Знак Бесконечности - Витич Райдо - Страница 1

‘Я не вернусь’ –– так говорил когда-то и туман, глотал мои слова и превращал их в воду. Я все отдам за продолжение пути, оставлю позади свою беспечную свободу.

Не потерять бы в серебре ее одну, заветную.

Не по себе от этой тихой и чужой зимы, с которой мы на ты. Нам не стерпеть друг друга, и до войны нам не добраться никогда - моя беспечная звезда ведет меня по кругу.

Не потерять бы в серебре ее одну, заветную.

А в облаках застыл луны неверный свет и в нем перемешались города, и я зову ее несмело.

Не потерять бы в серебре ее одну, заветную.

БИ-2

Глава 1

Белое и черное.

Ночь и день.

Добро и зло.

Незыблемые понятия человеческой морали, стоящие монументами законов бытия на разных полюсах, и словно пограничные столбы, делящие поступки, да и саму жизнь на две половины: ту самую светлую и ту самую темную. На одной живет зло, на другой –– добро…

Меня всегда занимал вопрос: чем же тогда в человеческих умах занята середина? Или ее нет вовсе? Тогда к какой грани они относят утро и вечер?

Интересно, как бы в таком случае квалифицировал заурядный обыватель то, что я собираюсь совершить? Ведь добра всегда поровну со злом, и оба весьма относительны и граница меж ними строго субъективна. Наверняка он бы потерялся в определении.

Впрочем, не все ли равно кто и что думает?

Главное –– я знаю, что делаю. И отчитываться ни перед кем из смертных не собираюсь, и их глупые понятия о мироустройстве интересуют меня не больше, чем зрячего книги для слепых.

Я не представляю день без утра и никому другому не советую, а зло и добро в моем понимании две дороги к одной цели –– одна короткая, другая длинная, и лишь в этом разница. Так стоит ли идти длинной, если на ней столько же колдобин и теплого, мягкого мха для отдыха и раздумий, как и на другой? Естественно –– нет. Для меня. Потому что я не человек или не совсем человек.

Я –– ведьма.

Конечно, я могла бы называть себя колдуньей, но, увы, знаю много больше, чем они и сил имею –– не чета, и фокусы показывать не люблю. Скучно и унизительно. И вообще, живу я по законам и черту дозволенного без особой надобности не приступаю.

Волшебница? В совершенстве владеющая законами тьмы? Слишком громко и абсолютно не точно. Как можно чистить конюшню и не запачкаться? Естественно, никак.

Значит я ведьма. Нет, не та старая беззубая карга с клюкой и отвратительной бородавкой на носу, какой рисуют образ посвященной потомки. И хоть стара я неимоверно и клюку имею, но больше пятидесяти лет мне никто не даст, и зубы у меня целы, и бородавки отсутствуют, а взгляд по-прежнему остер и с легкостью зрит грядущие события, как и в давние дни беззаботной юности человечества.

И ведьма –– производное от ‘ведать’, а не ‘вередить’. Вот вам и монументальность человеческих законов. Четкое определение размыть и заменить, а зыбкое облечь в жесткие рамки. Суть меняется и смысл, но многие ли задумываются? Конечно, зачем? Они ведь так заняты более важными делами…Например ловить нас, чтоб сжечь на костре. И неважно, что 99% из обвиненных такие же ведьмы, как я Фея трех ручьев, главное –– служение Богу!

Жаль, мне не дожить до тех времен, когда аутодафе станет нормой –– вот бы я им объяснила суть Бога и Дьявола. Зла бы натворила –– от души и без препятствий. Зато сколько людей бы выжило! Чума бы не скосила бы две трети Европы. СПИД властвовал бы на полвека меньше…

Впрочем, что это я? И сегодня костры вспыхивают, и ряды знатких несут потери, но ни мне, ни любой другой в голову не приходит вмешиваться –– закон для всех един. Случайностей не бывает, а равновесие так зыбко, что чуть качни эмоциями эфир, и пойдет цепная реакция, как волна, увеличиваясь и ширясь к конечной точке. Поэтому и не даем эмоциям волю. Каждая из нас не ведает страха, жалости и временных рамок. Мы слишком много знаем, чтоб бояться, слишком много несем на своих плечах, чтоб жалеть, и слишком далеко видим, чтоб обращать внимание на быстротечное время, придуманное человеком для собственного успокоения.

Ох, уж эти человеческие изобретения! Вон Склодовскую взять –– положит свою жизнь на безликий изотоп и сгорит, ничего не увидев вокруг. Добро творила, великое открытие на благо человечества…Чтоб потом это человечество содрогнулось, узнав о гибели двух японских городов с невинными жертвами. Вот бы они ей спасибо-то сказали! Сама-то хоть ведала, что творила? Нет, благо ей блазнилось –– дутый идол человеческой гордыни. Добро ей виделось в едких вонючих ингредиентах, разъедающих сначала ее органы, а потом и тысячи мало знакомых и с ней, и с ее ‘великим открытием’.

О, эти человеческие желания… и страх, сопровождающий каждую двуногую особь от рожденья до погребенья. Сколько глупостей рождают они? Больше, чем что-либо другое. А сколько бредовых гипотез появляется в попытке заглушить фобии и оправдать собственную слепоту? Все в четкие рамки системы, на полочки ‘объективных’ определений. Спорю на пучок вереска, что останови я с товарками солнце, появилась бы стройная теория о смещении полюсов или что-то в этом роде, но даже и близко ни один из ученых не подошел бы в своих измышлениях к истинной причине случившегося.

И правильно! Зачем давать свитки Мертвого моря ребенку, не умеющему не только читать, но и ходить.

Всему свое время.

Всему.

Сначала встретятся двое, потом у них родится ребенок, который в свое время прикоснется к тайному. Тогда найдется пергамент, чернила и сухой сосуд, а воды надежно укроют его труд от чужих глаз, ровно на тот срок, что надлежит.

Пока не родится человек, наделенный возможностью взять.

Пока не родится человек, способный понять.

Пока не придет время способное оценить.

Пока не придет пора тайному стать явным.

Бусинка к бусинке нанизывает моя внучка на нить, вышивая узор на свадебной тунике.

Год к году, век к веку вьется изгиб земной жизни.

И когда-нибудь бусинки закончатся…

Я ясно вижу грядущий день, как тот узор, что слагает Марина. Он, как тень вчерашнего, еще зыбкий, только оформляющийся силуэт завтра. Рисунок придуман и бусин ровно столько, сколько понадобится на его исполнение. Но если подменить мелкий жемчуг крупным, то он неуловимо изменится, и нить, совсем немного, но станет длинней.

Именно это я и задумала. И пока меня не остановили…

–– Бабушка, тебе не холодно?

Милая девочка, моя кровь. Чистая, еще безгрешная душа. Она не наделена тем, что я. Если и можно назвать ее ведуньей, то с большой натяжкой, но кто сказал, что это плохо? Наоборот –– счастье, которое она не осознает. Она способна удивляться, любить, жалеть. Мир, такой скучный и предсказуемый для меня, для нее арена зрелищ, дарующая острые, незабываемые чувства и ощущения. Она наивна и любознательна, и увлечена им, как любой ребенок новой игрушкой. Она еще не знает, что многие игрушки способны не только ломаться, но и ломать.

–– Что с тобой, бабушка? Почему ты так пристально смотришь в небо?

–– Видишь, звезда. Она еще держится, но уже готова сорваться и кануть в темноту. Если это случится, она увлечет за собой остальных. Именно она, никакая другая …

–– Звезда –– чья-то душа. Если умрет один человек –– не значит, что умрут все. Смерть, как и жизнь, естественна и закономерна. Ты сама говорила…

–– Да. А теперь представь колодезную цепь. Нет одного звена –– она стала короче –– ничего страшного, хоть и неприятно. А если это звено исчезло по середине? Ты больше не достанешь воды, а вода –– это жизнь.

–– Ты говоришь загадками, бабушка.

–– Просто устала. Пойдем?

Я стала сентиментальна –– старею. Значит, мое время заканчивается. Но я еще успею заслонить свою кровь от бед. Она достойна жизни, как и многие другие чистые души.