Стража последнего рубежа - Волков Сергей Юрьевич - Страница 9

Поскольку одной из задач станции было обеспечение бесперебойной работы радиомаяка, необходимого для воздушного моста, по которому, согласно соглашению о ленд-лизе, американские истребители с Аляски перегонялись на Чукотку, на Большой земле решили, что даже без метеоплощадки станция на Огетене может продолжать работу. Некрасову сообщили, что необходимое оборудование взамен утонувшего, а также топливо и продовольствие зимовщикам будут доставлены, приказали обустроить взлетно-посадочную полосу и организовать круглосуточное дежурство в эфире.

Кроме связистов из всех зимовщиков только Некрасов умел работать с рацией. Ему пришлось включить себя в состав дежурной бригады и часами сидеть у ключа, каждые пять минут передавая в эфир позывные.

Как-то раз, уже в конце декабря, Некрасову выпало ночное дежурство. Сам Виктор Михайлович, когда рассказывал об этом, неизменно подчеркивал, что допустил оплошность и задремал. Так бывает, когда человек сильно устает – он готов уснуть на ходу, чуть ли не на бегу, а не то что возле теплой печки у рации. Видимо, именно это и сыграло свою роль в том, что гвард решился выйти из своего убежища. Вообще-то биоэнергетические организмы хорошо чувствуют состояние людей и стараются без нужды не показываться нам на глаза. Некрасов проснулся от странных звуков – покашливания, скрипа половиц, бормотания – и понял, что в радиорубке есть кто-то посторонний. Поскольку, кроме связистов, остальным зимовщикам вход в помещение был категорически запрещен, Виктор Михайлович схватился за пистолет и вскочил. То, что он увидел, заставило бывалого энкавэдэшника шарахнуться к стене: посреди комнаты друг против друга застыли волосатый здоровяк с каменным молотом в руках и щуплый человечек в лохмотьях, вооруженный похожим на серп, изогнутым кинжалом. Не обращая внимания на Некрасова, они вступили в бой, окруженные призрачным сиянием, пробиваемым багровыми вспышками.

«Стоять! Не двигаться! Буду стрелять!» – закричал человек, снимая табельный ТТ с предохранителя. Гигант с молотом зарычал и бросился на Некрасова, норовя размозжить ему голову. Виктор Михайлович выстрелил трижды и, как сам клянется, попал все три раза, но троллю, а волосатое существо было именно им, человеческие пули оказались нипочем. Коротышка с серпом тем временем подскочил сзади и полоснул своим оружием по ногам здоровяка. Тролль резко обернулся и обрушил молот на карлика, буквально размазав его по полу. Это и спасло Некрасова. Он шагнул вперед и ударил тролля рукояткой ТТ в темя. Таким образом, говоря профессиональным языком, он вступил в физический контакт с биоэнергетическим организмом и, на удивление, вышел из схватки победителем. Тролль рухнул на пол, выронив свое страшное оружие. Потом выяснилось, что у Виктора Михайловича имелись скрытые задатки гвардмейстера и энергетически он был сильнее большинства незнатей низших категорий.

Дальше уже не так интересно. Оказалось, что приемник с «Корнуолла», установленный вместе с другим оборудованием в радиорубке, был немецким, фирмы «Телефункен», и умельцы из седьмого отдела СС перед продажей за рубежи рейха оснастили его гвардом. До поры он скрывался, ожидая возможности проявить себя, но брауни, домовой, обитавший в доме из Девоншира и волей судьбы переселившийся в барак на Огетене, учуял врага и вызвал его на поединок, в котором пал, спасая жизнь человека.

Впрочем, это детали. Главное в другом: Некрасов связался со своим прямым начальством и честно доложил о произошедшем. К этому моменту в НКВД уже было собрано немало информации, касающейся гвардов, и, вопреки ожиданиям, Некрасов не получил ожидаемого нагоняя и обвинений в шизофрении или пьянстве, а был экстренно отозван с Огетена и самолетом доставлен в Москву, где после беседы с Берией получил приказ создать отдел по борьбе с биоэнергетическими диверсантами, сокращенно ОБД.

Чеканин замолчал, подошел к окну, отдернул портьеру и замер, глядя на вечернюю Москву. Тамара так увлеклась рассказом полковника, что на какой-то момент забылась и словно на самом деле оказалась на продуваемом всеми ветрами острове Огетен, побывав в «доме Некрасова» и своими глазами увидев, как гвард из немецкого приемника бьется с британским домовым.

– Душа моя. – Голос Чеканина вернул девушку в реальность. – Ты теперь многое знаешь, поэтому пришло время задать главный вопрос: хочешь ли ты у нас работать? Именно так – хочешь? Приказами тут ничего не решишь. Речь идет о твоем желании. У тебя хорошие задатки, и со временем из тебя может получиться неплохой гвардмейстер. Итак?

Тамара вздрогнула. Перед глазами опять встали покрытые волосками гигантские паучьи лапы. Она уже знала, что ответит, но вслух произнесла другое:

– Я же вроде и так у вас. Год стажировки…

Чеканин ухмыльнулся.

– Эх, душа моя, знала бы ты, сколько таких у нас только за последние шесть месяцев было! Гвардмейстерство – штука тонкая.

– А что с теми… Ну, которых много было? Где они?

– Отправлены в распоряжение центрального отдела кадров ФСБ с формулировкой «для работы в структурах управления «Т» непригоден», – снова ухмыльнулся полковник.

Тамара представила себе это… этот… в общем, это позорище и решительно встала:

– Товарищ полковник! Я согласна.

Разлогинские катакомбы, как и большинство пещер Подмосковья, были по большей части остатками старых каменоломен, поставлявших во времена оные строительный камень для Первопрестольной. Еще в девятнадцатом веке работы здесь прекратились, центральный вход завалило, и постепенно о катакомбах забыли даже местные жители. Заново открыли Разлоги в шестидесятых, но они, в отличие от Сьян или Киселей, не стали таким же популярным объектом подземного туризма. Дело в том, что попасть в пещеры можно было только летом, через полузатопленную нору на восточном склоне Разлогинского холма. Само собой, что в катакомбы спелеологи проникали, вымокнув до нитки. Зимой же, когда вода замерзала, спуститься в Разлоги было попросту невозможно.

Протянувшиеся на многие километры под холмами штреки смыкались с естественными карстовыми пустотами, образуя запутанный, «ныряющий» в глубь земли лабиринт, который еще никто не прошел полностью. Разлоги отпугивали «чайников», но манили профессионалов. Пройти пещеру до конца, «до стеночки», означало внести свое имя в летопись, «стать корифеем».

Желающих было много, но тут Разлоги показали свой крутой и коварный нрав. Бывалые, опытные спелеологи раз за разом спускались в дыру – и возвращались несолоно хлебавши. Карты, составленные ими, Олег видел. Все они противоречили друг другу, словно штреки и каверны Разлогов каждый раз меняли свое местоположение.

А два года назад случилась трагедия: группа из Литвы вместе с коллегами-москвичами ушла на очередной штурм катакомб и попала под осыпь. Два человека погибли, еще четверых отрезало завалом – их вытаскивали почти неделю. После этого по приказу губернатора местные власти залили входную нору двумя самосвалами бетона. Так Разлоги отодвинулись «за круги», став недоступной пещерой.

Конечно, ставить на катакомбах окончательный крест никто не собирался. Охота пуще неволи, в особенности если это охота на неизвестного зверя. Время от времени то одна, то другая группа приезжали на Разлогинский холм и проводили по нескольку дней кряду в поисках нового входа, но все эти попытки были бесплодны. Однако нынешним сентябрем удача улыбнулась подземщикам, причем это были парни из клуба «Морион», куда ходил Олег.

С тех пор прошло больше двух месяцев. За это время морионцы девять раз спускались в Разлоги, картировав двадцать два километра подземелий. Все работы проводились втайне от властей и коллег по увлечению – приказ губернатора никто не отменял. Но каким-то образом морионцев выследили, и найденный ими вход стал известен властям. Старика вызвали на беседу в милицию, ультимативно потребовав не ходить на спуски в Разлоги, а в клуб пришло уведомление от властей Зареченского района, где в несколько издевательской форме сообщалось, что «согласно решению комиссии по туризму и отдыху при губернаторе Московской области 3 декабря сего года доступ в Разлогинские катакомбы будет прекращен».