вы смеетесь, но я жил там, где жизнь ценится дешево! Обещаю, что без колебаний вызову на дуэль парня, если он проявит по отношению к вам малейшую грубость!

После этого Венеция не удивилась, когда два дня спустя в Андершо в своем ландо прикатила леди Денни. Однако скоро выяснилось, что ее целью было не столько предупредить молодую подругу об опасности встреч с повесой, пользующимся дурной славой, сколько насладиться сплетнями о нем. Леди Денни разговаривала с Деймрелом! Более того, сэр Джон, случайно повстречав его, ухватился за возможность заручиться его поддержкой в какой-то приходской проблеме, нашел Деймрела весьма любезным, привез его в Эбберсли, чтобы обсудить дело, и даже пригласил позавтракать.

— Можете представить мое изумление, когда они вдвоем вошли в дом! Должна признать, это меня не слишком обрадовало, так как со мной сидели Клара и Эмили, и, хотя Кларе не так легко заморочить голову, Эмили как раз в том возрасте, когда девушки влюбляются в абсолютно неподходящих мужчин. Но оказалось, что бояться нечего; обе девочки заявили, что никогда не были настолько разочарованы, так как он уже стар и не слишком хорош собой.

— Стар? — невольно вырвалось у Венеции.

— Ну, таким он показался девочкам, — объяснила леди Денни. — Хотя думаю, ему не больше сорока. Я не вполне уверена — в детстве Деймрел почти не бывал в Прайори, потому что его мать не любила Йоркшир и приезжала сюда изредка, лишь в те дни, когда они устраивали бега. Вы ее не помните, дорогая, но она была гордой и неприятной женщиной. А вот ее сын не кажется заносчивым, да у него и нет повода задирать нос. Конечно, Деймрелы — старинный род, и отец нынешнего лорда, хотя и был безукоризненно вежливым, об этом не забывал. Что касается его сына… не то чтобы меня шокировали его манеры, но он кажется слишком легкомысленным, на мой вкус. Девочкам он совсем не понравился — впрочем, думаю, они отнеслись бы к нему по-другому, если бы он держался с ними полюбезнее. Лорд Деймрел не сказал им даже дюжины слов — ограничился несколькими банальностями.

— Он просто ужасен! — воскликнула Венеция. — Я хотела сказать, выглядит ужасным по вашим словам.

— Да, но меня это радует, — серьезно отозвалась леди Денни. — Было бы куда хуже, окажись он человеком, умеющим правиться. Сэр Джон не прав, заявляя, будто Клара недостаточно красива, чтобы привлечь внимание такого человека, как Деймрел; к тому же абсолютно неестественно говорить такие вещи о собственной дочери! Сэр Джон получил бы по заслугам, если бы Деймрел, которого он привел к нам в дом, стал заигрывать с Кларой! Но мой муж твердит, что нужно поддерживать хорошие отношения с соседями и что Деймрел не настолько опустился, чтобы недостойно вести себя с девушкой в доме ее родителей. А ведь всем известно, что он соблазнил леди под самым носом ее супруга!

— Кто была эта женщина? — с любопытством спросила Венеция. — Что с ней сталось?

— Это одна из дочерей Рендлшема, у него их было три, и все красавицы. Рендлшему повезло — бедный как церковная крыса, а всех дочерей удачно выдал замуж! Я не хочу сказать, что именно у этой женщины был удачный брак — я бы такого не пожелала для моих девочек, даже нуждайся сэр Джон так же, как Рендлшем. Во-первых, у ее мужа была на редкость нелепая фамилия — Вобстер! Денег у него куры не клевали, но его отец всего лишь жалкий выскочка, а о деде вообще ничего не известно. Он держал какую-то лавчонку, по крайней мере, так говорил мой брат Джордж. Но Грегори Вобстер был богат, как Мидас[10], а потому оказался вполне подходящим родственником для лорда Рендлшема. Он привык разыгрывать из себя знатного щеголя, но, когда пришла беда, оказался не на высоте. Ничто не могло заставить его согласиться на развод. Вобстер повел себя гнусно исключительно из жажды мести, и, не сломи он себе шею, перевернувшись в экипаже на Ньюмаркетской дороге, эта никудышная женщина все еще оставалась бы его женой. Но все дело в том, что, хотя это случилось менее чем через три года после их разрыва, она так и не вышла замуж за Деймрела, чего все ожидали. Это говорит не в его пользу, и мне очень не хотелось принимать его в своем доме. Более того, если он надеялся, бросив леди Софию, быть принятым в свою семью, то ему не повезло — близкие его отвергли, и в Англию он вернулся только после смерти леди Деймрел. Если бы молодой Деймрел не унаследовал независимое состояние от старого Мэтью Стоуна — он был его крестным отцом и из тех, кого зовут «набобами», — у него не оказалось бы ни гроша за душой, где уж там бежать с леди Софией! Это лишний раз доказывает, как глупо доверять состояния молодым людям.

• Предыдущая
• 8/71
• Следующая